Гений Зла Муссолини
Шрифт:
В разговоре с Чиано дуче сказал, что на Австрии дело не кончится — Германия будет действовать в том же духе и дальше. Можно ожидать проблем и с Чехословакией, и со Швейцарией, и с Бельгией — именно в таком порядке[103].
И при таком раскладе понятно, что нужно «готовиться к неожиданностям».
Так что прессе были даны указания славить аншлюс, как «торжество фашистской идеи на германской почве», но армейским инженерам велели ускорить работы по укреплению бывшей границы с Австрией, а сам дуче заперся у себя, и беспокоить его не рекомендовалось.
И ему,
Бенито Муссолини плохо понимал военное дело, мало что смыслил в технологиях — но уж в колебаниях общественного мнения в Италии разбирался как никто другой.
16 марта 1938 года он выступил в парламенте с речью.
И сказал, что если чему-то суждено сбыться, то лучше получить от этого пользу, чем пытаться напрасно препятствовать. И что к голосам, раздающимся в Италии, при-слущиваются’мцллионы немцев. И что аншлюс есть испытание практикой тех уз, что связывают союзные державы, Италию и Германию, и что союз их крепок, как никогда.
Парламент был упакован депутатами от одной-единственной разрешенной в Италии партии и служил не для обсуждения, а для ликования. Ну, и ликование было устроено по полной программе. Муссолини был награжден бурной овацией, выступавшие ораторы говорили, что позиция Италии в деле аншлюса — это шедевр государственной мудрости, а через пару недель, 30 марта 1938 года, случился и апофеоз.
Бенито Муссолини сообщил сенату, что вопросы войны и мира в Италии будет решать только один человек, и онто как раз перед сенатом и выступает. Сенаторы, конечно, разразились аплодисментами, а потом один из них встал и предложил новый декрет, состоявший из двух статей:
1. Начиная с данного момента, в Италии вводится новый ранг: Первый Маршал Империи.
2. Этот ранг присваивается двум лицам — Его Величеству Виктору Эммануилу, Королю Италии и Императору Эфиопии, и Бенито Муссолини, Дуче Фашизма.
Сенатора, предложившего столь глубокий законопроект, звали Констанцо Чиано.
И, конечно же, законодатели опять взорвались шквалом аплодисментов — его тщательно подготовил верный Акиле Стараче, который устроил так, что публика с верхних галерей в порыве восторга смешалась с депутатами и возникла «спонтанная демонстрация нерушимой верности дуче и побеждающим идеям фашизма».
Потом оказалось, что табачный киоск сената ограблен дочиста[104], и Стараче очень по этому поводу огорчался и говорил о безответственных элементах.
Но чего только не перенесешь во имя идеи?
III
Германская делегация, сопровождавшая фюрера, прибыла в Рим на четырех поездах. В нее входили очень многие видные лидеры Рейха — и Риббентроп, и Геббельс, и Гиммлер, и Гесс, да еще и множество всевозможных экспертов и журналистов.
Гитлера, как главу государства, по протоколу должен был встречать тоже глава государства.
Поэтому по Риму в роскошной позолоченной карете он ехал не с дуче, который был всего-навсего главой правительства, а с королем Виктором Эммануилом.
Короля его гость раздражал.
Монарх
Народ в Риме тоже энтузиазма не выказывал, и германским офицерам, случалось, из толпы кричали что-нибудь обидное, но это все было на местном диалекте, так что обошлось без дипломатических осложнений.
В Неаполе, главной военно-морской базе Италии, дуче постарался отыграться — было устроено целое представление: итальянские подводные лодки вдруг всплыли все вместе, держась на одной линии и на равных интервалах друг от друга.
Фюрер посетил все музеи, до которых только смог добраться. 9 мая 1938 года, в самый последний день своего визита, он вдруг открыл для себя Флоренцию, город, о котором грезил во времена своей голодной юности.
Посмотреть Ватикан ему не удалось — папа Пий XI закрыл его на все время визита Адольфа Гитлера и сам тоже уехал из Рима. Но Галеаццо Чиано постарался загладить неприятное впечатление — он организовал отправку в Мюнхен бронзовой копии «Дискобола», понравившейся фюреру во время его предыдущего визита в Италию.
От подписания формального военного договора о союзе Муссолини удалось отвертеться, но сближение Италии с Рейхом продолжалось. 14 июля 1938 года в печати появился «Манифест о Расе», подписанный десятком видных профессоров.
В самом кратком изложении документ состоял из ряда утверждений: человечество делится на расы, они неравноценны по отношению друг к другу, итальянцы принадлежат к арийской расе, и цивилизация, построенная ими, тоже арийская, и так далее.
Манифест, кроме этого, провозглашал существование «чистой итальянской расы», откуда следовал важный вывод: итальянские евреи к ней не относятся.
Это вызвало целую волну всевозможных последствий.
Ну, например, 30 июля 1938 года Муссолини сообщил народу, что «Манифест» вовсе не подражание тому, что происходит в Германии, а вполне собственное, сугубо итальянское явление и что «итальянская раса», оказывается, действительно существует.
Это находилось в некотором противоречии с утверждением дуче, что сам-то он, оказывается, человек нордический и чувствует себя в родстве с англичанами и немцами — что же касается его зятя, Галеаццо Чиано, то он оказался «этруском»[105].
Впрочем, ясности тут не было. Муссолини, например, говорил иной раз, что генуэзцы — отдельная раса или что «расу ломбардцев следует поощрять».
На таком фоне уроженцев Тосканы и впрямь можно было счесть этрусками.
Все это можно было бы счесть за анекдот, но в период между сентябрем и ноябрем 1938-го положение о расовой чистоте стало частью законодательства, как в Германии по Нюрнбергским законам[106].
В полном соответствии с германской практикой евреи изгонялись из всех государственных структур, включая армию, были запрещены браки евреев с итальянскими католиками, их имущество подлежало конфискации. Кроме того, им запрещалось печататься где бы то ни было, их книги изымались из библиотек и от их тлетворного присутствия очищались итальянские университеты.