Генрих Гиммлер
Шрифт:
Номинально Гиммлер все еще оставался военным, командиром Ваффен СС и главнокомандующим Резервной армией, хотя в суматохе последних недель подразделения, оставленные в боях, перешли под непосредственное командование Гитлера. Тем не менее Гиммлер счел уместным выпустить жесткий приказ от 12 апреля, грозивший смертной казнью всякому командиру, сдавшему город, который ему поручено оборонять. «Назначенные для обороны каждого города боевые командиры несут личную ответственность за исполнение этого приказа. Неисполнение боевым командиром своих обязанностей, или попытка гражданского лица создать условия для такого неисполнения, карается смертью» [142] .
142
Процитировано Шульманом в книге Поражение на Западе, стр. 280.
Керстен тем временем оставался в Стокгольме, ожидая формально разрешения на посещение Стор-ком Германии. Бернадотт вернулся 10 апреля и привез с собой письмо для Керстена от Брандта, в котором, хотя и без указания точной даты встречи, сообщалось,
«Шелленберг, — сказал он, — «мне кажется, что с Гитлером уже ничего не поделаешь».
«Все его последние дела, — возразил Шелленберг, — свидетельствуют о том, что пришло время действовать».
Дальше Шелленберг так описывает их разговор:
«Гиммлер сказал, что я единственный, кроме Брандта, кому он может полностью доверять. Что ему делать? Он не может застрелить Гитлера; он не может его отравить; он не может арестовать его в Рейхсканцелярии, ибо вслед за этим остановится вся военная машина. Я сказал ему, что все это не имеет никакого значения; для него есть только два выхода: или он идет к Гитлеру, открыто говорит ему обо всем, что произошло за последние годы, и принуждает его отречься; или, в противном случае, он должен свергнуть его силой. Гиммлер ответил, что если он обратится к Гитлеру с подобными словами, Фюрер придет в страшную ярость и пристрелит его на месте. Я сказал: «Вот именно от этого вы и должны себя защитить — в вашем распоряжении еще достаточно высших чинов СС, и позиция ваша еще достаточно сильна, чтобы его арестовать. А если другого выхода нет, должны вмешаться врачи».
В конце концов Гиммлер последовал совету Шелленберга и назначил приезд Сторка в Германию на 19 апреля, на время, когда Кальтенбруннер, как было известно, собирался уехать в Австрию. Послание дошло до Керстена 17 апреля, но в это время Сторк уже не имел возможности поехать в Германию. Он делегировал многотрудную задачу быть первым евреем, вступившим в непосредственные переговоры с Гиммлером на более или менее равных условиях, Норберту Мазуру, директору шведской секции Всемирного еврейского конгресса в Нью-Йорке. Он должен был прибыть инкогнито в сопровождении Керстена. 19 апреля они прилетели обычным рейсом в аэропорт Темпельхоф, будучи единственными пассажирами на борту самолета, заполненного посылками Красного Креста. Когда они прибыли, их встретила охрана СС; офицер щелкнул каблуками и крикнул: «Хайль Гитлер!», но Мазур в ответ спокойно приподнял шляпу и сказал: «Добрый вечер». Затем они поехали в Гартцвальд на штабной машине СС, чтобы подождать там Гиммлера, который провел день в Берлине, заседая с графом Шверином фон Крозигом, министром финансов. Интервью в доме графа организовал Шелленберг, поскольку надеялся, что министру удастся склонить Гиммлера к действиям, которых они все от него ждали «с Гитлером или без такового [143] ».
143
Во время этого разговора граф Шверин-Крозиг сказал, что жертвы, потребованные Гитлером от немецкого народа, оправдаются лишь в том случае, если удастся разбить альянс западных союзников с русскими. Гиммлер согласился и, по свидетельству Шверин-Крозига, открыто признал, что были допущены серьезные ошибки. Что же касается евреев, теперь их ценность сильно возросла, поскольку они могли использоваться в качестве «бартера во всех будущих переговорах». Гиммлер не был готов к высказываниям против Гитлера; он просто сказал, что «Фюрер имеет на это иные взгляды». Говоря о себе, Гиммлер добавил, что «хотя он и пользуется репутацией беспутного безбожника, на самом деле в глубине души он верит в Провидение и Бога». Это Бог оградил Фюрера 20 июля; это Бог растопил замерзшие воды Одера и задержал переправу русских в тот самый момент, когда он был в отчаянии по поводу бессилия своей обороны; это Бог лишил Рузвельта жизни в тот самый момент, когда русские подходили к Берлину. (См. книгу Ширера Конец берлинского дневника, стр. 197 и дальше.)
Гиммлер не смог встретиться с Мазуром 20 апреля, потому что это был день рождения Гитлера. В ночь с 19 на 20 апреля он послал в Гартцвальд Шелленберга, чтобы тот подготовил почву для переговоров, которые он будет готов начать, как только закончится застолье. Гиммлер, по свидетельству Шелленберга, заказал шампанское, чтобы они могли выпить за здоровье фюрера.
Но 20 апреля оказался неподходящим днем для торжества. К этому моменту американцы форсировали Эльбу и вошли в Нюрнберг; английские части подходили к Берлину с запада, а русские войска надвигались с востока. Американские и русские армии должны были вот-вот встретиться. Гитлер решил принять гостей в огромном бункере, построенном на глубине 15 метров под зданием Канцелярии и протянувшимся под садом. Хотя Гиммлер, вопреки совету Шелленберга, решил появиться на торжестве и пожать Гитлеру руку, его не пригласили на личную беседу с фюрером вместе с остальными лидерами. Их отношения теперь сильно охладились. Он стал в строй под землей вместе с остальными, чтобы поздравить человека, которому пятнадцать лет служил рейхсфюрером СС. Присутствовали: Геринг, Геббельс, Риббентроп и Шпеер; были также Дениц, Кейтель и Йодль, и происходило это все под пристальным взглядом Бормана. Предполагалось, что теперь Гитлер направится на юг и возглавит Великое Германское Сопротивление, которое собирались организовать из Оберзальцберга;
Гиммлер распрощался и отбыл в Вустроу, где его с нетерпением ждал Шелленберг. Это была его последняя встреча с Гитлером.
* [144]
VIII
Самообман [145]
Гиммлер поднялся по витой лестнице с нижних этажей гитлеровского бункера и прошел по переходам и коридорам, покрытым тяжелыми плитами, призванными защитить фюрера в последние дни обороны Берлина. За пределами этих стен земля содрогалась от взрывов, медленно уничтожающих то, что еще оставалось от города.
144
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕТКИ
Яркое описание Гиммлера в период конца 1944 и начала 1945 года дала нам фрау Гейдрих. Тогда она все еще жила в замке под Прагой и укрывала у себя много немецких женщин с детьми, бежавших из Восточной Пруссии, тем или иным образом связанных с СС. После того как она написала Гиммлеру письмо, в котором спрашивала, что делать дальше, он без предупреждения нанес ей визит. Он, как всегда, был весьма уклончив в оценке ситуации и туманно намекал на какое-то чудесное оружие. Когда он взъерошил белые волосы ее сына и, вздохнув, сказал: «Ах, Гейдер», она почувствовала, что ей ничего не остается, как лишь довериться судьбе. Когда она заговорила с ним о проблеме эвакуации, он сказал лишь, что в Баварии достаточно съедобных грибов. По ее просьбе он пожал женщинам руки, и после его отъезда (это была последняя их встреча) фрау Гейдрих организовала эвакуацию своего имущества и беженцев на трех грузовиках.
145
За материалы этой главы мы хотим выразить особую благодарность полковнику Майклу Мерфи и капитану Тому Сильвестру, английским офицерам, на попечении которых находился Гиммлер, а также телохранителю Гиммлера Йозефу Кермайеру и доктору Вернеру Бесту за предоставленную ими ценную информацию о последних днях жизни Гиммлера.
Как всегда озабоченный Шелленберг тщетно пытался связаться с Гиммлером, который, покинув бункер, оказался запертым в Берлине беспрерывными налетами. Он добрался до Вустроу, где его ждал Шелленберг, лишь к середине ночи. После недолгих уговоров он согласился поехать в Гартцвальд, куда они прибыли между двумя и тремя часами утра 21 апреля.
Возле дома его встретил Керстен и попросил отне-стить к Мазуру дружелюбно и великодушно. Это был шанс восстановить честь Германии и показать миру, пока еще не поздно, что на смену репрессиям и жестокостям пришла, наконец, новая гуманная политика. Керстен знал, что наигранный гиммлеровский гуманизм не устоит против таких аргументов. Когда они вошли, Гиммлер заверил Керстена, что искренне желает договориться с евреями.
Впервые с момента прихода к власти Гиммлер встречался с евреем на равных. Он официально поприветствовал Мазура и сказал, что рад его приезду [146] . Затем они присели, и Гиммлер тут же начал длинную оправдательную речь об отношении режима к евреям, как к чужакам, о придуманной им эмиграционной политике, которая, как он сказал, «могла бы дать евреям большие преимущества», и о том, как эта политика саботировалась другими нациями, на которые она не распространялась.
146
Говорят, что он сказал Мазуру: «Что было, то прошло».
Мазур был опытным дипломатом и хотел достичь вполне определенной цели. Он оставался очень спокойным и лишь время от времени вставлял замечания, возражая против очень уж крайних высказываний. И лишь когда Гиммлер заявил, что концентрационные лагеря были на самом деле учебными центрами, где работа, может быть, и была трудной, зато обхождение всегда было справедливым, Мазур до некоторой степени потерял терпение и упомянул преступления, которые в них свершались.
«Я считаю, что подобные инциденты были чисто случайными, — мягко возразил Гиммлер, — и, к тому же, виновные в этих нарушениях всегда наказывались».
Он с горечью посетовал на ложные заявления о немецкой жестокости, сделанные союзниками на основании того, что они увидели в Бельзене и Бухенвальде, которые он «передал им в полном соответствии с договоренностью». По этому поводу он сказал:
«Когда я отпустил 2700 евреев в Швейцарию, пресса развернула против меня кампанию, утверждая, что я сделал это лишь для того, чтобы обеспечить себе алиби. Но я не нуждаюсь ни в каком алиби! Я всегда делал лишь то, что считал справедливым, то, что было нужно моему народу. За это я отвечу. Ни в кого за последние десять лет не бросали столько грязи, как в меня. Но я никогда не обращал на это внимания. Даже в Германии любой может сказать обо мне все, что думает. За границей газеты развернули против меня кампанию, которая вовсе не способствует тому, чтобы я продолжил передачу лагерей» [147] .
147
Мемуары Керстена, стр. 288.