Гений войны Скобелев. «Белый генерал»
Шрифт:
2) 18 июля 1877 года под Плевною один из батальонов нашей пехоты был приведен в порядок производством ученья ружейных приемов. Когда неприятель находился не далее 45 шагов, батальон держал на караул. Турки не выдержали и повернули.
3) На штурме Ловчи одному из батальонов вследствие случившейся, всегда в бою возможной, паники произведено было перед турецким редутом ученье ружейных приемов.
Словом, не поблажкою, не попущением беспорядка на марше и в бою достигается та нравственная напряженность, которая служит залогом победы, а железною твердостью и главное: умением начальника вовремя произвести внезапное впечатление на нервы части.
Средством
Таким образом, говоря о военном искусстве М. Д. Скобелева, нужно суммировать весь комплекс тех мероприятий, которые он проводил ради достижения победы в бою, начиная от повышения своих профессиональных знаний и заканчивая состоянием формы одежды солдат. Он жил в войсках и заботился о всех сторонах их жизни и быта. Он водил войска в бой и добивался побед. Уже этого достаточно для того, чтобы поставить генерала Скобелева в ряды крупнейших военачальников своего времени и детально изучать его военное наследие.
Скобелев и революция
Безусловно, М. Д. Скобелев был сложной личностью, неоднократно вступал в конфликт с властью и далеко не всегда отзывался о ней положительно. Но не вызывает сомнения тот факт, что по своим убеждениям он был монархистом и искренне любил императора Александра II, при котором и сделал свою блестящую военную карьеру.
Отношения Михаила Дмитриевича к власти начали портиться после гибели Царя-Освободителя и восхождения на престол Александра III, который привел с собой многих новых людей, в том числе и недоброжелателей Скобелева. Этот период также связан с последствиями победы Скобелева в Ахалтекинской экспедиции, стремительным ростом его популярности в России и в мире, а также с личными амбициями генерала. Именно тогда Михаил Дмитриевич и начал допускать некоторую вольность в своих суждениях, которую в последующем советские историки пытались возвести в ранг протеста против самодержавного строя.
Художник В. В. Верещагин вспоминал, как однажды во время дружеской вечеринки присутствовавший на ней М. Д. Скобелев стал свидетелем разговора на политические темы.
«Сначала говорили о «хозяине» или – почему-то – «дворнике» Александре III и отзывались о нем нелестно, потом речь зашла о внутреннем положении России. Все сходились на том, что «самодержавие роет себе могилу». Один только Воронцов делал вид, что настроен оптимистически.
После разъезда большинства гостей Скобелев, по привычке меряя шагами кабинет и теребя баки, возмущенно проговорил:
– Пускай себе толкуют! Слыхали уже эту песню! А все-таки в конце концов вся их лавочка полетит тормашками вверх… Полетит, – смакуя каждый слог, повторил он. – И скатертью дорога. Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду.
– Полетят, полетят, – ответил Дохтуров, – но радоваться этому едва ли приходится. Что мы с тобой полетим вместе с ними, еще полбеды, а того смотри, и Россия полетит…
– Вздор, – прервал его Скобелев, – династии меняются или исчезают, а нации бессмертны.
– Бывали и нации, которые как таковые распадались, – заметил Дохтуров. – Но не об этом речь. Дело в том, что, если Россия и уцелеет, мне лично совсем полететь не хочется. И не лежат, никто не велит.
– Как не велит? Я враг всяких революций, – сказал Дохтуров. – Я верю только в эволюцию и, конечно, против революции
– Я?! – почти крикнул Скобелев, но одумался и спокойно, посмеиваясь в усы, сказал: – В революциях, дружище, стратегическую обстановку подготовляют политики, а нам, военным, в случае чего предстоять будет одна тактическая задача. А вопросы тактики, как ты сам знаешь, не предрешаются, а решаются во время самого боя, и предрешать их нельзя».
На основании этого диалога отдельные исследователи делают вывод, что Скобелев понимал неизбежность революции, гибели самодержавия и желал этого. Но людей с таким настроением тогда в России было немало. Скобелев же отличался от них тем, что он, как верно подчеркивал Победоносцев, мог не только говорить, но и действовать.
И это понимали многие. Главная черта Скобелева как руководителя была в том, что он мог решать большие задачи от начала до конца, и эту решимость, не спросив самого Михаила Дмитриевича, чисто механически переносили с военной на политическую плоскость. О решимости Скобелева писал тот же Врангель: «Не умри он преждевременно, он сыграл бы, конечно, решительную роль».
О революционных настроениях Скобелева писал и известный «князь-бунтовщик», революционер-анархист П. А. Кропоткин: «Из сообщений Лорис-Меликова, часть которых была обнародована в Лондоне приятелем покойного (см. «Конституция Лорис-Меликова», лондонское издание Фонда вольной прессы 1893 г.), видно, что, когда Александр III вступил на престол и не решался созвать Земских выборных, Скобелев предлагал даже Лорис-Меликову и графу Игнатьеву… арестовать Александра III и заставить его подписать манифест о конституции. Как говорят, Игнатьев донес об этом царю и таким образом добился назначения себя министром внутренних дел».
Правда, в указанном Кропоткиным издании названного им материала нет, на что исследователи давно обратили внимание. Также не внушает доверия и сообщение о доносе Игнатьева. В то время раскрытие царю замысла Скобелева грозило бы ему очень серьезными последствиями, во всяком случае, о продолжении его службы не могло бы быть и речи.
В то же время нельзя исключить того, что Скобелев был сторонником введения в России конституции. Исследователи ссылаются на письмо, которое после Февральской революции 1917 года направил в редакцию журнала «Голос минувшего» Ф. Дюбюк, однокашник Скобелева по академии Генерального штаба. Он утверждал, что правительство Александра III, уверившись в том, что М. Д. Скобелев замышляет сделать переворот и свергнуть династию Романовых, приняло против него чрезвычайные меры.
Имеется еще один документ, это – хранящееся в отделе рукописей Российской государственной библиотеки письмо в редакцию газеты «Утро России» отставного генерал-лейтенанта К. Блюмера. В нем он, возражая Л. Ф. Снегиреву, пытавшемуся в статье о смерти Скобелева представить его в качестве «монархиста», и при этом, как свидетель, близко общавшийся со Скобелевым во время двухмесячного пребывания небольшого летучего отряда на персидской границе, ссылается на многочисленные личные с ним беседы. По его словам Скобелев, «считая себя как бы в своем семейном кругу, говорил на разные политические и патриотические темы без особого стеснения. Помню, например, как он однажды довольно недвусмысленно дал понять, что считает ненормальным положение России, как славянской державы, под скипетром немецкой династии».