Гении исчезают по пятницам

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Да, собственно, больше ни о чем. Закончив с WW-TEL, Эренбург выдал, что на самом деле пытается провести собственное расследование серии убийств ученых. Сергей Сильвестрович был нимало удивлен. Но журналист не стал вдаваться в подробности и довольно скомканно попрощался, заявив, что эта беседа ему очень помогла.

— А когда Эренбург спросил о Кропоткине?

— Еще по ходу прелюдии, как вы ее назвали. Когда говорили о роли личности в науке.

— Ну спасибо, не буду больше отнимать у вас время. — Денис поднялся и протянул Борису Рудольфовичу свою визитку: — Но если вдруг что-то еще вспомните, позвоните мне, пожалуйста.

— Позвоню,

даже если не вспомню, — пообещал тот. — Честно говоря, вы меня заинтриговали. И в отличие от Сергея Сильвестровича, у меня еще есть немного времени на логические разминки детективного плана, попробую подумать, проанализировать все еще разок. Кстати, насчет Сергея Сильвестровича я, пожалуй, сказал вам не совсем правду. Эти убийства ему далеко не безразличны. Он, в отличие от вас, не станет гоняться за призрачными злодеями и даже думать об этом пока не хочет, чтобы не терять времени. Но если он поймет, что на ситуацию можно повлиять, то, не сомневайтесь, сделает все, что будет в его силах. В том числе вспомнит беседу с Эренбургом вплоть до мельчайших деталей. И сделает это не напрягаясь, потому что обладает высокоорганизованным сознанием.

— Это хорошо. Это радует.

— Одно мне непонятно, — Борис Рудольфович проводил Дениса до двери, но там сам же преградил ему дорогу, — вы сами-то знаете, кого Эренбург подозревал в организации этих убийств?

Денис был уверен, что этот вопрос рано или поздно прозвучит, и заранее решил отвечать на него честно, то бишь отрицательно. На самом деле это чистая психология: честному ответу все равно не поверят. Свидетели, а главное, преступники будут теряться в догадках, сколько же реально известно сыщикам. И, что особенно хорошо, станут нервничать. Но отрицательный ответ сразу пресечет дальнейшие расспросы, на которые у Дениса ответов не было: а кого он подозревал? а почему вы не взялись прессовать сразу подозреваемого, а пришли к нам? — и тому подобное.

Так произошло и с Борисом Рудольфовичем, он понимающе улыбнулся и больше Дениса не задерживал.

Анатолий Старостяк

Свет затормозить совсем не трудно. Первыми это проделали америкосы в Гарварде в 2001-м. Облучили «управляющим» лазерным пучком стеклянную кювету, заполненную парами рубидия при температуре где-то семьдесят — девяносто градусов по Цельсию. Излучение перевело атомы в состояние, в котором они не могут поглощать свет. Потом кювету осветили «сигнальным» световым импульсом, содержащим сохраняемую информацию. И в парах рубидия скорость этого импульса упала примерно до девятисот метров в секунду. А еще случилось пространственное сжатие — пучок выпустили длиной в несколько километров (в вакууме), в парах рубидия он потом ужался до нескольких сантиметров.

Взаимодействуя с атомами, свет изменил ориентацию их магнитных моментов и создал связанную систему из атомов и фотонов. Короче говоря, «бестелесные», не имеющие массы фотоны утяжелились за счет атомов и потому замедлились. Потом управляющий пучок постепенно выключается, из-за этого все больше атомов «смешивается» со все меньшим количеством фотонов. Скорость еще падает, и, когда управляющий пучок выключается полностью, фотонов внутри кюветы уже не остается. Вся информация записалась и будет храниться в банке до тех пор, пока не возникнет желание ее оттуда извлечь.

Можно описать механизм

и по-другому — с точки зрения волнового пакета, но смысла это не меняет. Так или иначе, люди научились, во-первых, уменьшать длину светового импульса с километров до сантиметров в соответствующим образом подготовленных парах рубидия; во-вторых, запечатывать переносимую светом информацию в ансамбле атомов как долгоживущие спиновые волны и, в-третьих, извлекать световой импульс из такой ячейки памяти.

Те же америкосы в Массачусетском технологическом институте, скооперировавшись с Научно-исследовательской лабораторией ВВС США в Хэнскоме, проделали то же самое с твердотельным образцом. Вместо паров рубидия они использовали распространенный в средствах оптической записи кристалл иттриевого силиката с примесью редкоземельного элемента празеодима.

Остался один шажок до практической реализации квантовых вычислений, сверхчувствительной магнитометрии и акустооптики, поскольку при замедлении света до дозвуковых скоростей становится возможной сильная связь оптических и звуковых волн.

Одна проблема: несмотря на бешеные капиталовложения, америкосы так и не смогли изготовить прототип, который работал бы не в тепличных лабораторных условиях, а где угодно. И желательно работал бы, во-первых, быстро, а во-вторых, был бы при этом не размером с кастрюлю, а по-настоящему миниатюрным. Застряли, короче, америкосы.

А русские при этом успели их догнать и побороть уже половину их трудностей. Если бы Кропоткину хотя бы половину тех деньжищ, что вбухивают в свои исследования буржуи, Россия уже сейчас могла бы обладать монополией на революционную технологию.

Есть, правда, еще австралийцы — лаборатория профессора Джорджа Кимбла. Те, хоть и финансируются американской корпорацией WW-TEL, но с головой дружат больше ребятишек из Гарварда и Массачусетса. На последней международной конференции по проблемам «хранения света» выяснилось, что Кимбл с Кропоткиным шагают практически нога в ногу.

Ух, как их заело, австралийских буржуев, что русские голодранцы совершили такой колоссальный прорыв! А еще больше заело, конечно, этих акул империализма из WW-TEL. Они небось рассчитывали, что миллиарды от продажи прототипа уже у них в карманах. Они бы точно многое дали за то, чтобы русские отстали хотя бы на полгодика, а еще лучше — вообще сошли с дистанции.

И теперь, собственно, все к тому и идет. Инфаркт Кропоткина просто суперприз для буржуев. Манна небесная какая-то.

Потому что с новым руководителем лаборатория Кропоткина из авангарда резвенько переберется в арьергард и больше никакой конкуренции никому не составит.

Начальником лаборатории сразу после похорон был назначен Владимир Федорович Гуменюк.

— Они специально подписали назначение после похорон. Специально! — Эдик Шнурко, обычно добрый, мягкий и чертовски покладистый, просто кипел злобой. — Завтра же пишу заявление об уходе. Пойду в школу преподавать. Лучше учить физике безмозглых детишек, чем работать под руководством этого осла!

Анатолий пока заявление об уходе писать не собирался, но с Эдиком был согласен на все сто. Если бы Гуменюка назначили до похорон, то на похоронах вместо приличной панихиды случился бы громкий скандал. Руководству института устроили бы такую обструкцию! А самого Гуменюка, который должен был бы выступить как преемник, забросали бы гнилыми помидорами.