Генетика этики и эстетики
Шрифт:
Реакционность религий, судьба Испании. Я не буду разбирать здесь «вредную роль» религии в науке. Этому посвящена моя большая статья «Религия и наука». Коснусь здесь только одного пункта, отмеченного Эфроимсоном в заключении. Перепишу это место: «Мир не знал империи, армии и флота, более могущественных для своего времени, чем империя Филиппа II. Полстолетия власти инквизиции сбросили Испанию в такую пропасть, из которой она не может выбраться много столетий». Пожалуй, что инквизиция работала больше полстолетия и не только при Филиппе II, но это мелочь. Сущность утверждения заключается в том, что причиной падения Испанской империи была деятельность инквизиции католической церкви в целом, чего избежала, скажем, Франция. Это сравнение счастливой Франции и несчастной Испании ярко выражено, например, в мечтах прогрессивных испанцев в конце XVIII и начале XIX вв. в романе Фейхтвангера «Гойя» (1955): «А по ту сторону гор, отделенная от Испании, только этими горами, лежала самая светлая, самая разумная страна в мире — Франция». Это говорилось в период Великой революции и наполеоновских войн.
Сравним судьбы трех стран: Испании, Англии и Франции. В Испании — фактический католицизм, в Англии — умеренная религиозность, во Франции — максимальное свободомыслие. В одном случае — гибель империи, в остальных — что? Сейчас ни английской, ни французской империй тоже не существует, так что в общем результат один. Но можно посмотреть иначе: распространение культуры данного народа и данного языка. В том же романе «Гойя» приводятся данные о населении в последнее пятилетие XVIII в.: во Франции — около 25 млн. человек, в Англии и Испании — по 11 млн., в США — примерно 3 мл. белых и 700 тыс. черных рабов,
Ну а как в «светлой, разумной» Франции? Сейчас во Франции 50 млн., в обширной африканской империи Франции было только в Алжире около миллиона (из-за этого миллиона Франция и вела семилетнюю бесславную войну); в заморских колониях немного — в Канаде около 7 млн., всего народов французского языка около 60 млн., т. е. по распространению французского языка Франция в конце XVIII в. была равна примерно сумме Испании и Франции, а сейчас отстала от них примерно в 7 раз. Хорошо известно, что французский язык был в конце XVIII в. международным — «лингва франка», а сейчас эту роль он почти потерял. На первое место вышел английский язык, а испанский тоже выдвигается в один из мировых языков. Но зато по культуре Испания отстала? Не отстала, потому что Испания никогда не занимала в культуре место, сходное с Францией или Англией. Исторический ход развития Испании был совсем другой, как и ее соседки Португалии. Пиренейский полуостров в значительной части был завоеван арабами, внесшими в него культуру, и было время, когда было достаточно мирное сосуществование между тремя культурами: христианской, иудейской и мусульманской. Испанский король Альфонс Мудрый пригласил астрономов всех трех религий совместно работать над усовершенствованием астрономических таблиц. Университет в Кордове принимал учащихся из христиан (там учился будущий папа Сильвестр II). Но потом арабы стали деградировать в смысле культуры, испанцы стали стремиться к освобождению, и в долгой борьбе с маврами вырос авторитет католической церкви, которым потом в значительной степени злоупотребили. Борьба и вызвала отсталость Испании, так же как борьба с татарами вызвала отсталость России (отличие у России только в том, что у татар нечему было учиться, а научились мы там только «татарщине», доселе неизжитой). Длительная вооруженная и в основном справедливая борьба с иноверцами (не забудем, что слава Испании Сервантес тоже принимал участие в битве при Лепанто) создала и воинственную идеологию, и значительные кадры авантюристически настроенных людей. Поэтому по освобождении от мавров сначала небольшая Португалия (когда было всего 1,5 млн. людей), а потом Испания вступили на путь колониальной экспансии, где совершили, конечно, много зверств, ездили в основном за золотом и проч., но внесли вместе с тем католическую культуру с ее подлинно интернациональным духом. Сейчас процесс образования новых наций если не заканчивается, то приобретает некоторую определенность, страны Латинской Америки (в особенности Мексика, Бразилия, Аргентина) несомненно вступили на мощный путь культурного развития, и весьма возможно, в XXI в. испанская культура перегонит французскую. Последняя качественно не обнаруживает никаких признаков деградации, но количественно она отстала в конце XIX в. от Германии, а сейчас — от англосаксонской культуры. Нечего говорить, что и наш народ идет довольно быстро в культурном отношении и шел бы еще быстрее, если бы не известные всем «идеологические» влияния.
В чем же причина отставания Франции? Основная, по-моему, — вредная идеология. Их энергия шла непрерывно в сторону централизации и милитаризации. Идеи великой революции они использовали, чтобы под их флагом вести войну во всей Европе, а для Наполеона, конечно, идеи революции вообще не имели никакой цены. И поразительно, что у французов были не меньшие возможности почти мирной колониальной экспансии, чем у испанцев. Им принадлежала Канада, отвоеванная англичанами, им принадлежала обширная Луизиана: ведь Новый Орлеан основан французами. Эта Луизиана была значительно больше современного штата в США, но что же с ней сделалось? Ее продал Соединенным Штатам Наполеон I. Человек, проливший моря крови в Европе и Африке, даже не постарался сохранить обширную территорию для колонистов-французов. Неужели он, прославленный полководец, боялся слабых тогда Соединенных Штатов? Нет, его больше интересовала собственная слава, кровопролитие для кровопролития, и Эфроимсон приводит изречение этого солдафона: «Что значит для такого человека, как я, какой-нибудь миллион человеческих жизней», — в пандан к высказыванию другого французского солдафона, Конде: «Одна ночь в Париже порождает больше жизней, чем стоила эта битва, кровопролитность которой Вас угнетает». Для таких людей другие люди — только пьедестал для их славы, но, что всего удивительнее и обиднее за человечество, сами умные и культурные французы и нефранцузы готовы считать, что именно такая чингисхановская деятельность и составляет наиболее ценное в деятельности человечества (В. Гюго, как Лермонтов в «Последнем новоселье»). Но кошмарные постулаты Конде и Наполеона оказались неверными, обескровленная Франция получила очень тяжелую длительную рану, а к этому прибавилось, что благодаря антирелигиозному, вернее антикатолическому характеру Великой революции запреты на ограничение рождаемости во Франции потеряли силу и Франция первая из европейских стран оказалась не только мальтузианской страной, но и сверхмальтузианской. Лет 60-70 население Франции было стабильным. Несмотря на то, что вредное влияние чрезмерного прироста населения было исключено, Франция отстала и в экономическом, техническом и научном отношении от Германии, Англии, США и др. Из трех разобщенных держав судьба Франции — наиболее печальна.
Ну а ужасы инквизиции? Несомненно, их нельзя отрицать. Но и Франция не избежала фанатизма: Варфоломеевская ночь, драгонады, приведшие к выселению многих трудолюбивых и честных гугенотов. Испания выселила мавров и евреев, Франция не могла этого сделать, так как мавров вовсе в ней не было, а евреи были выселены из Франции раньше, чем из Испании (а еще раньше — из Англии). Ужасы инквизиции хорошо известны, так как о них говорят многие экспонаты в музеях, да и сами «ауто да фе» проводились публично при огромном стечении (и, как правило, с одобрения) испанского народа. Поэтому ужасы инквизиции тоталитарных режимов XX в. менее известны, так как, количественно не уступая старым ужасам, они проводились в тайне. Что же касается ужасов войн, то они не собраны в музеях (картины Верещагина дают только слабое отражение, о них забывают из-за военной славы, но о них хорошо говорит в некоторых своих рассказах Л. Толстой). Какой кошмар творился в госпиталях наполеоновских времен! Ампутации конечностей проводились тогда без наркоза, а удаление конечностей с перепиливанием костей вряд ли уступает такой тяжелой
О творческой роли отбора в выработке моральных норм. Все предыдущие изложения имели целью показать, что в эволюции морали как индивидуальной, так и коллективной мы наталкиваемся на решительное господство идеологической наследственности, не связанной с генотипом и в значительной степени независимой от условий среды: тем более независимой, чем древнее идеологическая традиция. Среда, конечно, влияет на возникновение идеологических мутаций, но огромную роль в изменении идеологии (но меньшую, чем часто предполагают) играет сознательный разум. Обратимся теперь к тем примерам, которые Эфроимсон приводит как иллюстрацию своего положения о роли отбора в выработке альтруистических основ морали. При этом, конечно, подразумевается, что отбор идет не по индивидуумам, а по коллективам. Один из примеров — уважение к старикам, что является, по Эфроимсону, нормой поведения всех людей. Это объясняется тем, что старики «с их жизненным опытом и резервуаром хранимых в памяти знаний неизбежно становились почитаемым и охраняемым кладом для племени. От этой малочисленной группы (в примитивных условиях люди редко доживали до старости) выживание племени зависело, может быть, в гораздо большей степени, чем от молодых, неопытных добытчиков».
Неужели Эфроимсону неизвестно, что уважение к старикам вовсе не характерно для всего человечества и что, напротив, на ранних стадиях культуры распространено убийство стариков. Дарвин в «Путешествии на корабле "Бигль"» сообщает, что жители Огненной Земли в случае голода сначала съедают старух, а потом собак, так как собаки имеют большую ценность. Стариков душили в торжественной обстановке (обычно душил сын — см. «Алитет уходит в горы») или оставляли на съедение волкам (по Дж. Лондону). Я краем уха слыхал (кажется, от покойного отца), что есть намеки, что и у наших предков стариков спускали зимой в овраг на «лобках», откуда глагол «лобанить». Почтение к старости как таковой (чем старше, тем почтеннее) возникло, по- моему, довольно поздно и несомненно связано с религиозными явлениями. Безусловное почтение к старости выдвинуто, например, в библейской легенде о Ное, где непочтительный Хам противопоставлен почтительным Симу и Яфету. Однако тут отбор (естественный или искусственный) не действовал: у Хама оказалось многочисленное потомство (давшее египтян, кушитов, т. е. черных, хананеян и еще кого-то), а потомков Яфета наш Марр разыскал совсем недавно (яфетиды).
Поэтому почтение к пожилым людям (возраста 45—55 лет), сохраняющим еще бодрость ума и тела и накопившим большой жизненный опыт, и уничтожение дряхлых стариков может быть признано полезным для коллектива, безусловное же уважение ко всякому старику отбором быть вызвано не может. Кстати, отсутствие уважения к древним старикам можно проследить и в более позднее время: как часты в примитивных деспотиях случаи убийства отца сыном, стремящимся к власти.
Жажда бескорыстного знания. «Потомство великих ученых, мыслителей, поэтов, провидцев обычно малочисленно; те, что шли дальше уже общепринятого или думали о недозволенном, гибли во все века. Индивидуальный отбор, вероятно, во все века действовал против чрезмерно любознательных, против стремившихся к познанию. Но зато на генотип, устремленный к усвоению, познанию и пониманию, работал групповой отбор, иногда необычайной мощности» и «Но именно жажда познания нового и истинного, скрытого заставила работать в науке сотни тысяч людей до того, как этот труд стал хорошо оплачиваться и почитаться. Жажда знания и понимания обуревала множество людей: жречество, монашество, знахарство, шаманство, алхимия, талмудизм, каббалистика, сектанство, она уводила в изучение Библии, Корана, конфуцианства». Какое необыкновенное разнообразие духовной деятельности человека объединено! Но если все это выработано естественным отбором, то, значит, все полезно для коллектива. Отбор мыслимо представить всегда как выделение свойства по какому-либо одному или немногим параметрам: например, величина, содержание той или иной соли в крови, скорость бега и проч. Трудно уже со сложными морфологическими признаками, а отбор по отношению к жажде знаний, охватывающей такое необыкновенное разнообразие явлений, выходит за пределы всякого вероятия. А кроме того, совершенно ясно, что очень многие весьма устойчивые коллективы никакой жажды знаний в широком масштабе не обнаруживают.
Сравним древний Рим с другими странами: в Риме, конечно, количество «жаждущих знаний» было в минимуме, и, однако, он одержал победу на длительное время. Какая «жажда знаний» была в монгольской империи Чингисхана? И, однако же, империя победоносно развивалась в течение столетий. Скорее, можно формулировать положение, что наиболее победоносными коллективами являются те, которые одержимы определенным несложным комплексом идей. Понятно, почему такие коллективы впадают в догматизм и всячески борются с малейшими попытками «ревизионизма». Кроме того, «жажды знаний» недостаточно, и только там эта жажда приводит к успешному результату, где сопровождается способностями. А необыкновенные способности в области науки и искусства, проявляющиеся изредка совсем в юном возрасте (вспомним хотя бы Паскаля и Моцарта) — неужели все это полезно для коллектива и выработано естественным отбором?!
О генетике преступности. Эфроимсон приводит данные, что определенные хромосомные аберрации связаны с повышенной преступностью, приводятся и данные о том, что однояйцевые близнецы более сходны по преступности, чем разнояйцевые. Представим себе, что определенные генотипы покажут более высокую долю преступности, значит, нужно стараться стерилизовать носителей? Стерилизация преступников, конечно, вызывает меньший протест, чем смертная казнь, и стерилизация серьезных преступников (убийц, воров-рецидивистов, насильников) может быть допущена как мера на переходный период до построения общества более современного, чем настоящее. Тут дело не в генетике, а в той же идеологической традиции. Ребенок, воспитываемый в воровской среде, имеет большие шансы сделаться вором. С другой стороны, благотворная идеологическая традиция может подавить в человеке те вредные тенденции, которые часто способствуют возникновению преступности. И мы знаем, что в ряде стран в начале XX в. был уже достигнут чрезвычайно высокий уровень общественной этики: Финляндия, Скандинавия (в Осло, говорят, бывали случаи, что на тюрьме развевался белый флаг — тюрьма была пуста), Швейцария. Две мировые войны сильно развратили человечество (а также революции), и даже в невоевавших странах общественная мораль сильно упала. Разумеется, общая атмосфера холодной войны не способствовала подъему морали: пропаганда насилия с обеих сторон, разгул милитаризма, неуверенность в завтрашнем дне — все это гораздо более мощные компоненты преступности, чем генетические отличия. Эфроимсон приводит две цитаты из Б. Савинкова: «Если вошь в твоей рубахе крикнет тебе, что ты — блоха, выйди на улицу и убей». «И во мне поднималась радость, радость от века, радость, что я убил человека». Что это? Новость наших дней, ницшеанство, «все дозволено»? Нет, радость и удовлетворение убийством существовали давно, и почтенность убийства входила в идеологию ряда народов. У даяков о. Борнео жених должен был принести невесте в качестве свадебного подарка голову убитого человека (кажется, этот милый обычай был и в древней Македонии). Недалеко, на Яве, при господстве (в прошлом) буддийской религии (сейчас преимущественно магометанской) такие обычаи отсутствовали. Результат (см. «Зарубежные страны», 1957): | Борнео, кроме сев.-зап. частей | Ява и Малува |
Территория, тыс. км2 | 540 | 132 |
Население, млн. чел. | 2.8 | 54.3 |
Населенность, чел. на 1 км | 5.2 | 411.4 |
Сердце Дракона. нейросеть в мире боевых искусств (главы 1-650)
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
рейтинг книги
Графиня Де Шарни
Приключения:
исторические приключения
рейтинг книги
