Genyi Zhiznetvorchestva
Шрифт:
Беззаботность – признак тайной озабоченности
Глубокий
Поверхностный Поверхностно глубокий Любая глубина – это поверхность чего-то
Любовь
Ненависть
Любящая ненависть
Если любовь любит ненависть, то это - любовь
СознательныйБессознательный Бессознательно осознанный
Сознание – оправдание бессознательности
Бодрый
Вялый
Бодрая вялость
Бодрость – это самонадеянная вялость
Счастливый
Счастливое несчастье
Счастье – один из способов переживания несчастья
Активный
Пассивный
Пассивный активист
Активность – это отчаявшаяся пассивность
Благонадежный
НеблагонадежныйНеблагонадежная
Благонадежность – миф неблагонадежных
благонадежность
РазговорчивыйМолчаливый
Разговорчивый молчун
Разговорчивость истекает из избытка молчания
Величавый
Жалкий
Величаво-жалкий
Величие – это жалость жалкого к самому себе
Смелый/Отважн
Р ый
обкий/Трус
Отважный трус
Отвага – лучшее прикрытие для трусости
А еще ниже прилагается корпус вербат "Ортодокс парадокса"
Ортодокс Парадокса
(вербаты парадоксов)
128
Сизифова жизнь
Уж очень популярен миф
о том, как маялся Сизиф.
Он камень на гору тащил
почти что на исходе сил.
Но у вершины, вот напасть,
тот камень норовил упасть -
и падал неизменно вниз.
а следом простирался ниц
Сизиф, наказанный судьбой,
забывший напрочь про покой,
так как за свой какой-то грех
он снова вынужден наверх
тащить увесистую глыбу,
пока не свалится опять
к подножью та. Без всяких либо
он должен это повторять
из раза в раз – пока пребудет
в юдоли сей – за разом раз!
Камю и Сартр сказали: Люди!
А ведь история про нас!
Наш век – Сизифовы старанья.
Обречены мы на страданья.
Согласен с первым утвержденьем.
Второе не могу понять.
Напрасны наши устремленья –
согласен. Но к чему страдать?
У каждого своя есть ссуда –
по ней ему и отвечать.
Пусть жизнь – история абсурда.
Согласен. Но к чему страдать?
Иль жизнь Сизифова как будто
неинтересна и скучна?
Душа бессмысленного бунта
итак, уже давно полна.
Чем обернулся бунт упрямый
горячих Спартака атак?
Ну, разве что, вовсю с Динамо
теперь сражается Спартак.
Разглядывая карту мифа,
я обнаружил два Сизифа.
129
Один – печален и уныл.
Другой –
Хоть у второго склон такой
же был. И камень столько ж весил.
Но был он радостен и весел
и наслаждался сам собой.
15. 02. 05
130
Терзания
Она кусает вафельку и Кафку,
плывя туманным взором между строчек,
пытается читать. Но резь в глазах
намокших ей мешает видеть буквы,
и смысл текста уползает прочь
Она кусает вафельку, и пальцы
терзают дермантин полуистертый
заляпанного переплета. Крошки
от вафли осыпаются, как снег
и ниспадают на страницы. "Странно, -
печалится читательница юная
лет тридцати пяти примерно, - как же так!
Ведь я ж читаю Кафку! Почему же
я до сих пор не замужем за умным
и интересным человеком, например,
за режиссером или, наконец,
за критиком… нет, лучше, режиссером,
так как последний, все же, знаменитей".
Она отодвигает старый томик.
и третьей вафлей уж, хрустя настырно,
сквозь горечь слез, смешавшихся с ванилью,
почти что в крик, изламывая брови,
дрожа, но музыкально восклицает:
"на кой же хрен читать мне эту Кафку,
коль, все равно, нет мужа-режиссера.
Я лучше буду кушать вафли
на утешение себе"!
***
131
Тайнозритель
1
Чело полупрозрачно. Веки смежены.
Он – тайнозритель пьесы неоконченной
(иль нескончаемой), в которой нет финала,
и середины нет, лишь – вечное начало.
Он ведает - бессмертие так близко –
к его дыханью можно прикоснуться
и одолеть слепого василиска,
и больше не вернуться в сон тлетворный.
Не прекращается зачатие миров –
они все – здесь, и даже те, что – где-то.
Невысказанных слов он знает суть
и зримость Параклета ощущает.
2
Анахорет не может быть печальным.
Он мир покинул, чтобы Мир найти.
Он знает, что иллюзий век недолог
в сравненье с зовом инобытия.
И оттого, спокойно покидая
юдоль пиров, мычаний и мучений,
уходит странник в новые чертоги,
переступив отметину черты,
что разделяет разные пространства:
чужой для дола – свой в предместье горнем.
А жизнь, она – не более чем выбор.
23-24. 02. 05