Генетический потенциал

Вальтер Макс

— Евгений! — Заметив меня, профессор тут же расплылся в улыбке. — Вас-то нам и не хватало.

— Нам? — переспросил я.

— А что вдруг тебя так удивляет? — прозвучал голос за спиной.

Я обернулся и уставился на Севастьянова, который подпирал спиной стену у входа. Вот теперь всё встало на свои места. Я считал его такой же пешкой, но оказался неправ.

— Располагайтесь, скоро мы войдём во вторую фазу, — изобразил пригласительный жест он.

— Может, уже объясните, что происходит?

—

С удовольствием, — ответил Семецкий, блеснув безумием во взгляде. — Идите сюда.

Я подошёл и уставился на план нашей базы, которая имела вид сверху.

— Вы что-нибудь знаете о пластине Халдни? — задал наводящий вопрос профессор.

— Нет, — покачал головой я.

— В своё время этот учёный сумел визуализировать звук в картинку. Собственно, поэтому пластина и носит его имя.

— Кажется, я понимаю о чём вы, — кивнул я. — Я видел такие эксперименты с песком.

— Именно, — оживился Семецкий. — А теперь посмотрите на схему нашей базы.

— И что я должен здесь увидеть?

— Ну как же! Это определённо нота фа диез. Иными словами — частота сорок шесть и двадцать пять сотых герц.

— Ладно, — не стал спорить я, всё ещё ничего не понимая.

— Вы в курсе, что китайская база отличается от нашей по расположению строений?

— Нет.

— Так вот, я их посетил и проверил свою теорию. Их узор полностью соответствует ноте ля диез. И я уверен на сто процентов, что канадская будет выглядеть как до диез.

— Допустим, — ответил я. — И что всё это значит?

— Ну как же?! — воскликнул профессор. — Это основные составляющие ноты аккорда до диез мажор.

— Рад за него, — усмехнулся я.

— В этой тональности звучит наша вселенная.

— Хорошо, но нам-то что с того?

— Потерпите, сейчас я вам всё объясню, — замахал руками Семецкий и выудил из-за пазухи планшет. — Вот, смотрите сюда. Это схема расположения всех исторических пирамид на Земле. В среднем, их все можно поделить на три разновидности: самые известные — египетские, затем пирамиды в Мексике и третий вид — азиатские, то есть те, что находятся в Китае. Самое интересное, что все они имеют привязку к тридцати градусам северной широты и образуют эдакий пояс. И это я молчу об ориентации и геометрической привязке к золотому сечению.

— Юрий Михалыч, я вас не понимаю.

— Сейчас, потерпите совсем немного. Я думаю, что все они были построены с одной целью: терраформирование планеты. Если каждая из них соответствует определённой частоте звука, то в совокупности они производят фа диез мажор, заставляя всю планету вибрировать в одной тональности со вселенной. При правильном подходе это позволяет слепить из любого космического тела то, что тебе необходимо. Нет, само собой не всё так просто, требуется определённый уровень технологий, но…

— Вы хотите сказать, что вся эта база является тем

самым резонатором, способным полностью перестроить всю планету?

— Именно так! — радостно произнёс Семецкий и даже поапладировал. — Таким образом мы одним махом избавимся от всех деградантов и сможем возродить цивилизацию. Но для этого нам необходимо захватить базу канадцев и полностью её отстроить.

— А что будет с нами? Мы сможем всё это пережить?

— Очень сомневаюсь, — улыбнулся профессор.

— Но в чём тогда смысл? Зачем нам всё это дерьмо? Кто заселит планету, если мы все умрём?

— Здесь как раз всё очень просто. Мы поступим точно так же, как при перелёте сюда.

— В смысле?! — опешил я от такого поворота.

— Ах да, вы же не в курсе, — снисходительно улыбнулся Семецкий. — Дело в том, что во вселенной есть непреодолимая сила, которая заключается в скорости света. Так вот, что бы мы ни делали, этот рубеж перешагнуть попросту невозможно. Тогда возникает вопрос: как же устроить космическую экспансию, если мы её не переживём? Человечество угробило множество лет, чтобы решить эту задачу, в то время как ответ был у нас под самым носом.

Профессор остановился и уставился на меня, видимо, ожидая наводящего вопроса. Но я молчал.

— Клонирование, — в очередной раз шокировал меня он. — В космосе летели не мы, а лишь наш биологический материал. Автоматика сделала всё остальное. Сложнее всего было с памятью и переносом личности, но технологии предков помогли преодолеть последний барьер. И вот мы здесь!

Семецкий завершил рассказ и осмотрел нас с гордым видом, словно ожидал аплодисментов.

— Так что с Землёй? — проигнорировал я полученную информацию.

— Откуда мне знать? Для того, чтобы связаться с нашей планетой, нам жизни не хватит. И это при условии, что сигнал будет лететь только в один конец.

— Что?! — натурально опешил я. — Но мы ведь говорили… Мы общались…

— Со мной, — ухмыльнулся Севастьянов. — Все ваши переговоры поступали к нам.

— Так сколько времени прошло? — Я почесал макушку. — Как долго мы были в космосе?

— Ну, если учитывать, что нам практически удалось достигнуть световой скорости, около тысячи лет, плюс-минус пара сотен.

— Ебать, — выдохнул я и сполз на пол. — То есть мы здесь реально одни.

— Я вам больше того скажу, — воздел палец профессор. — Если мои расчёты верны, то на Земле сейчас царит эволюционный хаос. Скорее всего, человек в том виде, в котором мы его помним, уже не существует.

— Но вы не знаете наверняка, так?

— К сожалению это не имеет значения, — развёл руками он. — Мы всё равно слишком далеко и то, какой будет наша цивилизация здесь, на Элпис, зависит только от нас. Нам нужно лишь очистить холст, чтобы нанести на него новые краски.