Гениталии истины

Гурин Максим Юрьевич

– Эйлер, – наконец нарушил молчание торжествующий Пиночет, – а что вы вообще знаете о войне?

Убедившись, что никто не осмелится что бы то ни было ему отвечать, он заговорил тихо и медленно, будто и в самом деле погрузившись в тяжкие воспоминания:

– Мне было семь лет, когда русские вошли в нашу деревушку Циннобер в северном подберлинье. Когда советская солдатня ворвалась в дом Ауэрбахов, дочь которых, малышка Гретхен, являлась нашей хозяйкой, я, позабытый всеми, валялся в песочнице во дворе, а моя фарфоровая мать лежала в игрушечной коляске, подаренной Гретхен на её пятилетие, случившееся накануне. Как только всё это началось, какой-то мальчишка, не старше двенадцати лет, наверное, сын полка, наступил на меня сапогом. Поэтому

последующие три дня я находился без сознания под изрядным слоем песка. Когда меня откопали, всё уже было кончено. Гуттаперчевый Беовульф рассказал мне, что счёл возможным, учитывая мой юный возраст. Мою мать этот самый малолетний гадёныш, сын полка, заиграл до такой степени, что у неё откололась правая ножка. Он пытался выколоть ей глаза, но сломал об них булавку. Фарфор – это ведь вам не пластмасса! В самый разгар этого издевательства его заметил какой-то русский капитан. Он отнял у сына полка мою мать, и спрятал её к себе в вещмешок. Мы так никогда больше и не увиделись с ней. Говорят, что этот капитан увёз её в Россию и подарил там какой-то умной Маше, которая наверняка в скором времени окончательно разбила её. Ведь аккуратность не в характере русских. В наш последний разговор мать сказала мне одну вещь, которую я никогда не забуду… Самое главное, сынок, сказала она, это всегда оставаться мужчиной. Что бы ни случилось! Помни об этом. Главное всегда оставаться мужчиной. И неважно, чем наполнены твои штаны.

Пиночет замолчал. Все присутствующие как по команде расстегнули верхние пуговицы своих жёлтых мундиров, и каждый из них глубоко вздохнул. Они молчали около трёх минут, пока экстрасенс не решился сказать правду.

Товарищ Пиночет, есть ещё одно обстоятельство, говорящее за то, что начинать надо двадцать девятого.

Все вопросительно уставились на Эйлера и запустили руки себе в волосы.

– 29-го мая, – продолжал он, – произойдёт мистически важное событие, касающееся Вани и всего клана Лебедевых. Но… для подстраховки нужно исправить кое-что в феврале.

– 61-й кабинет в Вашем распоряжении. – сказал после некоторого раздумья Пиночет и сразу продолжил, – Я предлагаю считать 29-е мая окончательно принятой датой начала нашего наступления, а обсуждения – на этом законченными. Гитлер, когда будет готова к заброске ваша диверсионная группа?

– Уже готова, товарищ Пиночет! – похвастался Гитлер.

– Кто будет руководить ею на месте?

– Поручик Чингачгук, товарищ Пиночет! Опытнейший террорист, кадровый офицер, отлично зарекомендовавший себя в пражском лунапарке.

– Я хочу, чтобы он пришёл прямо сейчас. Остальные могут быть свободны! – завершил заседание Пиночет.

Уже через три минуты в двери его кабинета входил высокий статный индеец с длинной трубкой в зубах, на вид лет двадцати пяти. «Роскошный парень!» – отметил про себя Пиночет.

– Здравия желаю! – гаркнул Чингачгук, не выпуская изо рта трубки.

– Здравствуй-здравствуй, малыш… Я вызвал тебя, чтобы услышать, как понимаешь цели этой священной войны лично ты.

Чингачгук опустился на ковёр и задумался, постепенно исчезая в клубах табачного дыма. Пиночет не торопил его. Фильмы с участием Дина Рида научили его уважению к индейцам и их образу мыслей.

– Есть в небе орлы и кондоры, – заговорил наконец Чингачгук со свойственным его народу достоинством неторопливой речи, – но есть и воробьи и синицы; есть в море киты и дельфины, но есть и лосось и селёдка; есть небо и есть земля, и это не одно и то же, хоть и немыслимы они друг без друга; есть океаны, но есть пруды и озёра, хотя водой являются и те и другие. Так и целью любой войны от начала времён является достижение неограниченной власти над женщинами противника, ибо когда женщина противника становится нашей женщиной она перестаёт быть женой и матерью наших противников, но становится нашей женой и матерью наших потомков. Старая индейская мудрость гласит: «Познай женщину своего врага, и ты познаешь себя. Познай женщину

своего друга, и ты поймёшь, кто твой враг». В германской национальной традиции – это всё та же борьба за овладение Святым Граалем.

Пиночет расплылся в блаженной улыбке и даже как-то подсполз под стол.

– У тебя вкусные мысли, малыш! – сказал он и дважды хлопнул в ладоши. – К завтрашнему утру ты и твои люди должны занять свои места в Центральном Универсаме. Валерий Лебедев будет в отделе игрушек в районе полудня. Ошибка недопустима. Купить должны именно вас!

Чингачгук начал медленно, словно вылетающий из бутылки джин, подниматься с ковра. Затем он взял под козырёк и двинулся к выходу. «Я верю в тебя, малыш!» – донеслось до него, когда он уже взялся за ручку двери.

21.

Сима шла по тёмному переулку от Тяпы к себе домой. Шла не просто так, а безмерно радуясь тому обстоятельству, что, как ей казалось, у неё наконец появились веские основания для самоуважения. С чего она это взяла – яснее ясного. Это Тяпа ей насвистела про то и про это и как следует поступать, чтобы любимый мужчина то-то и то-то. То есть про «кнут и пряник»; про то, что надо быть независимой и смотреть на всё с позиции, как лучше тебе самой; что надо быть лакомством, дорогим подарком, вознаграждением за упорную мужественность; ну и прочую бабскую чепуху.

И вдруг Симе показалось, что всё это чушь. И то, что говорила ей Тяпа, и то, что она сама сто раз слышала от подруг, а уж о том, чему её всё детство учила мама, надо вообще забыть и считать весь этот бред нелепым сном, недоразумением и курьёзом. «Да мало ли какие мысли приходят в голову тем, кто, в сушности, и жизни-то настоящей в глаза не видел; кому просто и тупо повезло, а ещё более глупые существа поспешили проникнуться к ним уважением, потому что испытывать хоть к кому-либо чувство глубоко уважения их органическая потребность! Это же свойственно всем отпетым тупицам в той же степени, в какой разного рода “умникам”, не нюхавшим пороху, свойственна врождённая наглость, которая, впрочем, как известно, берёт города!» – неожиданно подумала Сима.

Впервые в жизни её внутренний голос заговорил столь гладко и чётко, и хотя эти её новые размышления по-прежнему не содержали в себе ровно ничего умного – всё же это было большим прогрессом. На мгновение ей даже показалось, что у неё внутри завёлся кто-то ещё или же, напротив, она сама завелась в какой-то другой вселенной, сами условия существования в коей позитивно влияют на связность внутренней речи. «Чего-то я совсем как Мишутка стала! Так, чего доброго, и сбрендить недолго!» – подумала Сима. И тут её окликнули с помощью необычайно громкого произнесения слова «девушка». Кричали с акцентом, но доселе ею не слышанным. «Во всяком случае, едва ли это грузины!» – успокоила сама себя Сима и обернулась.

Перед ней стояли три дюжих молодца, одетых с несвойственными местным мужчинам вкусом и аккуратностью.

– Простьитте пошалуйста, ви не подскажьете, как пратти к кинотьятру «ИльЮзьон»? – спросили они.

– Сначала вы должны сделать три последовательных поворота направо. То есть до первого светофора – прямо, потом направо и снова прямо, до следующего светофора. Там снова направо и снова прямо. Когда вы пройдёте примерно такое же расстояние, как от меня до ближайшего поворота, то есть до ближайшего светофора, вы снова увидите светофор. После него вы опять свернёте направо и пройдёте ровно половину расстояния между первым и вторым вашим поворотом, то есть между первым и вторым светофором. Там, по левую руку, вы увидите огромную светящуюся вывеску «Прачечная». Вам нужно войти во двор этой самой прачечной, во вторую арку по ходу вашего движения. Справа от вас будет такое крылечко из синего кирпича, а чуть впереди ступенчатый же спуск в цокольный этаж. Вот это и есть кинотеатр “Иллюзион”!» – закончила Сима и внимательно посмотрела в центр переносицы наиболее симпатичного иностранца.