Генрих IV
Шрифт:
— Бассомпьер, — обратился к нему король, — я посылал за тобой, чтобы поговорить о вещах серьезных. Сядь сюда, мой друг.
Король был так очарователен, признавался Бассомпьер, что такое начало сразу испугало его.
Он сел туда, куда указал король, и заявил, что он к его услугам.
— Бассомпьер, — сказал ему король, — я думал о том, как укрепить твое положение при дворе.
— И как же, сир? — спросил Бассомпьер.
— Женив тебя на мадемуазель д'Омаль, мой друг.
— Как, сир? — ответил Бассомпьер. — Вам угодно дать мне двух жен?
— Каких двух жен?
— Да, ваше величество изволили забыть, в каких
— А, — вздохнул король, — именно теперь, Бассомпьер, я должен понять, друг ли ты мне на самом деле. Я не только влюбился, я в горячке, я вне себя от мадемуазель де Монморанси. Если ты на ней женишься и она тебя полюбит, я тебя возненавижу. Если она полюбит меня, ты меня возненавидишь. Лучше будет, если у нас не будет никакой причины, способной нарушить наше согласие. Ведь я тебя люблю и сердцем и умом.
Но тут король заметил, что Бассомпьер слушает его как-то нетерпеливо.
— Погоди, — сказал ему король, — я решил ее выдать за герцога Конде, и пусть они будут рядом с моей семьей. Это станет успокоением и забавой старости, в которую я отныне вхожу. Я дам своему племяннику — он в тысячу раз больше любит охоту, чем дам, — сто тысяч ливров в год на развлечения. А от нее я не потребую никаких даров, кроме доброго отношения, не претендуя на большее.
Бассомпьер, оглушенный ударом, сначала повесил голову; но он был слишком опытным придворным, чтобы, поднимая ее, не изобразить на лице улыбку.
— Разумеется, сир, — сказал он, — что до меня, пусть все будет так, как желает ваше величество. Здесь не о чем разговаривать. Подданный ни в коей мере не должен противиться желаниям своего короля.
Тогда король, испустив крик восторга, бросился, рыдая от радости, на шею Бассомпьера. А несколько дней спустя о женитьбе герцога Конде на мадемуазель де Монморанси было официально объявлено при дворе. Обручение состоялось в начале марта 1609 года.
Хотите ли вы знать, что представлял собой отец великого Конде? Это совсем неинтересно, я знаю, но не важно. Это был двадцатилетний юноша, ненавидевший женщин (мы об этом уже сказали), этот кошмар он передал сыну. Неискренний, неразговорчивый, угодливый, маленький и бедный. Он даже не был Конде, как уверяли. До него Конде были весельчаками, а начиная с него их души принимали выражение трагических масок. Он родился, когда его мать находилась в тюрьме за отравление. За отравление кого? Возможно, ее мужа, умершего слишком поспешно, чтобы его смерть сочли естественной, особенно притом, что эта смерть совпала с бегством юного пажа-гасконца, которого так и не поймали. Вот при каких обстоятельствах родился наш Конде. Отсюда и сомнения. Расчет короля был верен. Находясь рядом с этим угрюмым, тусклым типом, мадемуазель де Монморанси неизбежно будет искать утешителей. Король не был уже молодым утешителем, он это знал. Но знал он и то, что основной чертой характера мадемуазель де Монморанси было честолюбие.
Глава XIII
Теперь оглянемся назад и обратимся к одному из важнейших событий царствования Генриха IV, к процессу и казни Бирона. Мы говорили, что он был отправлен к королеве Елизавете в качестве посла. Без сомнения, она знала то, что знал и весь свет, а именно о заговоре Бирона с герцогом Савойским против Генриха IV, так как часто поучала его, много говорила ему о Генрихе IV как о лучшем и величайшем короле, когда либо существовавшем, ставя ему в упрек
Эта голова на Лондонской Башне спустя год после расставания с телом все еще служила грозным напоминанием предателям.
— Взгляните на голову этого человека, казненного в тридцать три года, — сказала она, — гордыня погубила его. Он считал себя незаменимым для короны, и вот чего он достиг. Если мой брат Генрих мне поверит, он сделает в Париже то же, что я сделала в Лондоне, — снесет головы предателям с первого до последнего.
К возвращению Бирона во Францию у короля не осталось ни малейшего сомнения в его виновности. Он узнал все от одного из своих агентов по имени Лёфэн. Бирон находился в своем поместье в Бургундии. Требовалось его разоружить.
Сюлли написал ему о необходимости замены его устаревших пушек на новые. Он не осмелился отказаться. Тогда король пишет ему: «Приезжайте меня повидать. Я не верю ни слову из того, что говорят против Вас. Считаю эти обвинения лживыми. Я люблю Вас и буду Вас любить всегда».
Это была правда.
Бирон не мог отсидеться в своих землях без пушек. Безусловно, он мог бежать, но трудно было отказаться от того блестящего положения, которое он занимал во Франции. К тому же он не верил, что король мог быть обо всем осведомлен. По крайней мере он не верил в существование доказательств.
Испанец Фуэнтес и герцог Савойский советовали ему, как говорят, взять быка за рога и отрицать все наотрез.
У ворот Фонтенбло его ожидал предавший его Лёфэн. Надо было окончательно столкнуть его в пропасть, иначе Лёфэн сам мог поплатиться.
— Мужайтесь, мой господин, и не вешайте носа, — шепнул он ему тихо, — король ничего не знает.
Он уже был во дворце, когда многие еще утверждали, что он не покажется. Сам король говорил то же утром тринадцатого июня 1602 года, гуляя в саду Фонтенбло. Вдруг он его увидел. Первым движением короля было броситься к нему и обнять.
— Хорошо, что вы приехали, — сказал он. Потом добавил весело и грозно — Иначе я бы отправился вас искать.
С этими словами он увлек его в комнату и здесь, один на один, спросил его, глядя в глаза:
— Вам нечего мне сказать, Бирон?
— Мне? — спросил Бирон. — Разумеется нет. Я прибыл узнать моих обвинителей и покарать их, вот и все.
Король, очень откровенный на этот раз, желал спасти Бирона. Генрих лгал только женщинам. Он никогда не был загадкой для того, кого любил, оставляя им, напротив, слишком ясно видеть все, что в нем происходило. Днем король увел Бирона в закрытый сад Фонтенбло. Отсюда ничего невозможно было услышать, но видели их хорошо.
Бирон, по-прежнему горделивый, высоко задирал голову и, казалось, высокомерно отвергал свою вину. После обеда та же прогулка и та же пантомима. Король хорошо видел, что с этим человеком сделать ничего нельзя. Он закрылся с Сюлли и королевой. Всё, что узнали об этом секретном совещании, это то, что король по-прежнему защищал Бирона. Вечером королю сообщили, что Бирон собирается бежать ночью. И если король собирается арестовать его завтра, то это будет слишком поздно.
Играли до полуночи. В полночь все откланялись, кроме Бирона. Его задержал король.