Генерал
Шрифт:
Поезд Баку-Ростов только что отошел от станции Хасавюрт, как в конце вагона поднялся шум.
– Что там случилось? – спросил Пронин Керимова.
– Не знаю, товарищ майор. Пойти разузнать?
Майор промолчал. Но не прошло и минуты, как Керим Керимов ворвался в купе.
– Полад здесь, товарищ майор.
– Полад?.. Не может быть!
– Здесь, товарищ майор. Не верите, – можете взглянуть.
Пронин подошел к группе парней, толпившихся около последнего купе и в тамбуре. Увидев майора, ребята расступились.
– Где он? – спросил Пронин, и сразу
Он был без шапки, в мокром пиджаке, на плечах – снег…
– Как ты тут оказался? Что ты наделал, а? – закричал Пронин.
Полад, видно, что-то ответил, но из-за бешеного стука колес голоса его не было слышно, только видно, как шевелились губы.
Пронин гневно погрозил ему пальцем. Потом, вызвав проводницу, открыл дверь. Сжавшись, Полад вошел в вагон. Он весь посинел и дрожал от холода, черные глаза словно потускнели. Хорошо, что его вовремя заметили – еще немного, и легко одетый, уже изнемогавший от усталости парень свалился бы с «фартука». Наверное, Полад думал, что на всем свете стоит такая же погода, как в Ленкорани.
Пронин повел Полада в свое купе. Полад остановился около дверей; он был сильно встревожен. Что скажет майор? Повезет его вместе с группой ребят на фронт или же вернет обратно?..
Пронин оглядел Полада с ног до головы. О чем-то подумал. Что-то хотел сказать. Но потом вытащил из-под сиденья сундучок, достал из него лаваш, жареную курицу, зелень, завернутые в бумагу – все, что положила в дорогу бабушка Нушаферин.
– Садись, Полад. Знаю, ты голоден. Поешь, а потом поговорим.
Такое начало обнадеживало. Полад был голоден, как волк, и поэтому безо всяких церемоний присел к столику.
Пронин молчал. Что он решит? Этот вопрос, по мере того как утолялся голод, все явственнее вырисовывался перед Поладом.
– Ну, покушал? А теперь скажи, что мне с тобой делать прикажешь?!
Полад не ответил.
– Вот видишь, и сам не знаешь, как быть… А поставь себя на мое место… Так что в Грозном сдам тебя на руки военному коменданту или в милицию. Они направят тебя домой.
Полад испугался.
– Дядя Николай, – умоляюще сказал он, – что хотите делайте, но не отправляйте меня назад. Я только на вас и надеялся.
– А разве я не сказал тебе еще в Ленкорани, что надо потерпеть? Ты дал слово, а не сдержал его. Значит, тебе нельзя доверять. Так что у нас с тобой ничего не получится!
Ребята в соседнем купе явственно слышали весь разговор. Они все знали о мечте Полада, все ему сочувствовали и все были против возвращения Полада в Ленкорань, но вмешаться не решались.
– Ты представляешь, что творится теперь в Ленкорани? Наверняка, военкомат и милиция тебя ищут. Я уже не говорю о твоей бедной матери. Она, наверно, обегала весь город, обыскала каждый уголок. Тебе что, и мать не жалко?
– Да никто меня не ищет, товарищ майор! Мать знает, где я. Я ей письмо оставил! Может, и плачет… Но знает, что я никуда не делся!
Полад выехал из Ленкорани раньше команды, которую Пронин вез на фронт. Как обычно, он сделал
Он не особенно тревожился о домашних. Проживут! Есть пенсия за погибшего отца, мать еще молодая, может работать. Дети могут друг за другом присмотреть…
Выходя из дому, Полад оставил на видном месте письмо.
«Дорогая мама, я тебя люблю больше всех на свете! Я уезжаю на фронт, как тебе говорил. Не ругай меня, не сердись и не обижайся, что оставил с двумя девчонками. Я уверен, что вы сможете прожить без меня, пока идет война. Мне надо быть на войне. Я – единственный ваш сын… Если бы я знал, где погиб отец, где его могила, я добрался бы туда хоть ползком. Я должен отомстить за него, поэтому и ослушался тебя. Если я стану дожидаться призывного возраста, может, и война кончится. А если не отомщу за отца, плохо мне будет жить на свете. Я поеду и догоню ленкоранских ребят, и постараюсь попасть в бригаду, где дядя Ази командир, ты не беспокойся обо мне. А как доеду до фронта, напишу. Целую тебя и сестричек».
– Полад, приготовься. В Грозном сойдешь, – сказал Пронин.
– Что ж, дядя Николай… – тихо сказал Полад, – я сойду, если вы меня гоните. Но домой все равно не вернусь. Пойду в любую часть.
Решительный ответ Полада заставил майора задуматься, а к тому времени будущие бойцы уже заполнили купе майора. Они наперебой стали упрашивать Пронина взять Полада с собой.
– Столько уже проехал. Намучился… Оставьте его с нами, товарищ майор… Пусть парень останется. Напишем матери, растолкуем, что к чему, она поймет.
– Я ей письмо оставил, – сказал Полад, поворачиваясь к землякам. – А если еще и вы напишете…
Керим Керимов, которого Пронин особенно полюбил, тоже встал на сторону Полада.
– Разрешите ему с нами поехать, товарищ майор. Будет в бригаде кино крутить. Он же прекрасный киномеханик.
Не по душе пришлась Поладу такая перспектива – «крутить кино», да что делать? Главное, чтобы с полдороги домой не вернули. А когда он доберется до части, можно поглядеть, кому что будет сподручнее. Что он, хуже других? Ехать на фронт, чтобы там кино показывать? Ну, нет, этого вы не дождетесь. Не будь я Полад!
Выслушав «ходатаев», Пронин замолчал и больше не проронил ни слова. А поезд, гремя колесами, мчался на север. Полад один стоял у окна. Уже наступила ночь, ребята постепенно разошлись по купе, легли отдыхать. Они выделили полку и Поладу, но ему было не до сна. Его грызли сомнения. Может, он неправильно поступил? Все осуждают. Осуждать легко. А вот понять? Понять трудно. Даже майор не может понять его! И, наверно, все-таки высадит в Грозном. Сказал, и сделает. И с каким лицом вернется Полад в Ленкорань? Нельзя будет людям на глаза показаться…