Генеральская звезда

Морган Эл

— Я получил пропуск на тридцать солдат и на себя, Мак. Могу взять тебя только до проходной. А там действуй на свой страх и риск. Извини, но провести тебя в лагерь не могу. Да я думаю у тебя, наверно, достаточно связей или нахальства, чтобы пройти самому. Договорились?

— Договорились.

Когда мы подъехали к проходной, я понял, что этот лагерь не идет ни в какое сравнение с теми пересылками, какие мне приходилось видеть. Вход преграждали большие тяжелые железные ворота, рядом стояла караульная будка. Двое вооруженных часовых в блестящих белых касках остановили

наш грузовик и стали проверять пропуска у капитана. Я вышел из машины.

— Ваш пропуск, сэр, — потребовал часовой.

— У меня нет пропуска. Я корреспондент.

— Прошу прощения, сэр. Но я не могу пропустить вас без разрешения. Без письменного разрешения.

— От кого?

— От полковника Бронсона. Сожалею, сэр, но таковы инструкции.

Он сделал знак шоферу въехать в ворота, которые открыл второй часовой. Капитан и солдаты помахали мне на прощание, и ворота закрылись за проехавшим грузовиком. Это было нечто совершенно новое. Проникнуть во все другие пересылки, где я бывал, было не труднее, чем на центральный вокзал в Нью-Йорке. Не сомневаюсь, что в любую из них можно было бы провести целую немецкую армию и никто бы даже не окликнул солдат.

— Сожалею, сэр, — повторил часовой.

— Не можете ли вы позвонить полковнику Бронсону и сказать, что у ворот стоит Гарри Уильямс и просит разрешения пройти в замок? Попросите его опустить подъемный мост или хотя бы дать разрешение, чтобы меня переправили на лодке через ров.

— Слушаюсь, сэр, — сказал часовой и направился в караульную будку. — Вы сказали — Гарри Уильямс, сэр?

— Лучше скажите Капа Уильямс.

— Слушаюсь, сэр.

Он скрылся в караульной будке. Другой часовой подошел ближе и уставился на меня, держа винтовку наперевес. Не знаю, в чем он меня подозревал, но будь я проклят, если не начал чувствовать себя виновным.

Первый часовой вернулся.

— Полковник высылает за вами машину, сэр.

— Спасибо.

— Добро пожаловать, сэр.

— Сколько времени вы здесь служите, сержант?

— Прошу прощения, сэр. Нам не разрешается разговаривать на посту, кроме как по служебным вопросам.

— Хорошо, сержант. Какая шикарная каска! Я не видел такой белой и отполированной каски с тех пор, как был в армии Паттона. Скажите, Чарли Бронсон не ввел в обычай носить пистолеты с перламутровой рукояткой?

Часовой молча смотрел на меня, на его лице появился лишь слабый намек на улыбку.

— Вам повезло, сержант, — продолжал я. — Вы получаете на войне бесценную специальность без отрыва от службы. Когда кончится война, вы можете пересечь Ла-Манш и без всякого труда поступить на службу в стражу Букингемского дворца.

— Так точно, сэр.

— Вы считаете, что мое замечание носит служебный характер?

— Сэр?

— Вы мне ответили. Считаете ли вы, что на такой вопрос следовало отвечать?

— Нет, сэр.

— Не бойтесь. Я вас не выдам, сержант.

Тут изнутри подкатил штабной автомобиль. Часовые распахнули ворота, я прошел на территорию лагеря и забрался в машину.

По пути к штабу я не переставал изумляться. Территория была тщательно

распланирована. На коротко подстриженной траве газонов не видно было ни единого камешка. На широкой, обсаженной деревьями дороге нам повстречался взвод солдат во главе с сержантом. Солдаты шли в ногу и, проходя мимо, во весь голос что-то скандировали. Машина остановилась перед двухэтажным зданием. Очевидно, это был штаб. Оно отдаленно напоминало дворец, и я пытался разгадать, что здесь было раньше: госпиталь, школа, а может быть, даже монастырь. Я вышел из машины, и двое часовых, вооруженных винтовками, вытянулись по стойке «смирно». Один из них направился ко мне.

— Мистер Уильямс?

— Да?

— Полковник Бронсон ждет вас, сэр. Прошу следовать за мной.

Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним в дом. Мы прошли по длинному коридору, миновали большую комнату, где стучали на машинках четыре девицы из женской вспомогательной службы, и остановились у дверей с табличкой «Начальник пункта полковник Чарльз Бронсон». Часовой постучал, открыл дверь и отступил в сторону, давая мне дорогу.

Бронсон сидел у окна за письменным столом, на котором стояла табличка с его фамилией. Позади был укреплен на подставке большой американский флаг, перед столом стояли два кожаных кресла, а у одной из стен — длинная кожаная кушетка. Чарли посмотрел на меня, встал и направился ко мне с протянутой рукой. Я пожал ему руку.

— Как поживаешь, Чарли?

— Хорошо, Капа. Просто хорошо. А ты?

— Как нельзя лучше.

Он улыбнулся, и улыбка чудесно изменила его лицо.

— Боже мой, я так рад тебя видеть, — сказал он.

Его слова звучали искренне, и я уселся в кресло.

— После Форт-Худа в Техасе я не встречал другой такой части, как эта.

— Ты был в Худе, Капа? Не знал. Я тоже был в Худе.

— Я писал очерк о новобранце и проследил весь его путь, начиная с призыва на службу и кончая лагерем основной военной подготовки. Это был нелегкий путь. Здешний лагерь напомнил мне об этом. Чего ты добиваешься, Чарли?

— Генеральской звезды.

Ответ был настолько откровенный, что я пару минут просто не знал, что сказать. Знаете, как это бывает, когда встретишь человека, которого давно не видел. Все приглядываешься, насколько он изменился и сохранились ли ваши прежние отношения. Осторожно нащупываешь путь, пока какой-нибудь штрих не даст ключ к разгадке. Я закурил, чтобы протянуть время.

— Ты, наверно, знаешь, что со мной случилось? — спросил Бронсон.

— Знаю, Чарли.

— Как ты меня нашел?

— Я начал с доктора Уотсона из дивизии.

— Сукин сын.

— Потом зашел к полковнику Армстронгу в Париже. Он и сказал мне, что ты здесь.

— Да, я здесь. Как тебе это нравится?

— Бастилия Бронсона?

Он бросил на меня пронзительный взгляд.

— Что, что?

— Так называют твой лагерь — бастилия Бронсона. Я думал, ты знаешь.

— Нет, не знал. С тех пор как мы расстались, я коллекционирую прозвища. Это что-то новое.

— Даже я знаю эти прозвища, Чарли: пират, фанатик.