Генофонд нации

Виноградов Владислав Иванович

Живым – и притом очень живым, активно поглощавшим на кухне бутерброды, варенье и чай, – подтверждением того, что учить русского человека иностранным языкам бесполезное дело, был Назар. Оказалось, лет десять назад он учился именно в том педвузе, где Альбина Павловна преподавала английский в ученом звании доцента.

– Не мне судить, в силу каких трагических жизненных обстоятельств вы оказались в карающих органах, – сказала она Назару. – Но по-вашему одухотворенному лицу я без труда угадываю, что вы закончили… да! Отделение романской филологии.

– Сик транзит

глория мунди, [70] – без смущения ответствовал Назар, чье лицо, по непредвзятому и благожелательному взгляду Токмакова, без труда выдавало жизнелюба, профессора по части ухи и шашлыка на свежем воздухе и сопутствующих им ингредиентов и живительных эликсиров.

Назар, будто прочитав мысли Вадима, сказал:

– Ну, раз так, давайте вернемся к нашим баранам…

Обозначилась секундная пауза, но уже в следующее мгновение Альбина Павловна, к удивлению оперов, кивнула:

– Да, вы совершенно правы, именно бедными заблудшими овечками можно назвать этих девушек, которых запутывают разные …мизерабли! – и выразительный взгляд в сторону Вадима дал понять, кто конкретно имеется в виду под загадочным словом.

– Я и говорю, – подхватил Назар, – им надо обязательно помочь.

– Тем более, одна – из нашей с вами альма матер.

Назар, не предполагавший, что в интеллигентном доме его пошлют по матери, да еще незнакомым загибом, поперхнулся овсяным печеньем. Токмаков привел его в чувство, стукнув по спине.

– Расскажите, – прохрипел Назар, – про овечек.

Альбина обладала искусством рассказчика, а заваренный ею чай со смородиновым листом и золотым корнем прочищал не только горло, но и мозги. Токмаков явственно представлял эту парочку юных крыс, сговаривающихся в туалете о передаче халата из Акмолы. Более того, складывалось впечатление, что он их точно видел наяву. Одну из них, по крайней мере, – с лошадиными зубами, тощим задом и непомерным гонором.

– Почему же вы решили, будто речь идет о передаче дури? – спросил Назар. – В смысле, наркосодержащего вещества.

– Коллега, вы меня обижаете! – строго посмотрела поклонница Булата Окуджавы поверх очков. – Это же как раз по теме моей диссертации!

– Дурь? – ошалело переспросил Назар. – По теме этой… романской? Ну, альма матерь, ты даешь!

– Дурь, снег, антрацит, отрава, лепешки, – бойко перечисляла Альбина Павловна. – Если хотите знать, мою диссертацию затребовали в Высшую школу КГБ и Краснознаменный Военный институт!

– А это как раз моя альма матер, – сказал Вадим. – Темой вашей дисстертации был сленг?

– Ненормативная лексика негритянских гетто как форма протеста против расовой дискриминации, – с гордостью произнесла Альбина Павловна. – Поэтому, когда американка пошутила, что халат не простой, а на подкладке из снега, я сразу поняла, о чем речь.

– Так они говорили по-английски, эти две заблудшие овечки? – привстал Токмаков с отведенного ему места у газовой плиты.

– Ну да, а что тут такого.

– И у одной был американский акцент, три серьги в левом ухе и лошадиные зубы?

Альбина Павловна ближе придвинулась к Назару:

– Вы слышите, коллега, он ее знает!

Назар

повернул голову к Вадиму:

– Слышишь, коллега, ты ее знаешь?

– Предполагаю, что да.

– Вот видите! – еще ближе к Назару придвинулась Альбина Павловна. – Я же предупредила – он главарь всей шайки. Пока девушки сговаривались в дамской комнате, этот гражданин страховал их в мужском туалете! Вот спросите, спросите его!

Токмаков смеялся редко. Поэтому и сейчас ему ничего не стоило удержаться:

– Назар, спроси лучше уважаемую Альбину Павловну, какой детектив ей больше нравится: Нэш Бриджес или Коломбо?

Назар повернулся было к хозяйке дома, но тут же спохватился:

Озверевший от непоняток, поперхнувшийся печеньем Назар окрысился:

– Что я вам – переводчик? И вообще, чего это мы с вами, вроде интеллигентные, блин, люди, а пускаем друг друга по матери …

– Точно, пора двигать, – выбрался из закутка у газовой плиты Вадим Токмаков. – Ночь. А завтра Альбине Павловне рано вставать, внука в детский сад отводить. Спасибо за помощь. А если потребуется что-нибудь в Питере – всегда буду рад.

– Так кто же вы на самом деле? – прижала Альбина Павловна руки к груди, напомнив этим жестом Людмилу.

– Здесь написано, – положил Вадим на стол свою визитную карточку. – А по совместительству еще главарем колумбийской мафии подрабатываю. Нам ведь тоже Москва денег переводит с гулькин нос.

…Пять минут героических усилий – и двигатель назаровской «десятки» нехотя заработал. Чего нельзя было сказать о печке, и на лице опера застывала от холода маска улыбчивого клоуна.

– Ты в самом деле знаешь ту девчонку из гальюна?

– Гальюна? А, ты, значит, на флоте срочную служил? – догадался Токмаков.

– Ну да. А ты?

– Год в ВДВ, потом – Военный институт.

– Выслуги у тебя, прикидываю, немерено…

– Пять лет до пенсии, – подтвердил Вадим, – если доживу.

– Мне – пятнадцать с учетом льгот. Поздно в органы пришел.

– А что бы хотел? Пока ты студенточек тискал на отделении романской филологии, я, можно сказать, обороноспособность крепил.

– Обороноспособность чего? – хмыкнул Назар. – Кстати, я спортивный факультет оканчивал. Там у нас девчонки получше филологинь – художественная гимнастика, синхронное плавание… Пальчики оближешь! И без всякой зауми.

– Не сомневаюсь. А с той, из гальюна которая, – вернулся Токмаков к оставленным «овечкам», – часа два назад я пил коктейль. «Б-52» называется.

– Ну и как?

– Как все коктейли, только язык щиплет… А подруга эта, Гертруда Бредли, страшненькая, как все американки. Завтра утром делегация улетает. В 9.30 автобус к подъезду и – в аэропорт. Провожает сам губернатор.

– Не завтра, уже сегодня. А этот деятель мог бы и сам улететь за компанию. По рукам нас вяжет, альма его мать, – щегольнул Захар лингвистическим приобретением и, пока мотор разогревался, прикинул план предстоящей операции. – Передача, конечно, в гостинице намечена. С этим халатом они неплохо придумали. Если брать в момент передачи – скажут откуда мы знали, что дрянь за подкладкой?