Гений лаборатории. Книга 2
Шрифт:
— Все хорошо. Иду на поправку. Доктор Чжи обещал перевести завтра в палату.
— Я так рада, сынок. Как же я переживала, — я по голосу почувствовал, что она еле сдерживает слезы. — Мина мне обо всем рассказала. Эта Го-ын… у меня нет слов. Я ее ненавижу. Мне нисколько не жаль ее родителей. Она заслужила то, что получила.
— А что с ней?
Я не хотел напоминать Мине о Го-ын, поэтому ей не задал этот вопрос.
— Тебе не сказали? Она погибла. Когда приехала скорая, она уже была мертва… Мы так боялись, что и ты умрешь, — она больше не смогла сдерживаться и заплакала.
— Успокойтесь,
— Хорошо, сынок. Удачи тебе. Люблю тебя.
На следующий день меня, как и обещали, перевели в оплаченную Биотехом палату и позволили навещать родным. Первой пришла Мина. Она замерла на пороге и, заплакав, бросила к моей кровати. Ко мне до сих пор присоединяли медицинские приборы, отслеживающие мое самочувствие, но это не помешало мне крепко обнять свою возлюбленную.
— Если бы ты умер… я бы умерла вместе с тобой, — сквозь слезы проговорила она, осыпая меня поцелуями. — Все эти дни я сидела внизу и у каждого мимо проходящего медика спрашивала о твоем самочувствии. Один раз мне даже хотели сделать укол, чтобы я немного поспала, но я отказалась. Как можно спать, когда любимый борется за жизнь.
Я отодвинул ее немного от себя и посмотрел на пластырь на шее.
— Как твоя рана?
— Все хорошо. Уже подсохла и не кровоточит. Она неглубокая. Ерунда, — отмахнулась она и вновь осторожно прильнула ко мне.
— Расскажи мне все, что было в тот день.
Мина подтянула к кровати стул, опустилась на него и взяла меня за руку.
— Я на обеде выгуляла Сувона и по пути домой встретила эту… Го-ын. Она поздоровалась и спросила, помню ли я ее. Я, конечно же, не помнила. Она сказала, что подходила к нам в ресторане, когда мы встречались с Куном и Ким Хани. Затем сказал, что вы с ней близкие друзья, поэтому хочет поближе познакомиться со мной и пригласила в кафе.
— В кафе? Как же вы оказались у нас дома?
— До кафе мы не дошли. Я сказала, что мне сначала нужно отвести Сувона домой и переодеться. Она сказала, что подождет меня у нас дома. Она даже назвала номер квартиры и сказал, что бывала в ней не раз. Я согласилась, ведь все это время она вела себя спокойно и довольно дружелюбно. Даже сказала, что хотела бы быть подружкой невесты на нашей свадьбе.
— Забалтывала, — кивнул я.
— Да, она казалась мне такой приятной и общительной, поэтому я ни секунды не сомневалась и позвала ее с собой. Как только мы зашли в квартиру, она изменилась в лице и приставила нож к моему животу. Я даже не заметила, откуда она его достала. Все случилось так быстро и неожиданно, что я опешила и не знала, как поступить. Она велела мне сесть на стул и, приставив к моему лицу нож, второй рукой начала обматывать стул веревкой.
— Откуда веревка взялась?
— Из ее сумки.
— То есть она обдумала все заранее и приготовилась.
— Так и есть. А пока мы тебя ждали, она рассказывала мне, в каких позах вы занимались сексом, о том, как ты ползал у нее в ногах, когда она сказала, что уходит к другому. И еще много всякого неприятного. Я не обращала на это внимания и боялась лишь за тебя. Мне казалось, что она набросится на тебя с ножом и убьет. А я ничем не смогу помочь, ведь она мне даже рот заклеила.
Мина
— Успокойся, милая. Все закончилось. Ее больше нет.
— Ничего не закончилось, Тэджун. Никто не знает, как отразятся твои травмы на дальнейшей жизни. Мне сказали, что есть вероятность, что ты больше не сможешь жить полноценно, как раньше, и тебя всю оставшуюся жизнь будут мучить боли, — еле слышно сказала она. По ее щекам вновь побежали слезы.
— Не бойся. Этого не будет. Я иду на поправку. Прогнозы хорошие, — я погладил ее по щеке.
Через полчаса заглянула медсестра и попросила Мину уйти, ведь мне предстояли процедуры. Мы договорились увидеться завтра.
После процедур ко мне впустили Синхэ. Матушка Тэджуна держалась на удивление хорошо. Я видел, что переживает и нервничает, но она не проронила ни слезинки и пыталась развлечь меня разговорами о том, что происходит у нее на работе, и о соседе, который караулит ее по утрам и дарит цветы или конфеты с пожеланием хорошего дня. Один раз она даже улыбнулась, чему я был очень рад. Я не хотел, чтобы мои родные страдали.
— Сынок, ты, наверное, будешь меня ругать, но я хочу признаться, — тяжело вздохнув, сказала Синхэ, после того как мне принесли ужин, и она помогла мне поесть.
— О чем вы, омони?
— Я ей позвонила, — еще тише сказала она и отвела взгляд в сторону.
— Кому? — у меня не было никаких предположений.
— Матери Го-ын.
— Зачем? Она же здесь ни при чем.
— Как это «ни при чем»? Это она так воспитала дочь, что та хотела убить Мину и чуть не убила тебя! — воскликнула она. — Эта дрянь Го-ын сделала такое, за что не прощают.
Я протяжно выдохнул и помял переносицу. Я понимал Синхэ. Если бы мой ребенок пострадал, то я, скорее всего, тоже бы начал делать глупости и перекладывать вину на окружающих. Именно поэтому я не стал отчитывать и ругать омони. Ее гневу и злости требовался выход, и она нашла, на кого все выплеснуть.
— Чем закончился ваш разговор?
— Сначала она умоляла простить Го-ын, а потом сказала, что ее дочь уже заплатила за свои ошибки и выключила телефон, — Синхэ тяжело вздохнула и принялась разглаживать складку на своей юбке. — Потом я поняла, что зря ей позвонила, ведь в тот день хоронили Го-ын. Уже перед сном написала ей сообщение с соболезнованием. Пусть не думает, что я такая черствая. Просто, ты был на грани жизни и смерти, поэтому я не могла мыслить разумно. Я даже обвиняла себя, что не пришла в тот день к вам в гости и не остановила это безумие.
— Никто ни в чем не виноват. По взгляду и словам Го-ын было понятно, что у нее что-то произошло с головой. Возможно, у нее и раньше были психические отклонения, просто теперь они стали явными. К тому же она мертва, поэтому не стоит о ней вообще говорить.
— Хорошо, сынок. Как скажешь, так и будет. Хочешь я завтра принесу тебе чего-нибудь вкусного?
— Конечно, хочу. Я обожаю все, что вы готовите, — улыбнулся я и пожал ее руку.
Прошло не так много времени, как я очутился в теле Тэджуна, но уже привязался к этой женщине. От нее всегда веяло таким теплом, добром и мягкостью, что я потихоньку начал считать ее своей настоящей матерью.