Георгий Брянцев По ту сторону фронта
Шрифт:
Докладывая Кострову о делах, староста сказал, что из города вернулась Анастасия Васильевна Солоненко. Костров попросил позвать ее и, спустившись с лежанки, стал натягивать подсохшую рубаху. Его примеру последовал и Снежко.
Полищук хотя и был осведомлен о том, что партизаны пользуются услугами Солоненко, но не знал, какие именно поручения она выполняет. На этот раз Солоненко должна была принести от Беляка документы, с которыми Костров и Снежко могли бы открыто показаться в городе.
Полищук почти сейчас же вернулся вместе с Солоненко.
— Здравствуйте, — тихо приветствовала она гостей.
— Здравствуйте, Васильевна. Что нового? Как дела? — спросил Костров.
— Как всегда, ребятки. Хвалиться особенно нечем.
— Садитесь, рассказывайте.
Вошедший вместе с нею староста вышел. Васильевна села на кончик табуретки, серая шерстяная шаль упала с ее головы на плечи.
— Рассказывать особенно нечего… — начала она. — Видалась с Дмитрием Карповичем. Жив, здоров, хлопочет все, велел кланяться. Сказал, что в гости ждет, и вот передал пакетик. — Она вытащила из-за пазухи небольшой конверт и подала Кострову.
— Как в городе? Чем там дышат? — расспрашивал Костров.
— Беспокойно что-то…
— Почему?
— Ничего не поймешь, — махнув рукой, ответила Солоненко. — Одни болтают, что на фронте наших бьют, другие говорят, что фашистов бьют. Открылись три новых госпиталя. Военных понаехало — полным-полно. Опять много людей в Германию угнали… Иду обратно, а на сердце как-то неспокойно, ноет. «Не иначе, быть беде», — думаю. Говорят же, что сердце вещун.
— А вы особенно на сердце не полагайтесь, — заметил Костров. — Лишь бы голова была в порядке. В наших с вами делах, если только с сердцем считаться, то, конечно, беды не миновать. Уж такая наша жизнь.
— Хорошо тебе говорить, сынок, — вздохнула Солоненко. — Одно дело вы, мужчины, другое — мы, женщины.
Костров рассмеялся.
— Во-первых, в сынки вам я никак не гожусь, — сказал он.
— А во-вторых, — подхватил Снежко, — дай бог, чтобы все женщины были такие, как вы, Васильевна. Вы вот уже две правительственные награды имеете, а побьем врага, у вас вся грудь в орденах будет. Так что сиротой не прикидывайтесь.
— Что же я, по-твоему не сирота? Ведь я же вдова, — не без лукавства сказала Солоненко.
— Вдова — это не сирота. Отца с матерью нажить второй раз невозможно, — ответил Трофим, — а насчет мужа — как сказать… Товарищ Пушкарев прямо сказал: жив не буду, если не найду Васильевне мужа, а он слова бросать на ветер не любит.
— Да ладно уж тебе, — махнула рукой смущенная женщина, — кому я нужна…
— Ого! — не унимался Снежко. — А вы не слышали такую поговорку, что в сорок лет баба ягодка?…
Пока происходил этот разговор, Костров вскрыл конверт, извлек из него записку Беляка и две справки, отпечатанные на пишущей машинке на русском и
В обстоятельном письме Беляк подробно инструктировал разведчиков и объяснял суть дела, по которому они якобы Присланы в город.
Беляк, в обязанности которого входило разбирать подобные дела, уже несколько раз ездил в это село и в обе районные управы и теперь решил воспользоваться конфликтом, чтобы узаконить пребывание в городе Кострова и Снежко под видом представителей соседнего района.
— По дороге вам патрули попадались? — спросил Костров Анастасию Васильевну.
— Нет. Только в самом городе проверяли.
Расспросив связную, Костров отпустил ее. Но уйти Анастасии Васильевне помешал Полищук, заявивший, что она должна остаться поужинать.
— Да я уже отчаевала, — отговаривалась Васильевна. — И поздно.
— Для брюха никогда не поздно, и ты много не разговаривай, — отрезал Полищук. — Староста есть староста, и население обязано беспрекословно выполнять все его требования. Так гласит инструкция, а ты ее должна знать. — Положив руки на плечи Солоненко, он усадил ее за стол. — Давай, Мефодьевна! — скомандовал он жене.
На столе появились две большие эмалированные миски с холодцом, банка с хреном, соленые грибы, нарезанный большими ломтями свежеиспеченный хлеб.
К зданию городской управы Костров и Снежко подошли перед концом занятий. Расспросив, где помещается финансовый отдел, они направились прямо туда. В большой комнате несколько человек низко склонились над столами, щелкали костяшки счетов, жужжал арифмометр. Машинистка со старомодной прической вызвалась провести посетителей к Беляку.
Беляк сидел в компании трех других сотрудников. Когда Костров и Снежко представились, он рассмеялся.
— У деда было мочало, начинай сначала, — заметил он. — Сказка про белого бычка. Документы при вас?
Костров и Снежко подали удостоверения.
Беляк нарочито долго и внимательно знакомился с ними. Возвращая документы, спросил:
— То я в ваше село ездил, а теперь вы пожаловали. Так, так… Есть знакомые в городе?
Гости ответили отрицательно.
— Тогда прошу ко мне. Угощать нечем, но крыша и постель будут. Кстати, о делах поговорим.
Костров и Снежко рассыпались в благодарностях.
Беляк уложил бумаги в стол, запер ящик на ключ и в сопровождении Кострова и Снежко вышел из управы. Уже по дороге к дому, поглядывая на экипировку партизанских ходоков, он, смеясь, сказал:
— Честно признаюсь — ожидал с минуты на минуту вашего прихода и только потому узнал. А если бы не ждал и встретил где-нибудь на улице, ни за что бы не догадался.
— Значит, трудно узнать? — спросил довольный Костров.
— Не только трудно, а почти невозможно, — заверил Беляк.