Гений МАЗа
Шрифт:
— Серёжа! Порой смотрю на знаменитых артистов и не могу избавиться от впечатления после их самых известных ролей в кино. Раневская — это «Муля, не нервируй меня». Плятт — это пастор Шлагг. Тебе нравится «Семнадцать мгновений весны»?
— Игра и постановка великолепны. Жаль, «В гостях у сказки» правдоподобнее.
— Почему?
Я и выдал — про киноляпы, про несоответствие формы, которая в 1945 году у СД никак не могла быть чёрной, что СД и Гестапо занимали разные помещения — на одной улице, но не в одном здании, что женщины никогда не служили в СС, что
У Марины буквально челюсть отвалилась. Снежинки могли залетать беспрепятственно.
— Где это всё ты мог прочитать?
— В ГДР рассказывали. Там этот фильм шёл. Историей интересуются больше нашего, СС и Гестапо — их собственное прошлое. «Семнадцать мгновений» посмотрели с удовольствием, поржали от души. Анекдоты про Штирлица, правда, у них не столь популярны как в СССР.
— Серёжа! Ты меня в очередной раз удивил. Я привыкла, что ты не прочёл столько книг, сколько я. Особенно классику. Но порой выдаешь, не знаю как сказать…
— Зато я «Гарри Поттера» читал, ты — вряд ли. А «Камасутру»?
— Только слышала. Про «Камасутру». Кто такой Гарри Поттер?
— Персонаж британской мифологии.
Порой меня забавляли её сомнения «кто ты такой» и «откуда взялся», надо свозить в Харьков и показать: вон он я, вполне естественного происхождения. Но иногда не мог удержаться и дразнил, сознавая, что рискую.
Марина, оказывается, тоже любила подступать к этой грани.
— Удиви ещё.
— Чем? Могу спеть песенку, наверняка тобой не слышанную.
— Подходит.
На ум почему-то пришёл «Вальс Бостон» Александра Розенбаума, до его появления, если ничто не изменится, всего несколько лет, но он сложен. Не для моего голоса и слуха, точнее — их отсутствия. Тогда другой его шлягер: Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…
Дослушав до конца, она наморщила носик.
— Опять блатной шансон!
— Дорогая, ты не чувствуешь разницу между классикой, стилизованной под блатняк, и собственно блатняком. Песни зоны пишутся бывшими сидельцами, оттого уровень соответствующий. А вот Владимир Высоцкий:
Я жил-горел, я матерел,
Мужал не по годам,
Но рассудила всё судьба иначе:
Меня нагрел один пострел,
Я сел, а он остался цел,
Уйти сумел, как между дел,
Как с трёхи сдача…
— Ну, Высоцкий — это другое. У него есть настоящие стихи.
Не рискуя больше Розенбаумом и другими приветами из будущего, я пообещал стих, написанный где-то в 1944-м году.
— Тоже скажешь — не знаю?
— Давай попробуем. Наверно, про войну, раз сорок четвёртый. Если не все, то почти все слышала или читала.
Я вздохнул. Произносил эти строки многократно, и каждый раз сжимается горло, стискивает
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей…
В интернете видел десятки версий текста, выбрал эту. Эффект оправдался: Марина ахнула.
— Знаешь, когда пел «Владимирский централ», как там, «Еду в Магадан», мелькнула мысль, что ты сам сочинил. Но эти стихи… Серёжа! Это же гениально. Прости, никогда не поверю, что они твои!
— Зачем мне врать? Автор — Ион Деген, знаменитый врач. Настоящий еврей, а не как некоторые юристы, выучившие «я вас умоляю». Не только гениальный поэт, но и великий воин. Один из лучших танковых снайперов СССР. Кстати, освобождал Белоруссию в 1944-м. Был тяжело ранен на фронте, любой металлоискатель сходит с ума в его присутствии — от массы неизвлекаемых осколков в теле. Великий человек во всех отношениях!
Давно умерший в той, в покинутой реальности, и всё ещё живой здесь, среди людей, которых весьма не хочется провожать в последний путь.
— Но это стихотворение не опубликуют. Снять валенки с ещё живого товарища, зовущего на помощь, — мародёрство, состав преступления. А что такова суровая правда войны, начальство не интересует. Спасибо, Серёжа.
— Прости, что о грустном.
— Наоборот. Чтобы чувствовать себя счастливой, нужно иногда грустить. Не всё в этой жизни развлекает…
Даже спорт, который считается зрелищным и доставляющим удовольствие зрителям. Но участникам соревнований — далеко не всегда.
Первый день был полностью посвящён отборочным поединкам. Мой с Зубрицким — для меня лишь четвёртый. Два раунда по три минуты, потом перерыв, чтоб восстановиться, если, конечно, не получил нокаута или травмы, препятствующей дальнейшему участию. В глубине души рассчитывал, что ОБХССнику сломают шею раньше нашей встречи, но в целом предчувствовал: не избежать.
В перерыве между выходами на ковёр смотрел чужие бои. Убеждался: таких как я — много. Люди колотят по мешку и груше для поддержания формы и способности постоять за себя на улице, но не для таких чемпионатов, где встречаются мощные и хорошо обученные парни, для которых основная масса является лишь пушечным мясом, третий-четвёртый сорт.
Таков был мой первый бой с погранцом. Марина сидела на трибуне и смотрела, но я не мог себе позволить хорохориться перед девушкой, основная задача — сберечь себя перед главной схваткой.
Парень уловил, что я не собираюсь бороться за победу и чисто отрабатываю технику защиты. Удовлетворился пропущенными мной несильными джебами, принёсшими ему победу по очкам. Пусть Зубрицкий смотрит и расслабляется, уверовав, какой я слабак.
Второй, вооружённые силы. Крепкий, но не техничный. Подобное мне пушечное мясо, что он тут забыл? Поймался на довольно простой встречный, раскрылся и получил тройку руками — на поражение. Если бы и этому слил, стало бы подозрительно.
Третий не вышел на ковёр, измордованный моим будущим соперником, предоставившим мне лишние десятки минут отдохнуть.