Гений АЗЛК
Шрифт:
Ба-бах! После приземления, точнее — прилёднения, всегда нужно чуть подправить курс, очень осторожно, не срывая в занос. Руль заклинило! Нас начало разворачивать, я уже видел в мыслях, как правое заднее крыло сметает чехов с обочины и из жизни, как хозяйка крошки со стола. Рванул его что есть мочи, он начал вращаться, снизу грохот, машина вихляет… Как никого не сбили — загадка на всю жизнь.
— Рейка колотит о защиту! — взвыл штурман.
— Спасибо. А то я сам не заметил.
Поскольку «рогнеда» была трудноуправляема, о скоростной езде и речи нет, остановил её как можно быстрее. Выскочили оба, махнули рукой пейзанам, место людное, запаску — под центральную стойку дверей справа, машину на бок.
Сколько
— Защиту — нах, меняем рейку.
— Да! Несу! — Иван кинулся к багажнику.
Эх, это не МАЗ, в котором во время ремонта на дороге не глушили двигатель, работал компрессор, и все болты-гайки я крутил пневматическим гайковёртом. Тут только ручками-ручками, как в древности, цивилизейшн гуд бай.
Работа понятная, привычная. Это на автосервисе никто не спешит, особенно если оплата почасовая. Две минуты — защита улетела в овраг, ещё три с половиной — туда же отправилась рейка с треснувшим кожухом, истекающим маслом. Новая рейка… Угол схождения передних колёс? Не, не слышали. После этапа отрегулируем.
И тут Ванька застонал, выпустил гаечный ключ.
— Что?!
— Рука…
— На ходу вколешь обезболивающее. Погнали!
Наверно, эти две или три лишние секунды, потраченные на болтовню, оказались роковыми. Только поставили машину на 4 колеса, забросили запаску и инструменты на место, пристегнулись… Опять: ба-бах! Аж шея заболела, когда голова сначала ударилась в подголовник, потом резко дёрнулась вперёд.
Снова выскочили, я тру шею, Иван — руку, у нас в заднице торчит польский «Фиат-125», попытавшийся превратить «рогнеду» в «ниву», лишив багажника.
— Будем вызывать ГАИ, писать протокол? — схохмил штурман, превозмогая боль.
Паны тоже вылезли. У них из радиатора хлещет охлаждающая жидкость, у нас — топливо из бензобака.
— Пся крэв!
Сами они, естественно, никуда больше не поехали, но палец о палец не стукнули нам помочь, хоть Ваня как рукодельник вышел из строя. Я перевёл питание на дополнительный бак, основной просто выбросил, закрепил мятую крышку багажника, чтоб не хлопала, оттянул домкратом левое крыло, чтоб не тёрло о колесо. Времени потратил едва ли не столько, как на замену рейки.
И, что самое обидное, оставшиеся три десятка километров тащились в режиме езды в булочную. Ну, может, чуть быстрее — 100–120. Защиты картера нет, прыгать нельзя, вдобавок, тянуло в сторону. Одна за одной нас обгоняли машины, стартовавшие позднее, улетал псу под хвост запас лидерства, заработанный до Праги, Иван разве что не скулил, а я вёл, вцепившись в руль, поставив себе единственную задачу — не слететь с ралли и набрать минимум штрафных за этот чёртов доп.
Столь явных ЧП больше не случилось, и я довёл кое-как подлатанную машину до Будапешта один, штурман нигде меня подменить не мог, ему даже бегать к судейскому столику за картой на КП было тяжело. Но выдержал, не снялся… и даже не обращался за медпомощью, опасаясь не без оснований, что врач команды отстранит его, заодно и меня, от дальнейшей борьбы. Если бы с нами ехала Валя, та бы всё сделала как надо, меня послушавшись, но подруга предпочла остаться с Мариночкой. Мы вдвоём организовали ему примитивный лубок на предплечье, колол анестезию из аптечки, обоим хотелось выдержать, победить. И заработать премиальные. Снявшихся, отставших и разбившихся было столько, что в своей номинации — объём 1600 и в заводской комплектации — команда МАЗа победила. В классе 1300 — литовская команда «Тойоты» на «терселах».
Обратно
Возвращение домой… Это что-то! Радость, которая никогда не приестся. Мне на шею вешаются сестра, мамочка, потом Валентина, и я с удивлением увидел в глубине квартиры мамудорогую, как это тёща вытерпела валино присутствие. Едва разувшись, побежал здороваться с Мариночкой, она торжественно сидела в кроватке и весело загулькала при папкином появлении — узнаёт! Разумеется, на руки подхватить или даже прикоснуться не мог, сначала — мыться.
После ванны произошла раздача подарков. В ГДР я понял, что поменять западногерманские марки на местные в Восточном Берлине проще простого. Соответственно, сувениров привёз больше обычного, нашлось даже для тёщи — к её удовольствию.
Сели за стол. Судя по разнообразию блюд, женщины старались все, я безошибочно отличал совместную стряпню Вали и Маши, жирное и гиперкалорийное в майонезе — это от мамы, «вкусная и здоровая пища», больше здоровая, чем вкусная, была взносом Анны Викентьевны. Естественно, отведал каждого блюда и нахваливал, оголодавший с дороги. Это не то, что ехать с Валей, подкармливавшей кофе и бутербродами, как тогда, на пути из Варшавы в Минск. Мариночка присутствовала на детском сиденье, довольно хорошо сидевшая и державшая спинку. Говорят, делала первые попытки вставать на ножки в кроватке, хоть слишком рано, я сам не видел. Оставить её на пеленальном столике без присмотра невозможно — крутится как червячок.
Маша вручила мне привезённую из Венгрии бутылку «Кадарки» и штопор.
— Открывай и наливай дамам, победитель!
Я подчинился.
— Увы, только в командном зачёте… — рассказал про досадную аварию между Прагой и венгерской границей. — Зато выполнил норматив Мастера спорта СССР международного класса. Увы, это предел. Если министр заставит идти на повышение, больше гонять не придётся.
Валя, получившая кандидата в мастера, понятливо кивнула, тёща уцепилась за другое:
— На повышение — это в Москву? Или куда-то ещё в Россию?
— Генеральным директором «Запорожца», — схохмила Машка.
— Это место ждёт тебя, как институт закончишь. Бери с собой верёвку с мылом — или самой вешаться, или вешать сотрудников. Да, Анна Викентьевна. Если пригласят, мы с Марией и Маринкой переедем в Москву.
Специально не упомянул четвёртого члена команды, Валя чуть отвернулась, не подавая виду.
— Не оставишь её нам? Бабушки будут скучать. Да и Валентина к ней привязалась как к родной… племяннице.
Понятно, провокация. Мамадорогая нас давно раскусила и рассчитывает догадку превратить в уверенность, дальше предпринимать следующие шаги.
— Не оставлю. Она — моя дочь. Всё, что у меня осталось от Марины, часть её. Мы с Машей справимся. А как чуть-чуть подрастёт, нет проблем, будет навещать бабушек и дедушек. Бегать по даче в Крыжовке.
Про «навещать заодно тётю Валю» умолчал, не желая врать столь явно. Тем более мама тоже наверняка о чём-то пронюхала, если Машка вообще ей не разболтала.
— Об оставшемся от Марины… Не возражаешь, Сергей, если я возьму себе какие-то её вещи?
Деньги Марины точно не отдам. Сам их не трачу, это дочкино приданное. Надеюсь, местная версия Советского Союза гораздо крепче, как и советский рубль. Если почувствую признаки развала, превращу их в валюту или золото, то, что переживёт «великий и могучий», пока ничего подобного не вижу. В политике разбираюсь плохо, для себя сделал зарубку: начнётся ли в конце текущего года вторжение в Афганистан с убийством руководства страны. Если нет — нынешние вожди гораздо умнее и прагматичнее, чем памятные мне брежневы-черненки. Но вернёмся на кухню.