Генрих

Артемова Алла

– Спасибо, Вирт, за предупреждение, но только я к эсэсовцам не имею никакого отношения.

– Это я так. Спи, друг.

Ганс, стараясь не задеть раненую руку, осторожно повернулся на бок, закрыл глаза и невольно подумал: «Как хорошо, что я в самый последний момент не надел свой мундир, и все благодаря Генриху. Теперь я обер-лейтенант 22-й дивизии генерала Шахнера, хотя кто знает, поможет ли мне это».

Ганс принимал участие в зверском уничтожении концлагеря. Он выпил

целую бутылку водки и в пьяном угаре стрелял вместе со своей командой по бегущим беспомощным людям. Крики, стоны, проклятия и треск автоматных очередей – все перемешалось. И вот сейчас в бараке он боялся расплаты за совершенное им жестокое преступление, которое смертельным грузом лежало на его душе.

Утром следующего дня дверь барака заскрипела, и вошли два вооруженных солдата. Один из них стал фонариком освещать людей, лежащих на полу. Луч света быстро скользил от одного пленного к другому и наконец остановился на Гансе. Солдат подошел к нему и прикладом автомата ударил по спине. Ганс скорчился от боли.

– Вставай, пошли, – приказал солдат и еще раз ударил пленного.

Ганс, превозмогая боль, поднялся и поплелся к выходу. В небольшой комнате сидели три холеных, чисто выбритых американских офицера, один из которых был переводчиком. Они расположились за длинным столом, распределив между собой места так, чтобы один мог смотреть прямо Гансу в лицо, а два других наблюдали с двух сторон. Гансу предложили сесть и угостили сигаретой. Офицеры бомбардировали его вопросами – настоящий перекрестный допрос. Их интересовало все, начиная с детства и кончая военной карьерой. Ганс рассказал легенду, придуманную им за ночь, но, похоже, они не поверили ему, однако возражать не стали, и, записав все, после часового допроса отпустили в барак.

Днем всех военнопленных вывели на прогулку. Ганс с интересом рассматривал территорию. Лагерь был построен по образцу и подобию немецких концлагерей, но строили его в спешном порядке: длинные деревянные бараки были обнесены высоким забором, сколоченным из досок, по углам – смотровые вышки с мощными прожекторами, охрану лагеря вели вооруженные солдаты со специально натренированными собаками. После допроса мысль о побеге не покидала Ганса, но одному осуществить его было просто невозможно. Нужен был напарник. Ганс опустил голову и с задумчивым видом стал размышлять. Вдруг он почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Ганс незаметно обвел взглядом всех военнопленных, и их глаза встретились. Штурмфюрер СС Эрих Хенке, второй помощник коменданта концлагеря «Равенсбрюк», это был он. Своим зверством и садизмом штурмфюрер приводил в ужас даже своих подчиненных. Высокий, заплывший жиром, с толстым мясистым

носом и маленькими глазками, которые становились цвета ржавой меди, когда он истязал свою жертву, Хенке производил неприятное впечатление. Штурмфюрер презирал и ненавидел людей. Но у него была одна слабость – он безумно любил собак. И собаки отвечали ему тем же. Как уживались эти два качества – ненависть к людям и любовь к собакам, – никто из его подчиненных не мог понять. Ганс не любил Хенке, но здесь в лагере он был именно тем человеком, что мог помочь ему совершить побег. Удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, Ганс кивнул Хенке. Когда прогулка закончилась и военнопленные возвращались в бараки, Ганс замедлил шаг и поравнялся с штурмфюрером.

– Ты давно здесь? – чуть слышно спросил он.

– Уже несколько дней. Представляешь, я так глупо попался. Похоже, моя песенка спета. Они что-то пронюхали.

– Надо уходить, – предложил Ганс.

– Я об этом уже думал и даже кое-что придумал. Ты в каком бараке?

– В первом слева от нас.

– Я тоже. Обсудим все детали подробно в бараке, – сказал Хенке и отвернулся от Ганса, делая вид, что они незнакомы.

Наступил поздний вечер. Ганс до самого последнего момента сомневался, увенчается ли успехом их с Хенке безумный план побега. Но у них не было другого выхода, на карту была поставлена жизнь. Когда в барак вошли два охранника, Хенке с молниеносной быстротой набросился на одного из них, Ганс тем временем занялся вторым. Со звериной злостью Хенке стал душить свою жертву. Через несколько минут тело охранника безжизненно повисло в его руках. Ганс же ударил второго охранника по руке, пытаясь выбить из его рук автомат. Но удар оказался недостаточно сильным, и охранник в самый последний момент успел выстрелить Хенке в грудь. Несколько секунд Хенке стоял как парализованный, и только когда на груди появилось кровавое пятно, до него дошел смысл происшедшего. Он, превозмогая боль, размахнулся и с силой ударил охранника в лицо. Тот не устоял и рухнул на пол. Ганс выхватил из рук охранника автомат и выбежал из барака. Хенке, держась за грудь, последовал его примеру. Все произошло в считанные секунды, и никто из них не успел даже испугаться. Раздался вой сирены, автоматически включились прожекторы, и стало светло как днем. Дальше было все как во сне. Ганс дал автоматную очередь и уложил на месте нескольких солдат, которые бежали им навстречу. Не видя ничего перед собой, Ганс стрелял на ходу, упорно пробиваясь вперед. Хенке, весь в крови, еле поспевал за ним. И вот уже территория лагеря осталась далеко позади, и они бегут по лесу.

Конец ознакомительного фрагмента.