Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны
Шрифт:
Все было бы хорошо, и лишних вопросов не возникло, если б не разведсводка 52-й пехотной дивизии за ту же дату. А в ней сказано нечто иное, а именно: «Командир 63-го русс. стрелкового корпуса, который противостоял 52-й дивизии на участке Мык – Рогачев, после того как он, будучи раненым, оказал сопротивление и был пленен вместе с 3 комиссарами» [176, Fr. 720]. Сразу же бросается в глаза сходство с корпусной разведсводкой № 38, в которой говорится почти все то же самое, за исключением одного слова. Дивизионный документ утверждал, что генерал попал в плен, а корпусный, что он погиб. Кто же прав? Неужели комкор-63 оказался в плену?
Известно, обстоятельств что немецкое командование проводило проверку гибели генерала Л. Г. Петровского, интересуясь,
При нем не оказалось никаких документов, за исключением нескольких фотографий. Одну из них солдат 439-го полка прихватил с собой, чтобы предъявить вышестоящему командованию. Как показалось немцам, изображенный на фото командир никак не генерал, а подполковник (фото плохого качества представляло Л. Г. Петровского в старом звании комкора с «ромбами» в петлицах, которые немцы ошибочно приняли за «шпалы»).
Личность погибшего помогли подтвердить пленные, захваченные под Скепней и Руденкой, в том числе несколько поволжских немцев. В дальнейшем фотографию предъявили попавшему в плен полковнику А. Л. Фейгину, и тот подтвердил, что на фото изображен командир 63-го корпуса генерал Л. Г. Петровский. На основании всех показаний немцы пришли к заключению, что погибший на дороге между Скепней и Руденкой генерал – именно Л. Г. Петровский, а фото просто старое, где он еще в прежнем звании. Погибшего похоронили в тот же день [49, Fr. 896].
Казалось бы, картина прояснилась: командир 63-го корпуса, видимо, как и все управление, не смог вырваться из кольца вслед за ударными группами 154-й дивизии. Растеряв в бесплодных утренних атаках остатки вверенных войск, он остался вместе с несколькими командирами и политработниками, с которыми принял свой последний бой за час до полудня 17 августа 1941 г. Перестрелку с раненым комкором вели несколько солдат 3-го батальона 439-го полка 267-й дивизии.
Однако неожиданно обнаружилась новая информация, источником которой оказались бывшие немецкие военнослужащие. В книге В. М. Мельникова «На днепровском рубеже» приводится допрос немецкого военнопленного Ганса Людвига Бремера, который в августе 1941 г. служил в 487-м полку в должности командира истребительно-противотанковой роты. Бывший солдат вермахта утверждал, что днем 17 августа солдат его роты Шиндекютте вместе с другим военнослужащим отправился искать трофейную легковую машину. На окраине леса к северу от д. Скепня они увидели подходящий экземпляр, под которым обнаружили спрятавшегося советского командира. На предложение сдаться он ответил огнем и убил немецкого солдата. Тогда Шиндекютте стал стрелять в ответ и застрелил командира.
Убедившись, что тот мертв, немецкие солдаты забрали его шинель со знаками различия и на трофейной машине вернулись в расположение части. Когда Г. Л. Бремер показал шинель командиру своего полка оберсту Хеккеру, тот приказал провести более тщательный осмотр. Все вместе, прихватив с собой хауптмана Беньке и лейтенанта Дейгнера они вернулись на той же машине к месту боя. Прибыв на место, они еще раз осмотрели убитого советского командира, сравнили знаки различия и изъяли у него из кармана удостоверение личности, где было указано, что она принадлежит генерал-лейтенанту Петровскому. В полевой сумке убитого нашлись несколько приказов и карты. Вернувшись в штаб, немцы предъявили документы, в которых была фотография, полковнику А. Л. Фейгину, и тот опознал в убитом своего командира корпуса [398, с. 292–293].
Как видно, воспоминания Г. Л. Бремера носят противоречивый характер. Описанные им события никак не могли произойти 17 августа, поскольку полковник А. Л. Фейгин попал в плен только на следующий день – 18 августа. Но вместе
Если военнопленный Г. Л. Бремер ничего не напутал в своих показаниях, то перед нами два разных события, и, вероятно, можно говорить о двух погибших в перестрелках с немецкими солдатами советских командирах высокого ранга. И если убитый действительно оказался командиром 63-го корпуса, то кем же был второй? Может быть, им был начальник артиллерии корпуса генерал А. Ф. Казаков, числящийся погибшим от ранения.
С немецкой стороны прорыв выглядел так. «В 3.00 утра (по берлинскому времени – О.Н.) началась ожидаемая попытка прорыва противника между Барановкой и Днепром. Части 110-го стр. полка и 437-го стр. полка, в общей сложности около 300 человек, удалось прорваться через наши оборонительные линии, потеряв много убитыми, большое количество ранеными, и уйти мелкими группами. Командир, майор, погиб. Тылы не вышли. Положение восстановлено.
В первой половине дня другим силам удалось прорваться по обе стороны от Руденки, закрепиться в лесах и пробивается дальше на юг. Связь с нашими частями прервана, формирование «ежей». Вновь введенные силы направлены на зачистку. По показаниям одного пленного полковника была задействована ударная группа в количестве 800 человек (в том числе штаб корпуса). Найденные карты показали, что обе попытки прорыва были запланированными и осуществлялись во взаимодействии друг с другом (154-я стр. див.). Полковник за 10 дней до этого был командиром 473-го стр. полка, в последнее время – для особых поручений при 63-м стр. корпуса. На настоящий момент 400 пленных» [133, Fr. 880]. Достаточно легко удалось установить, что бывшим командиром 473-го полка, попавшим в немецкий плен 17 августа, оказался полковник А. М. Бородин.
К 23.00 положение на участке 267-й дивизии выглядело относительно стабильным, красноармейцы оказались оттеснены в леса северо-восточнее Барановки и восточнее и южнее Руденки. Немцы отмечали большое перемешивание частей 63-го корпуса, чей командир генерал Л. Г. Петровский уже был найден погибшим, а рядом с ним 3 или 4 комиссара. Количество пленных достигло 3 150 человек, среди которых находились полковник (А. М. Бородин), подполковник и майор [115a. Fr. 881].
К вечеру стало ясно, что основной удар пришелся по позициям 497-го полка оберста Дауберта, который оборонялся восточнее д. Руденка и Скепня. Полк спешно усилили 267-м разведывательным батальоном и взводом орудий. Первая попытка прорыва состоялась около полуночи: грузовик попытался проскочить по дороге от Руденки на Пиревичи, но был уничтожен огнем солдат 2-й самокатной роты. Следом за ним появились еще несколько автомашин, но их постигла та же судьба, что и первую.
Главный прорыв начался в 4.00. Атакующие советские войска появились непосредственно из леса между д. Руденка и д. Никольский и бросились в направлении на д. Пиревичи. Эта атака была отбита. Вторая последовала через полчаса и также захлебнулась в крови.
В 5.00 около батальона красноармейцев плотными цепями вышли от опушки леса у д. Руденка и двинулись в южном направлении примерно в 1,5 км от немецких позиций. В бой вступили 1-я самокатная рота, резервная пулеметная рота, тылы и штаб 497-го полка, саперный взвод и рота противотанкистов. Фронт растянулся на 6 км, тщетно пытаясь удержать атаку воинов 63-го корпуса. Оберст Дауберт бросил на закрытие прорыва два взвода 2-й самокатной роты, группу станковых пулеметов и усиленную 2-ю роту 497-го полка под командованием лейтенанта Шённа. Они смогли прибыть только к 9.00–10.00 и вступили в бой на левом фланге.