Гений Зла Муссолини
Шрифт:
Тут, однако, возникли определенные проблемы.
Население Италии в 1938 году оценочно составляло 44 миллиона человек, и из них что-то около 45~50 тысяч можно было причислить к евреям, причем они ничем не отличались от своих соседей, кроме веры. Таким образом, на тысячу условных католиков — в Италии хватало и атеистов, начиная с самого дуче в молодости, — приходился один иудей, столь же условный. Меньшинство, демографический вес которого составляет одну десятую процента, практически невидимое.
Но это же меньшинство составляло 8 % профессоров университетов, так что «очистка» заняла некоторое время.
Из армии выгнали пять генералов, флот избавился от пяти «неправильных» адмиралов, а один выброшенный из офицерских списков полковник застрелился перед строем своих солдат.
И Маргарите Царфати тоже пришлось срочно уехать из Италии.
Дуче сделал так, что ни синьора Царфати, ни ее семья не встретили в этом никаких препятствий — но исключения не сделал даже для нее. Фашистскую партию Италии пришлось чистить даже сильней, чем армию, — в рядах горячих патриотов Италии начала 20-х годов никакого расового учета не вели.
Но это все были проблемы мелкие, домашние и особых затруднений не составляли. Куда важнее было то, что оказался верным прогноз дуче о «движении в сторону Чехословакии».
Именно там в сентябре 1938 года и разразился кризис.
Мюнхен с точки зрения Муссолини, 1938 год
I
Вечером 28 сентября 1938 года Муссолини получил срочное сообщение из Лондона — с ним связался Невилл Чемберлен, премьер-министр Великобритании. Он просил о посредничестве в конфликте с Германией и предлагал Италии участие в конференции, призванной решить судьбы Европы:
«Надеюсь, что Ваше Превосходительство проинформирует рейхсканцлера о вашем желании участвовать в переговорах».
Меньше чем через час после получения телеграммы Муссолини позвонил в итальянское посольство в Берлине. Говорил он, естественно, не с дежурным, а лично с Бернардо Аттолико, послом Италии, аккредитованным в столице германского Рейха.
Послу было передано содержание послания Чемберлена, велено просить о немедленной аудиенции у Гитлера и дана инструкция — сказать рейхсканцлеру о непоколебимой поддержке Германии со стороны фашистской Италии. Но добавить, что хотя решение целиком и полностью определяется самим фюрером, однако дуче настоятельно советует ему принять предложение Чемберлена о срочной конференции.
Когда Аттолико попал в рейхсканцелярию, была уже почти полночь.
Там, однако, все окна были освещены и об отдыхе никто и не помышлял — в кабинете рейхсканцлера шел очень напряженный разговор Адольфа Гитлера с Андрэ Франсуа-Поссе, послом Франции.
Тем не менее Аттолико был принят прямо сразу, без всякого промедления.
И ответ он получил тоже сразу же — фюрер принимал предложение. Германская мобилизация, как было официально сообщено, откладывалась, угроза войны отодвигалась вплоть
29 сентября Гитлер встретил Муссолини на станции, расположенной на бывшей границе между Рейхом и Австрией, — он пожелал сопровождать своего гостя, и особым поездом до Мюнхена они поехали вместе.
По дороге фюрер поделился с дуче своим мнением, что «война с прогнившими демократиями так или иначе неизбежна» и в этой войне Италия и Германия будут драться вместе, плечом к плечу.
Дуче выразил с этим полное согласие.
Его посол тем-временем успел передать ему германские требования на конференции — их уже успели перевести на итальянский. Предполагалось, что это и будет текст, представляющий «позицию Италии», а уж Риббентроп изложит германские требования, которые пойдут куда дальше, но дуче не нужно беспокоиться — немцы на них настаивать не будут.
Они примут то, что — как бы — предложит Италия.
II
В материалах конференции есть интересная фотография: на снимке, повернувшись к фотографу, стоят ее главные участники. Их почему-то не четверо, а пятеро: Чемберлен, Даладье, Гитлер, Муссолини и Чиано, которому вроде бы по чину не полагалось стоять вместе с главами государств и правительств.
Тем не менее на снимке он присутствует и стоит не за спиной дуче, а рядом с ним.
Но в первую очередь в глаза бросается даже не эта аномалия, а то, что Даладье и Чемберлен одеты в обычные штатские визитки, а вот и Гитлер, и Муссолини, и Чиано — в военную форму.
Трудно было бы найти еще более красноречивый символ Мюнхенской конференции — двое штатских, которым отчетливо угрожают трое других, и слово «угрожают» тут надо понимать отнюдь не в терминах деловой беседы.
Как и было договорено, Муссолини прочел вслух свои «компромиссные предложения».
Дальше он из беседы выключился — сел на свое место и ни в каких дискуссиях не участвовал. Конференция началась в 12.45 и продолжалась до 3.00. Потом был объявлен перерыв, и вот тут дуче совершенно переменился. Он повел себя так, как будто центром происходящего был именно он, Бенито Муссолини, национальный лидер итальянского народа, кладезь государственной мудрости и спаситель мира от ужасов новой Великой войны.
Он говорил на французском, которым действительно неплохо владел, и на немецком, который он знал не так хорошо, и на английском, который он якобы знал, но который англичане понимали плохо[110].
Решительно всем, с кем дуче разговаривал, он старался сказать что-нибудь приятное. Скажем, уверил Даладье, что «на родине его встретят ликованием».
Конференция окончилась подписанием официальных документов на основе «итальянских предложений» — Чехословакия отдавала рейху Судеты, свои населенные немцами территории, а взамен получала гарантии ее новых границ со стороны Англии и Франции. Гитлер пообещал Чемберлену, что больше никаких претензий теперь у Германии не имеется, что все возможные разногласия будут решаться мирным путем, при консультации с Англией, — и Чемберлен улетел домой, в Лондон, где его действительно встретили ликованием.