Генрих Гиммлер
Шрифт:
Едва ли можно сказать, что Гиммлер реалистично воспринимал свои невероятно ответственные обязанности на так называемом Вислинском фронте. Он был назначен в очередной раз просто, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся после того, как Гитлер бросил все силы на отпор последнего наступления русских. Гудериан, как начальник Генерального штабы, конечно же, выступил против этого непрофессионального назначения, но Гитлер был непреклонен. Вот что сказал по этому поводу сам Гудериан: «Это нелепое предложение меня ужаснуло… Гитлер считал, что Гиммлер очень хорошо показал себя на Верхнем Рейне. К тому же он командовал Резервной армией и, следовательно, всегда имел под рукой источник подкрепления… Гитлер приказал Гиммлеру собрать свой собственный штаб…» [128] .
128
Вестфаль, Германская армия на
По свидетельству Гудериана, Гиммлер окружил себя сотрудниками СС, совершенно не имеющими опыта в том, что им предстояло делать. Его штаб-квартира находилась в 150 милях к северо-востоку от Берлина в Дойч-Кроне, куда он прибыл 24 января, обгоняя по дороге немецких беженцев. Русские уже захватили Восточную Пруссию и вышли на линию, протянувшуюся на юг от Эльбы на Балтике до Торуни близ Познани, старой штаб-квартиры немецкой армии, где Гиммлер так часто произносил речи, и Бреслау. В Северной Германии господствовали наступающие армии, и лишь разрозненные очаги сопротивления пытались сдержать их дальнейшее продвижение.
Имеющиеся у Гиммлера сведения тоже были разрозненными. Согласно Скорцени, он приказал ему сдать город всего в тридцати милях от Берлина и в ста милях от собственной штаб-квартиры. Либо Гиммлер неправильно понял название города, либо он считал, что силы русских рассредоточатся по широко разбросанным областям Германии. Русские, на самом деле, ожидали подхода обозов, отставших в ходе наступления, но они и так уже отсекли германские войска в Восточной Пруссии, которые с нетерпением ждали от гиммлеровской армии освобождения и лишь частично занимали Познань, немецкий центр связи в этом регионе. Гиммлер вывел гарнизоны из Торуни, Кульма и Мариенвердера, которые при благоприятных обстоятельствах, по крайней мере, дали бы ему плацдарм, с которого можно было освободить людей в Восточной Пруссии, и заменил командира гарнизона в Познани твердолобым командиром СС с 2000 кадетов в подчинении. Кроме того, он расставил полицию вдоль реки Одер, поручив ей расстреливать дезертиров и выставлять их тела на всеобщее обозрение. Когда же он попытался предпринять небольшое местное наступление из Дойч-Крона в направлении Шнейдемюля, его люди потерпели поражение, и он был вынужден перенести штаб-квартиру и быстро оттянуть силы на сто миль на запад к Одеру, приказав отдавать под трибунал командиров гарнизонов оставленных позади формирований, если они покинут свои посты. На севере русские армии преследовали его по пятам и продвинулись до самого Одера. По «приказу Гитлера Гиммлер опасно вытянул линию обороны вдоль балтийского побережья, чтобы как можно дольше удержать базы подводных лодок, протянувшиеся до самой Эльбы.
К 31 января передовые силы русских начали угрожать Берлину, совершая вылазки с линии Одера, менее чем в пятидесяти милях от столицы. Началась паника, но наступление русских в этой зоне прекратилось.
Вторая штаб-квартира Гиммлера на Восточном фронте располагалась на роскошной вилле, принадлежащей Роберту Лею, главе Германского трудового фронта, и расположенной неподалеку от Гроссинзейского Орденсбургена [129] СС в Фалькенберге [130] . Здесь он фактически вел жизнь государственного чиновника, которому волею обстоятельств пришлось командовать войсками. Он вставал между восемью и девятью утра, затем Керстен проводил сеанс лечебных процедур, а если Керстена не было, то это делал Гебхардт, частная клиника которого удобно располагалась неподалеку в Хохенлихене. Между десятью и одиннадцатью он читал отчеты о ходе военных действий и принимал решения. После ленча следовал небольшой отдых, затем он снова беседовал со своими офицерами. К вечеру он слишком уставал, не мог концентрироваться и после обеда шел спать. После десяти его уже не беспокоили.
129
Орденсбургеи — «Рыцарские Замки», закрытые учебные заведения полувоенного типа, целью которых была подготовка нацистской элиты. (Прим. пер.).
130
Интересное описание Гиммлера в роли главнокомандующего дал хорошо известный немецкий журналист Юрген Торвальд в двух своих книгах, одна о кампании на Висле — Начало на Висле, и другая о кампании на Эльбе — Конец на Эльбе.
Гитлер, прекрасно осведомленный об угрозе Берлину, все-таки планировал основное наступление на юге [131] , тогда как Гудериан был убежден, что необходимо немедленно атаковать передовые силы русских на востоке от столицы всеми силами, которые только удастся собрать. Он также был уверен, что Гиммлер не сможет руководить этой акцией, которую следует провести быстро и профессионально, пока русские не успели собрать силы для дальнейшего продвижения.
Гудериан собирался отстаивать
131
Нефтеперерабатывающая промышленность Германии сильно пострадала от бомбардировок союзников. Гитлер считал, что должен любой ценой сохранить нефтяные скважины Австрии и Венгрии, которые все еще оставались в его руках.
Гудериан: Мы не можем ждать до последней канистры бензина и последнего снаряда. К этому времени русские станут слишком сильны.
Гитлер: Я не позволю обвинять себя в желании ждать.
Гудериан: Я ни в чем вас не обвиняю. Я просто хочу сказать, что нет смысла ждать, пока будут выпущены последние снаряды, и, тем самым, упустить удобный момент для атаки.
Гитлер: Я же только что сказал, что не позволю обвинять себя в желании ждать.
Гудериан: Генерала Венка следует присоединить к штабу Рейхсфюрера, ибо в противном случае может не остаться шансов на успешную атаку.
Гитлер: Лидер нации достаточно опытен, чтобы возглавить атаку самому [132] .
132
См. книгу Гудериана Повелитель танков, стр. 413.
По свидетельству Гудериана, диспут продолжался два часа. В конце концов, Гитлер пришел в ярость:
«Кулаки его поднялись, щеки вспыхнули, все тело затряслось, он стоял передо мной вне себя от ярости и уже потерял над собой контроль. После каждой вспышки Гитлер стремительно проходил туда и сюда по краю ковра, затем внезапно останавливался прямо передо мной и бросал мне в лицо очередное обвинение. Он почти что кричал, глаза его, казалось, готовы были выскочить из орбит, а на висках надулись вены. Я понял, что должен сохранять хладнокровие и просто повторять свои требования снова и снова. Что я и делал с холодной настойчивостью».
Внезапно Гитлер остановился перед Гиммлером и сказал: «Ладно, Гиммлер, к вечеру генерал Венк прибудет в вашу ставку и будет командовать атакой».
Гудериан никогда не видел Гитлера в такой ярости. Со стены, с портрета Ленбаха, на эту сцену мрачно взирал Бисмарк, и Гудериан даже ощущал на себе взгляд стоящего позади бронзового бюста Гинденбурга.
«Сегодня Генеральный штаб выиграл битву», сказал Гитлер и внезапно улыбнулся одной из своих самых очаровательных улыбок.
В тот же день штаб-квартира Гиммлера еще раз переехала, на этот раз в лес под Пренцлау, в семидесяти милях к северу от Берлина и всего в тридцати милях к западу от Щецина и русского фронта на Одере. Но сам Гиммлер в состоянии нервного срыва вернулся в Хохенлихен, в клинику Гебхардта, и отдал своим войскам самый абсурдный приказ: «Вперед через грязь! Вперед через снег! Вперед днем! Вперед ночью! Вперед за родную землю!» [133] . Венк прибыл 16 февраля для руководства операцией, которая началась в тот же день, в то время как Гиммлер вызвал в клинику Скорцени и предался мечтам о скором поражении русских. По словам Гудериана, «он воспринимал нашего противника совершенно по-детски».
133
См. СС, стр. 406.
Но наступление было обречено. Ночью 17 февраля, по пути в Берлин на доклад Гитлеру, Венк сломал руку в автокатастрофе. 20 февраля Борман написал жене: «Наступление дяди Генриха не удалось, а точнее, пошло не так, как намечалось, так что теперь его резервные дивизии будут брошены на другие участки. Это означает для нас постоянную импровизацию». Согласно Гудериану, атака, столь удачно начатая Венком 16 и 17 февраля, к 18 февраля потеряла темп. Русские вернули утраченные позиции и нанесли серьезный урон немецким танковым дивизиям.
В течение следующего месяца Гиммлер номинально сохранял пост главнокомандующего. В этот период были отданы большие территории в северо-восточных и южных районах; береговые базы были отрезаны или эвакуированы и в то же время каждую ночь Берлин подвергался бесконечным и жестоким бомбардировкам. К середине марта боевой дух дивизий СС в Венгрии окончательно упал и они начали отступление, невзирая на категорические приказы Гитлера. В ярости Гитлер потребовал сорвать с этих людей эсэсовские нашивки; среди опозорившихся дивизий оказалась и Лейбштандарт, состоявшая некогда в личной охране Гитлера. Гиммлер был направлен на юг в Венгрию, чтобы проконтролировать этот акт разжалования.