Генерал
Шрифт:
Поезд приближался к Грозному. Беспокойство и волнение Полада достигли предела, он ждал теперь рокового слова Пронина и неотрывно следил за его лицом. Вот сейчас, вот сейчас майор встанет и скажет: «Ну, пошли». Но майор сидел нахмуренный, мрачный, и казалось, забыл обо всем.
На остановке в Грозном он даже не шелохнулся.
Но пока поезд не отошел от станции, Полад все еще не верил, что его не ссадят, что его берут на фронт и вместе со всеми везут в танковую бригаду.
Глава
1
Фируз Гасанзаде получил звание капитана и был назначен командиром танкового батальона. Уходя из второй роты, он взял с собой Парамонова.
Парамонов чувствовал себя так, словно и он получил повышение, и с особенным старанием прислуживал капитану.
Утро в промежутке между боями начиналось обычно с зарядки и умывания холодной водой. Сам Парамонов процедуру эту не любил, но неукоснительно выполнял свои обязанности, связанные с нею. Он, как всегда, спустился к реке и приволок бадью воды.
Капитан набирал воду пригоршнями и плескал себе на грудь, на шею, на плечи и в лицо.
– Не жалей воды, Парамонов! Лей, лей как следует!
– Мне воды не жалко, товарищ капитан, мне за вас боязно: простудитесь.
– Не простужусь, лей!
Парамонов, приподняв бадью, обрушил воду на шею и на плечи командира. Гасанзаде наклонился еще ниже, и Парамонов вылил всю оставшуюся воду ему на голову.
– Ах-ха!… Вот это дело!
Сняв висевшее на суку березы полотенце, капитан вытерся насухо.
Парамонов, опустив бадейку, с удивлением смотрел на огромный шрам на груди Гасанзаде. «Видно, еще повезло, – думал он о командире. – От такой раны не скоро оправишься. А он выкарабкался».
Растирая полотенцем поросшую густым волосом грудь, Фируз даже забыл о ране. Потом попробовал ее рукой и вздохнул облегченно: зажила.
Он вспомнил, как, узнав о том, что он, недолеченный, оказался в строю, отчитывал его Ази Асланов.
– Что же это вы, Гасанзаде, в конспирацию тут играете, а? Не ожидал я от вас!
– Я не мог поступить по-другому, товарищ полковник, – оправдывался он тогда. Пришлось выложить комбригу все начистоту.
– Неправильно поступил, Гасанзаде, не оправдывайся! Ты должен был сразу же прийти ко мне и рассказать всю правду. Может, и даже наверное, я все-таки оставил бы тебя в полку.
– Сначала я не решился… Не знал вас… Сейчас я, конечно, ничего бы не утаил… Ну, а потом понял, что совершил ошибку, но было поздно. Боялся, что вернете меня в госпиталь. А тогда и госпитальным врачам неприятностей хоть отбавляй… Особенно хирургу.
– Да, там хирургу нагорело бы, а здесь нагорит Смородиной…
– Смородина тоже не виновата, товарищ полковник. Сначала она не хотела и слышать, чтобы я остался в полку, хотела немедленно вернуть меня в госпиталь. Я ее еле уговорил.
– А Смородина
– Елена Максимовна – благородная девушка. Это она меня выгораживала.
Хотя в землянке было прохладно, он едва успевал вытирать пот на висках, на шее, на лице.
– Ты знаешь, что произошло между Смородиной и Прониным?
– Знаю.
– Вот видишь, что ты наделал?
– Это недоразумение меня до сих пор мучает, товарищ полковник. Я хотел разъяснить майору все, но он не пожелал со мной разговаривать.
– Надо было все-таки попытаться все разъяснить.
– Елена Максимовна не разрешила.
Асланов оставил все без последствий. Но было бы лучше, если бы он наказал его. Гасанзаде не любил упреков, да и кто их любит? После того разговора он долго ходил сам не свой, и всю ночь не спал, чувствуя на себе осуждающий взгляд полковника. Долго думал, оставил бы его Асланов в полку, если бы он рассказал ему о своей незажившей ране. Нет, пожалуй, турнул бы в тыл.
Услышав о предстоящем возвращении Пронина в часть, Фируз обрадовался: все прояснится! Он знал, что настойчивые просьбы Асланова возымели действие, и командир корпуса зарезервировал за Прониным должность начальника штаба бригады. Много говорили в бригаде и о том, что Пронин везет пополнение молодых ленкоранских ребят.
В последнее время Гасанзаде часто видел Смородину. Она была весела и приветлива, и он думал, что отношения с Прониным у нее наладились. Поэтому как-то по пути на очередное совещание командиров он заглянул в медсанчасть и поздравил ее с возвращением близкого человека.
Смородина взглянула на него с удивлением.
– С чем вы меня поздравляете?
– Говорят, Николай Никанорович на днях возвращается.
– Это касается меня столько же, сколько любого другого человека в бригаде.
– Я вас что-то не пойму, Елена Максимовна.
– Я и сама себя не понимаю. – Смородина вытирала руки спиртом, словно готовилась к приему больного. – Возвращение майора Пронина в часть не радует меня, Фируз. Скорее наоборот. Эти месяцы я, по крайней мере, его не видела, и уже было успокоилась. А теперь я каждый день буду его видеть… А ведь вы знаете, что значит видеть человека, который когда-то был близким, а стал чужим.
– Разве вы ему не писали? Я думал, все разъяснилось.
– Да, написала, и получила ответ…
Он счел нетактичным расспрашивать, а Лена, задумавшись на минуту, вдруг сказала:
– Он, конечно, правильно поступил. Сама во всем виновата. Я предложила ему после госпиталя поехать к моей матери. Ну, а он… Он меня отчитал… Впрочем, раз уж судьба велела вам встать между нами, я не хочу скрывать от вас ничего. Нате, читайте. Это письмо, которое он написал мне из госпиталя. Читайте, читайте, не смущайтесь, там есть кое-что и про вас.