Генерал
Шрифт:
Остановиться Тарников не мог, не было времени. Но, проезжая мимо могилы, танкисты сняли шлемы, а Тарников дал себе слово, если жив останется, при первой возможности прийти на могилу и перед именем Волкова дописать: «гвардии старшина».
Те подразделения и части механизированных бригад, которые выскользнули из-под удара немецких танков, отошли на новые рубежи и снова заняли оборону. Вместе с ними окопались артиллеристы и минометчики, и их усилиями враг снова был остановлен. Его попытки прорваться на флангах опять окончились безрезультатно, –
Черепанов понимал, что участь этих полков должна решиться в ближайшие часы: или они погибнут, смятые немцами, или найдут способ к спасению. Но помочь им в этом, опять-таки, в сложившейся ситуации, было невозможно.
Командир стрелкового полка и Асланов тоже понимали это и не рассчитывали на помощь.
По возвращении Тарникова задача на прорыв была подробно обсуждена на совещании командования полка. Окончательно определилось место прорыва. И когда все было решено, Асланов повторил:
– Значит, я на своем KB иду во главе основной группы. Пронин наносит отвлекающий удар. В случае успеха, там и прорывайся, Николай Никанорович. Если не прорвешься, поворачивай за мной. Тебя, комиссар, прошу: веди за собой всех. Чтобы никто не остался! Там автоматчики, саперы, связисты, комендантский взвод. В атаке участвуют все. Выходят все! С последней машиной пусть уйдет из кольца и последний боец. А если какую-то часть машин потеряем, экипажи спасать и выводить за собой, ясно?
– Ясно, – сказали Филатов и Пронин.
– А еще я прошу тебя, комиссар, об одном: поговори с людьми. Желательно со всеми. Обязательно побывай у тех, где я не был. Скажи: прорываться будем вместе со стрелковым полком. Разъясни задачу. Втолкуй, какой удар по настроению наших нанесет наша гибель, и какой удар получат немцы, если мы прорвемся. Настало время вариться в котлах им, а не нам! Пусть это прочувствует каждый!
И Филатов ходил из взвода во взвод, из роты в роту, разъяснял, внушал до того момента, когда танковые роты стали стягиваться в кулак.
Через полчаса, когда небо чуть-чуть стало сереть, полк пошел на прорыв.
На участке Пронина бой завязался с первых минут; немцы быстро определили, что удар по ним наносится сзади, – значит, русские пытаются вырваться из мешка! – и обрушили на Пронина огонь минометов и противотанковых пушек. Пронин отвечал, и под грохот этого боя Асланов бросился на прорыв. Он шел в головной машине; она и приняла на себя первый удар. Но сейчас все спасение было в решительности и быстроте; не считаясь ни с чем, надо рваться вперед; этим, кстати, только этим можно помочь и Пронину, которому тоже обратной дороги нет…
Танки Асланова навалились на немцев, круша все на своем пути; следом за ними бежали стрелки, ведя огонь с ходу, отстреливаясь; ночь озарилась трассирующими очередями,
Асланов требовал одного: не задерживаться, вперед, вперед!
И все-таки он оторвался от остальных: то ли они отстали, то ли обогнали его.
Вдруг по танку грохнуло чем-то страшно тяжелым; в звенящей тишине слышно было только, как кровь стучит в висках.
– Горим! – крикнул кто-то, Асланов не разобрал, кто. Боевой отсек и башня наполнились удушливым дымом.
Ази Асланов с трудом, наощупь открыл люк и спрыгнул с горящего танка. Кожаная куртка и шлем горели, он сбросил их и затоптал огонь. Следом за командиром полка выскочили трое танкистов, уже объятые пламенем, и стали кататься по снегу, пытаясь погасить пламя. Асланов кинулся им на помощь.
Подбитый танк горел.
Но горел он уже на нашей стороне – кольцо окружения было прорвано. Асланов и командир стрелкового полка перехитрили врага.
Мимо горящего танка проскакивали группы пехотинцев. Но где остальные машины? Маневрируя под огнем, в темноте, они могли принять в сторону, а, может, сгорели?
То и дело взлетали в разных местах поля ракеты; пулеметным и минометным огнем Асланова и его спутников прижало к земле: нельзя было поднять голову, осмотреться.
Наконец, немцы немного угомонились.
– Отходите, ребята, вместе с пехотинцами, – сказал Асланов. Стрелки как раз вновь поднялись для броска, и командир танка Бухтаяров, Шариф, стрелок, которого Асланов, увы, не знал, не заставили себя ждать.
Асланов отходил последним. А спереди, из окопов, стрелки какой-то части, державшие оборону, кричали:
– Сюда, ребята, сюда!
– Давай скорее, а то подстрелят.
Немцы опять обнаружили прорвавшихся и накрыли их огнем. Пришлось залечь. Фугаски рвали землю. Один огромный осколок воткнулся в снег прямо перед носом Шарифа. Шариф еще сильнее прижался к земле. «Бисмиллах, бисмиллах! – дрожащей рукой Шариф коснулся копана – О творец, ты все можешь, спаси меня, грешного!» Пока Шариф молился, его товарищи и командир полка уже отползли далеко. Шариф торопливо заработал локтями…
Тяжело дыша, свалились в окопы.
Командир стрелковой роты узнал Ази Асланова. Обрадовался и вместе с тем не мог скрыть огорчения: танкистов было только четверо, а где же остальные?
Этим был озабочен и Асланов.
– Прошу вас, лейтенант, прикрывать отходящих на этом направлении. Я уверен, многие еще выскочат. – Он прислушался к звукам боя где-то в стороне; там шла сумасшедшая стрельба. Может, это Пронин. А, может, Саганалидзе отводит своих пехотинцев и артиллеристов?