Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля
Шрифт:
— Пятерку дала, — пояснила мне равнодушно Никитина. — Али краденые?
— Другое-то разве несут к тебе? — спросил я. — Ну, вещи пока что пусть будут у тебя. Только не продавай их. А теперь скажи, кто тебе их принес?
Она подняла голову и спокойно ответила:
— А пес их знает. Один через другого, мало ли их идет. Я и не спрашиваю!
— Может, раньше что приносили?
— Нет! Эти в первый раз.
— А в лицо их запомнила?
Она отрицательно покачала головой:
— И в лицо не признаю. Один совсем прятался, в сенях стоял, а другой все рыло
Я смущенно вздохнул:
— Ну, так пока что хоть вещи побереги!
И вот на это-то происшествие я и намекнул Келчевскому. Несомненно, я напал на след; я знал это, но вместе с тем у меня в руках еще не было никакого материала. Тем не менее я решился арестовать этих людей и стал их выслеживать.
В то время пока я выслеживал свою дичь, двое надзирателей Нарвской части арестовали двух человек по подозрению. Так, 4 января 1857 года вечером шли они по Обводному каналу и вдруг слышат, как двое мужчин, нанимая извозчика к Калинкину мосту, говорят ему:
— Только вези нас непременно через погорелые места!
Слова эти показались полицейским подозрительными, и они арестовали обоих мужчин.
Прач возликовал. «Самих убийц за ворот ухватили!» — говорил он, пыхтя от волнения. Но мужчины оказались непричастными к преступлениям: один был сапожным подмастерьем, другой — сидельцем из лавки, и ехали они к знакомым женщинам.
— А наказывали мы ехать через погорелые места от храбрости. Сказывали, что там опасно, ну, а мы так ничего себе, слава Богу… — объяснили они, показывая свои кулаки, и их отпустили.
Прач выругал надзирателей и надулся, а тут, словно ему в упрек, 7-го числа я арестовал своих молодцов, обвиняя их в продаже тулупа и армяка.
Келчевский взялся их допросить.
Один из них, рыжий здоровый парень с воровской наглой физиономией, назвался государственным крестьянином Московской губернии Александром Петровым, а другой — любимским мещанином Иваном Григорьевым. Они заявили, что ходят без дела, ищут места, а что до Никитиной, то такой не знают и никаких вещей ей продавать не носили. Уперлись на этом и конец. Мы их посадили. Я занялся проверкой паспортов, но там все в порядке. Вызвали Никитину, та или из боязни, или вправду, только не признала ни того, ни другого.
А между тем во мне уверенность, что это именно одни из «душителей», была так крепка, что это передалось и Келчевскому, и тот продолжал держать их в тюрьме.
Время шло. Я продолжал свои поиски, но безуспешно. Мои арестанты сидели, и Келчевский также безуспешно разговаривал с ними. Убийства с удушением продолжались. Я уже начал падать духом, как вдруг опять случай пришел мне на помощь.
Я уже выше упоминал про шайку грабителей, действовавшую в это же время в Петербурге. Она состояла всего из шести человек, и тому же Келчевскому было поручено производить по этому делу дознание. Я никогда не упускал случая присутствовать при его беседах с преступниками, если у меня выпадало свободное время. Он тоже, в свою очередь, никогда не отказывал мне в этом и, должен сказать, что если
Так и тут. Разоблачение шайки происходило быстро: роли каждого определялись тотчас, преступления устанавливались, вещи отыскивались.
В тот раз, о котором я повествую, он допрашивал Крюкина, старого рецидивиста. Окончив допрос, он вдруг сказал ему:
— Плохо твое дело, я бы, пожалуй, помог тебе, если бы и ты нам помог…
Лицо Крюкина оживилось надеждой.
— Вам, ваше благородие?
— Где, с кем сидишь?
— Нас много. Восемь!
— А Иванов с тобой?
— Душитель-то?..
Я чуть не подпрыгнул, но Келчевский сохранил полное спокойствие. Он кивнул и сказал:
— Он самый! Дознай от него, скольких он удушил и с кем…
Крюкин покачал головой:
— Трудно, ваше благородие! Действительно, говорил, что душит и вещи продает, а больше ничего. Мы его даже спрашивали: «Как?» А он выругался и говорит: «Я шутил». Ребята сказывали, что знают его, ну а как и что — подлинно никто не знает.
— Ну, а ты узнай! — сказал Келчевский и отпустил его.
— Значит, наша правда! — воскликнул я, едва грабителя увели.
Келчевский засмеялся:
— Наша! Я давно это чувствовал, да конца веревки в руках не было. А теперь все дознаем!
— Вызвать Иванова?
— Непременно! И он тотчас написал приказ, чтобы ему отпустили из тюрьмы Иванова.
Через полчаса перед нами стоял этот Иванов. Нагло улыбаясь, он отвесил нам поклон и остановился в выжидательной позе.
— Ну, здравствуй, — сказал ему ласково Келчевский. — Сидеть еще не надоело?
Этот допрос происходил 2-го апреля, и, значит, Иванов сидел без малого три месяца.
Он передернул плечами.
— Известно, не мед, — ответил он. — Ну, да я думаю, что господа начальники и смилостивятся когда-нибудь.
Келчевский покачал головою:
— Вряд ли! Суди сам: Петров говорит, что ты душил извозчиков, а я тебя вдруг отпущу!
— Петров?! Ах, он… — воскликнул Иванов.
— Что Петров, — продолжал Келчевский. — И ты сам говорил то же…
— Я?!
— Ты. Крюкину говорил, Зикамский и Ильин тоже слышали. Хочешь, позову их?
— Брешут они. Ничего я такого не говорил.
— Позвать?
— Зовите. Я им в глаза наплюю…
— А что от этого? Все равно сидеть будешь, поймаем еще двух, трех. Поверь, они дураками не будут. Все тебя оклевещут. Благо уже сидишь. Петров-то все рассказал…
Иванов стал горячиться:
— Что рассказал-то? Что?
— Сказал вот, что вещи продавали…
— Ну, продавали. Что еще?
— Что ты душил…
— А он? — закричал неистово Иванов.
— Про себя он ничего ие говорил. Ты душил и грабил, а продавали оба, — спокойно ответил Келчевский.