ГЕНИЙ, БЬЮЩИЙ ЧЕРЕЗ КРАЙ Жизнь Николы Теслы
Шрифт:
Он перебрался в отель «Пенсильвания», где оставался несколько лет и где повторилась та же ситуация как с оплатой, так и с голубями. Затем он переселился в отель «Губернатор Клинтон», и примерно через год все повторилось вновь. Тогда, в 1933-м, он снял номер в отеле «Нью-Йоркер», где и прожил последние десять лет своей жизни.
Как-то после полуночи осенью 1937 года Тесла вышел из отеля «Нью-Йоркер» на свое обычное паломничество к собору и библиотеке для кормления голубей. Когда в паре кварталов от отеля он переходил улицу, его - неизвестно, каким образом, - сбила машина. Несмотря на свою проворность, он не сумел увернуться от ехавшего такси, которое отбросило его, и он сильно ударился об землю. Не поднимая вопроса о виновнике случившегося, он отказался от медицинской помощи и только попросил отвезти себя на другой машине
Оказавшись в отеле, он лег в постель и, едва завернувшись в одеяла, вызвал по телефону своего любимого рассыльного Керригана из ближайшего отделения «Вестерн Юнион», дал ему пакет с кормом и отправил выполнять то, что начал, но не смог закончить сам.
На следующий день, когда стало ясно, что он еще долго не сможет выходить на свои обычные ежедневные прогулки, он нанял посыльного на шесть месяцев, чтобы тот каждый день кормил голубей. При падении Тесла сильно повредил спину и сломал три ребра, но насколько серьезно он действительно пострадал, мы никогда не узнаем, потому что, придерживаясь правила почти всей своей жизни, он не стал обращаться к врачу. У него началось воспаление легких, но и тогда он отказался от медицинской помощи. Несколько месяцев он был прикован к постели и не мог по своему обыкновению кормить голубей из окна, и вскоре они перестали прилетать.
Весной 1938 года он смог наконец подняться и сразу же возобновил свои прогулки с кормлением голубей, правда, уже не так активно, поэтому часто поручал это посыльному.
Всем, кто его знал, такая приверженность этому делу казалась всего-навсего увлечением чудаковатого ученого, но если бы они могли заглянуть в его сердце или прочесть его мысли, то поняли бы, что стали свидетелями самой фантастической, но самой нежной и трогательной любовной истории на свете.
Создавший самого себя сверхчеловек страдал от ограничений своего создателя. Наделенный интеллектом, превышавшим средний уровень как качественно, так и количественно, а также другими выдающимися способностями, он смог сотворить сверхчеловека, который ростом превзошел его самого. Но ради высокого роста пришлось пожертвовать другими измерениями, и сокращение вширь и вглубь обернулось явным недостатком.
Еще в молодости, когда ум его, находясь на стадии формирования, был податлив и пластичен, он, как мы видели, усвоил господствовавшие тогда материалистическо-агностические взгляды на жизнь. Сегодняшняя наука вырвалась из рабства противоборствующих мистицизма и материализма и готова рассматривать их как гармониные аспекты всеобъемлющего подхода к пониманию Природы. Однако она сознает, что не научилась еще обращаться или контролировать более тонкие факторы, на которых строили свои системы знаний мистики. Широчайшие области человеческого опыта отвергались во все века учеными, или как бы там они ни называли себя, которые не могли логически уместить их в свои неполноценные и слишком упрощенные натурфилософии. Отрицая явления, недоступные их интеллектуальному осмыслению, ученые и философы не устраняли их и не могли предотвратить их проявлений. Но эти отрицаемые явления отвлеченно принимались проповедниками, которые, беря их без понимания и без надежды на понимание, заточали их в основание религиозных таинств, где они служили полезной цели, ибо на неведомом можно строить еще более неведомое.
Мистические переживания святых всех религий демонстрируют силы, которые представляют собой естественные функции явления жизни, все шире выражающейся по мере дальнейшего раскрытия человека в направлении более высокого эволюционного состояния.
А Тесла как раз и был человеком более высокого развития, и у него были переживания, которые он не желал принимать как эксперименты. Принимая ту пользу, которую приносили эти переживания, он не принимал того, что приносило сами переживания. Это относится, например, к тому неожиданному откровению в будапештском парке, за которым последовало множество крайне важных изобретений и которое лишь по значению - но не по своей основополагающей сути - отличалось от света, ослепившего Савла по дороге в Дамаск18, и от других озарений, приходивших подобным же образом.
Материалистические воззрения Теслы интеллектуально ослепили его к странным явлениям, с помощью которых пришло к нему это откровение, или озарение, но заставили его более глубоко оценить то, что открылось в нем. Только
Но в противоположном направлении Тесла исключил из своей жизни чрезвычайно огромную, или важную, сферу, намеренно - как в мыслях, так и на деле - отказавшись от любви и романтики. Чтобы самому открыть физические тайны Природы, он взрастил в себе силы, которые и прорвались на уровень откровения. А чтобы исключить из жизни соблазны любви и романтики, он преобразил эти силы в творческое самовыражение. В его философии естественных явлений была параллельная концепция, следуя которой, он исключил все духовные аспекты Природы и ограничил ее чисто материальными.
Две силы - сила любви и романтики в его натуре и сила духовных аспектов Природы в его философии в приложении к его работе - томились в заточении в чистилище его личности, ища выхода в рай выражения и проявления. И они нашли этот выход в виде формы проявления для своей сути, но Тесла не понял этого. Отринув любовь к женщине и думая, будто нашел окончательное решение проблемы устранения любви, он не смог удалить из своей натуры саму способность любить. И, выражая себя, способность эта направила свои энергии по каналу, который он оставил без охраны, когда думал о том, как превратить себя в сверхчеловека. Проявление объединенных сил любви и духовности приняло фантастический характер, не имеющий, пожалуй, аналогов в человеческой истории. Тесла поведал мне свою историю, но если бы у меня не было свидетеля, который заверил меня, что слышал то же самое, что и я, то я бы убедил себя в том, что слышал все это лишь в сновидении. Это была история любви его жизни. В истории его странного романа я сразу же увидел причину того, почему с таким упорством он ходил каждый день кормить голубей, как и причину его полночных паломничеств, совершавшихся в одиночестве. Я вспомнил те случаи, когда встречал его на пустынной Пятой авеню и когда в самом начале разговора он говорил: «А теперь оставьте меня». Свою историю он рассказал просто, кратко и без прикрас, но в голосе его отражалось волновавшее его чувство.
– Я кормлю голубей, тысячи голубей, многие годы, целые тысячи, ведь кто может сказать…
Но был один голубь, красивый, чисто-белый со светло-серыми пятнышками на крыльях. Он отличался от других. Это была голубка. Я узнал бы ее где угодно.
Где бы я ни был, она всегда находила меня. Когда я хотел ее видеть, мне стоило лишь пожелать и позвать ее, и она прилетала ко мне. Она понимала меня, а я понимал ее.
Я любил эту голубку.
–Да, - ответил он на невысказанный вопрос, - да, я любил эту голубку, я любил ее так, как мужчина любит женщину, и она любила меня. Когда она заболела, я узнал об этом и понял это. Она влетела ко мне в комнату, и я оставался возле нее несколько дней. Я ухаживал за ней, стараясь вылечить ее. Эта голубка была радостью моей жизни. Если я был ей нужен, то ничто другое уже не имело значения. Пока она была у меня, моя жизнь была наполнена смыслом.
Но вот однажды ночью, когда я в темноте лежал в постели, думая, как обычно, над проблемами, она влетела через открытое окно и села мне на стол. Я понял, что нужен ей, она хотела сказать мне что-то важное, и я поднялся и подошел к ней.
Деян. 9:3 (прим. перев.).
Посмотрев на нее, я понял, что она хочет сказать мне - она умирала. И, когда я понял это, из ее глаз полился свет - мощные лучи света.
– Да, - продолжил он, вновь отвечая на незаданный вопрос, - это был настоящий свет, сильный, яркий, ослепительный свет, сильнее, чем я когда-либо создавал с помощью самых мощных ламп в своей лаборатории.
Когда голубка умерла, что-то ушло из моей жизни. До того времени я знал, что непременно закончу свою работу, какие бы амбициозные задачи я себе ни ставил, но когда это что-то ушло из моей жизни, я понял, что мой жизненный труд окончен.
Да, я кормил голубей годами, я продолжаю кормить их, тысячи голубей, ведь кто, в конце концов, может сказать…
Добавить больше было нечего, и мы расстались в молчании. Разговор этот состоялся в углу мезонина отеля «Нью-Йоркер». Со мной был Уильям Лоренс, автор научных статей «Нью-Йорк Тайме». И еще несколько кварталов мы шли с ним молча.