Гений войны Скобелев. «Белый генерал»
Шрифт:
Эта мысль, очень характерная для Скобелева, уже известна. Более принципиально следующее сообщение Блюмера. «Скобелев, – писал он, – был предан личности Александра II, но это нисколько не отражалось на его политических убеждениях. Отношения же его к новому императору вскоре выяснились в отрицательную сторону, а когда стало окончательно определяться реакционное направление правительства последнего, то Скобелев попытался составить заговор с целью арестовать царя и заставить его подписать конституцию. Как видно, монархизм, да еще «par excellence», «белого генерала» мало отличался от политических убеждений его однофамильца, нынешнего министра труда».
В этом свидетельстве мы находим новое, независимое от П. А. Кропоткина
Революционность Скобелева выражалась совсем в другом – он желал революции в военном деле. При этом Михаил Дмитриевич точно не представлял себе мероприятий, необходимых для осуществления этой революции, и уж точно в них не вписывалось свержения царя. В результате своих зарубежных поездок он пришел в выводу, что монархия в некотором плане тормозит развитие государства и армии, но к самой сущности монархического строя относился очень бережно. Вывод напрашивается один – М. Д. Скобелев был революционером в душе, но не был им на самом деле. Он мог говорить многое, но не был готов к решительным действиям во имя достижения этого многого. Он был передовым человеком, но из числа тех людей, кто приветствует выступления других, не участвуя в них самостоятельно.
В то же время Скобелев, безусловно, был сторонником ряда революционных преобразований в армии. Он принадлежал к новому поколению военачальников, но как военный практик он хорошо знал старую армию и поэтому имел право судить о ней и о тех недостатках, которые, по его мнению, мешали развитию военного дела. Так, в одной из своих докладных записок на имя военного министра, после завершения Ахалтекинского похода, он писал:
«Старые порядки в армии были ужасны, ибо сверху донизу царствовал произвол вместо закона, слишком тяжело ложившийся преимущественно на солдат. Эти порядки делали из нашей армии массу без инициативы, способную сражаться преимущественно в сомкнутом строю. Между тем современные боевые условия требуют развития личной инициативы, по крайней степени, осмысленной подготовки и самостоятельных порывов. Все эти качества могут быть присущи только солдату, который чувствует себя обеспеченным на почве закона.
Я уже имел честь докладывать комиссии о той важности, которую имеет неприкосновенность нынешней военной судебной системы для армии…
Командуя войсками в мирное и в военное время, к сожалению, приходится сознаться, что привычки произвола и, скажу, даже помещичьего отношения к солдату еще не искоренились и проявляются в среде многих отсталых офицеров еще слишком часто. Между тем лучшая и самая интеллигентная часть наших молодых офицеров, а также и солдат совсем иначе смотрит на службу и на отношения к ним начальников, чем это было несколько лет тому назад. Я считаю эту перемену большим благом для Отечества и гарантией успеха в будущих боевых столкновениях.
Реформы минувшего царствования в нравственном отношении могут быть названы слишком бесповоротными. Поэтому-то так страшно слышать заявления о необходимости возвратиться к старому, былому, как учит нас отечественная история, далеко не привлекательному. Учреждения, как бы их ни видоизменять, не могут отрешиться от своих исторических корней, и я твердо верю, что всякое колебание в армии коренных нравственных оснований великих реформ императора Александра II, олицетворяемых окружною системою, может найти сочувствие лишь в тех слоях армии, которым тяжело отвыкать от прежних помещичьих привычек».
Верещагин
Среди
В воспоминаниях о Скобелеве художник писал, что все свои награды и отличия Михаил Дмитриевич получил не по протекции, а, что говорится, завоевал с бою грудью, личным примером, показывая солдатам, как следует воевать. Кстати, и сам Василий Верещагин также был человеком незаурядного мужества. Будучи в Средней Азии, он участвовал в обороне Самаркандской крепости, ходил в штыковые атаки, дрался врукопашную и, по воспоминаниям офицеров, очень метко стрелял. За все эти подвиги Верещагин и был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени.
Несмотря на дружбу, Верещагин и Скобелев часто спорили о целесообразности присоединения среднеазиатских ханств к Российской империи. Верещагин считал их слишком большой обузой для России, пожирающей колоссальные людские и материальные ресурсы. Михаил Дмитриевич, напротив, рассматривал Туркестан как плацдарм, с которого в случае военной угрозы в Европе Россия сможет угрожать главной британской колонии – Индии. Правда, позже он изменил свое мнение и согласился с Верещагиным, написав в одном из донесений начальству, что «овчинка выделки не стоит».
Безусловно, Скобелеву не давала покоя слава некоторых полководцев и, прежде всего, Наполеона и Мольтке. И это знал Верещагин. Он писал:
«Надобно сказать, что он особенно высоко ценил военный талант Наполеона I, а из современных – Мольтке, который со своей стороны, по-видимому, был неравнодушен к юному, бурному, многоталантливому собрату по оружию; по крайней мере, когда я говорил с Мольтке о Скобелеве после смерти последнего, в голосе «великого молчальника» слышалась нежная, отеческая нота, которой я не ожидал от прусского генерала-истребителя».
Скобелев очень любил меняться Георгиевскими крестами: это – род военного братства, практикуемого обыкновенно с выбором, им же – направо и налево, со всеми. Не миновал этого «церемониала» и Верещагин. Он вспоминал:
«Когда он (Скобелев. – Авт.) приехал к армии, в Румынии еще, то предложил мне поменяться крестиками, я согласился, но с тем, чтобы сделать это после первого дела, в котором оба будем участвовать. Много спустя, кажется в Плевне, мы разменялись-таки; но так как на другой же или на третий день он уже решил опять с кем-то побрататься, то я вытеребил мой крестишко назад под предлогом, что он мне дорог как подаренный Кауфманом. Всученный им мне был прескверный – казенный, а мой прекрасный, хорошей эмали, чуть ли не «из французского магазина»… (Когда генерал Кауфман был пожалован орденом Св. Георгия 2-го класса, этот крест был подарен ему покойным великим князем Николаем Николаевичем, и никто ничего не заметил неладного в кресте, очень изящно исполненном; но, когда генерал представлялся государю Александру II, его величество, зоркий на самые малейшие неправильности формы, заметил: «А ты крест, Кауфман, верно, купил во французском магазине – Егорий-то не в ту сторону скачет!»)
Скобелев по своему характеру был несдержанным человеком. По этой причине он не однажды обижал людей, в чем затем искренне раскаивался. Верещагин вспоминал:
«На второй день после шейновской битвы я застал его за письмом.
– Что это вы пишете?
– Извинительное послание: я при фронте распек бедного X., как вижу, совершенно напрасно, поэтому хочу, чтобы мое извинение было так же гласно и публично, как и выговор…
Начальник большого отряда, извиняющийся перед неважным офицером (майор Владимирского полка), да еще письменно, – это такой факт, который, конечно, не часто встретишь в какой бы то ни было армии».