Генератор Кошмаров
Шрифт:
Алан перебрался в кресло и, подперев сжатым кулаком подбородок, некоторое время сидел застывшим изваянием, прислушиваясь к тишине и размеренному дыханию спящей Дейзи. Алан убрал в с лица слипшиеся от пота волосы, чтобы лучше видеть её. Они так и не включили в гостиной свет, и комната погрузилась в темноту, сотканную из вечерних теней. Дейзи спала, не вздрагивая и не просыпаясь, а он охранял её сон, одним своим присутствием отгоняя кружащие над несчастной девушкой кошмары.
Алан, пользуясь выпавшим моментом, размышлял о превратностях судьбы и о жизни. А если начистоту, о чём мы обычно думаем? Что тревожит нас, что занимает наши мысли? О чём мечтает человек, засыпая каждую ночь в своей кровати? Алан не мог дать однозначного
Впору заплакать от бессилия и отчаяния, печально улыбнулся Алан. Вот, буквально на расстоянии вытянутой руки от него находится замечательная девушка, так похожая во сне на неопрятную, помятую, но спящую КРАСАВИЦУ. И она, эта чудесная девушка, любит его. Действительно любит. Он это точно знал. Её любовь в бесчисленных настойчивых попытках пыталась проникнуть в недра его души, просочиться вглубь, но постоянно натыкалась на острые колющие шипы. Дейзи обладает огромным количеством положительных качеств и помимо выдающихся внешних данных. Любой нормальный мужчина был бы счастлив обладать такой женщиной: страстной любовницей, заботливой матерью, надёжным другом, хорошей хозяйкой, любящей женой. Но, увы! Алан видел в этом ехидную насмешку Фортуны. Он не любил её. Не любил ту, которая единственная из всех полюбила его, как мужчину.
Видит Бог, Алану очень хотелось, чтобы всё сложилось иначе. Он бы, не колеблясь, отдал правую руку за Дейзи. Она нравилась ему, он уважал её как личность и человека. Он готов спуститься в ад за её сыном. Но он не готов принять её любовь! Было одно обстоятельство, мешающее ему ответить Дейзи взаимностью. Ах, если бы не оно… Алан подозревал, что живи они с Дейзи одной семьёй и любви зеленоглазой девушки с порядочным запасом хватило бы на них обоих. А там, глядишь, и он бы вырастил в своём сердце нечто подобное этому всепоглощающему светлому чувству по отношению к ней. Ведь он умел любить! Он любил. Но не Дейзи.
– Прости меня, милая, - смежив веки, прошептал Алан. – Прости. Я совсем запутался… Я не знаю, что мне делать и как жить дальше. Я заблудился, понимаешь? Где-то я свернул не туда, куда следовало. И с тех пор иду по кривой нетореной дорожке, ведущей в никуда, в тупик. И я не вижу конца своего пути. Но я чувствую, что конец близок… Вот только я не пойму, что это – финал моего блуждания во тьме или конец моей жизни? Признаюсь, иногда мне хочется умереть, и порою я жалею, что вообще родился… Но если я сдамся, я проиграю. Проиграю жизни, не смерти. А это очень обидно. Я не проигрывал никому. Кроме самого себя. И это было лишь единожды. А победить себя – труднее всего на свете. Но я до сих пор помню тот проигрыш. Он лёг крестом на моё дальнейшее существование. С него-то всё и началось. С него, с моей клятвы, с моей безнадёжной любви…
Открыв глаза, юноша потёр пальцами заломившие виски и бесшумно поднялся с кресла. Пора, сказал он сам себе, нашаривая впопыхах сброшенную на пол одежду. Ему надо идти. Он обещал Дейзи вернуть сына. Кто знает, может, когда она проснётся, то уже всё плохое будет позади, и она опять улыбнётся?
Когда Блейз, одевшись и поцеловав на прощание спящую девушку в щёку, вышел на улицу, запиликал сотовый телефон. Алан поспешно прикрыл за собой дверь, убедившись, что замок защёлкнулся и вытащил из внутреннего кармана куртки неумолкающий мобильник. Это была Шелли. Наверняка переживает и хочет узнать, как у него дела, улыбнулся Алан. Он поднёс трубку к уху.
– Да, Шелли.
– Привет, братик! Судя по твоему спокойному
– Не понял, - Алан нахмурился. – Ты что, куда-то сбежала?
– Не куда-то, а по важным и неотложным делам, - сердито отозвался в трубке голосок Шейлы. – Успокойся, со мной всё в полном порядке. Я под надёжным присмотром в полицейском участке.
– Где?! – Блейз обессилено опустился на деревянные ступеньки крыльца.
– В местном департаменте полиции. Ты что, оглох?
– Что ты, мать тв… хм… там делаешь? – вспылил Алан. Его лицо сделалось мрачнее зависших над городом туч и темнее подступающих сумерек.
– Помогаю в расследовании. И не смей разговаривать со мной в подобном ключе, а то я обижусь!
– Мы с тобой ПОТОМ поговорим, - не предвещающим ничего хорошего тоном пообещал юноша. – Дядя хоть знает, где ты? Или ты слиняла из дому, ничего ему не сказав?
– Ну-у-у… Я оставила дяде Фреду записку. Думаю, что он её уже нашёл. Слушай, а чего ты психуешь? Мне, между прочим, тоже не безразлично, что будет с Тони… Он мой друг! Я рассчитывала, что ты поймёшь меня, а ты, а ты…
– Ладно, - страдальчески поморщился Алан. – У нас ещё будет время обсудить твоё поведение. Будь осторожна, Шелли. До встречи. Я люблю тебя.
– Пока…- растерянно сказала девочка. – Алан, с тобой всё в порядке? Алан, что ты задумал? Мне не нравится твой голос, слышишь меня, Алан?.. Алан?
Блейз отнял от уха зашипевший статическими помехами телефон и удивлённо посмотрел на маленький, светящийся в вечерних сумерках экранчик. Связь безо всяких видимых причин оборвалась. Алан потёр подбородок и убрал телефон.
– Значит, судьба, - не к кому конкретно не обращаясь, сказал он.
Молодой человек ошибся. Судьба здесь была абсолютно не причём.
Глава 14
Стивену Диксону было не по себе. Что-то, возможно, дремавшее доселе некое шестое чувство подсказывало ему, что дело пахнет керосином. И чем больше он прислушивался к своим внутренним ощущениям, тем больше убеждался в их правоте. Вместе с ночью на Хеллвил опускалось что-то ещё. Что-то неестественное, гнетущее, опасное и злое… Это чуяли собаки, забившиеся со страху по конурам и заунывно воющие на одной протяжной, повергающей в дрожь ноте. Приближение этого почувствовали и кошки, дико и пронзительно мяукающие в подворотнях, присоединяя свои истошные вопли к многоголосому собачьему хору. Наконец, ЭТО чуяли крысы. Серые хвостатые твари с нервно подрагивающими носам, лихорадочно блестящими бусинками тёмных глаз, и настороженно приподнятыми закруглёнными ушами, не таясь, нахально шныряли по улицам, перебегая дороги и спеша затаиться в какой-нибудь более надёжной норе. Они искали себе укрытие, щель, убежище, где можно в относительной безопасности переждать наступление этого…
В окнах домов загорались огни, люди запирали двери на все засовы, не в силах объяснить охватившее их беспокойство. Улицы опустели. Тьма и ночной холод ворвались в город, заполняя собой каждый квадратный дюйм свободного пространства. Теряющееся в высоте небо практически отражало опрокинутую под ним землю. Здесь, в грозовых облаках, закрывающих мерцание далёких звёзд, было так же темно и сумрачно. Редкие молнии периодически прошивали бурлящее море бестолково толпящихся туч.
Стивен подошёл к утопающему в сумерках большому двухэтажному дому мэра Грифитта, расположенному в центре города, на пересечении главных улиц. К деревянным двустворчатым дверям вели широкие каменные ступеньки. Их было ровно пять. Старинный камень местами искрошился и стыдливо зевал многочисленными сколами. Это ж сколько людей за всё время ходило туда-сюда, сколько ног оставили на этих плитах свои отпечатки, подумал Стивен, подымаясь вверх по ступенькам. Замерев перед дверями, Стивен перевёл дыхание и, набравшись смелости, нажал на кнопку утопленного в стене звонка.