Георгий Брянцев По ту сторону фронта
Шрифт:
Стряхнув с себя сено, Зарубин слез с саней. Ему стало неловко, что он проспал почти всю дорогу.
«Еще черт знает что подумают», — подосадовал он на себя, но его неприятные мысли тотчас были развеяны Макухой.
— Не езда, а скука, — сокрушенно доложил дед. — Враз все заснули. Один ты тихо спал, Константинович, а капитан с Охрименко всю дорогу хрюкали, ровно поросята.
«Значит, не один я храпака дал», — успокоил себя Зарубин.
— Как же не заснуть? — оправдывался Костров. — Такой воздух, солнце припекает, и лежишь без дела.
Вошли
Полищук стоял в сторонке, ожидая указаний.
— Садись, — сказал ему командир бригады.
Староста сел.
— Сколько саней посылаешь в больницу с дровами? — спросил Зарубин Полищука.
— Четверо.
— Так… — Зарубин прикрыл глаза ладонью, о чем-то сосредоточенно думая.
Костров наблюдал за ним, ожидая, что он скажет дальше.
— Ну? — как бы очнувшись, спросил Зарубин после минутного молчания. — На чем мы остановились?
— На четырех санях, — ответил Костров, сдерживая улыбку. Он догадывался, что командир бригады думал сейчас совершенно о другом.
— Чьи сани, лошади? Кто их пригоняет сюда? — интересовался Зарубин.
Строгие глаза, властная, сдержанная речь командира партизанской бригады внушали почтение Полищуку. Он с опаской поглядывал на Зарубина, боясь вызвать у него вспышку гнева. Ему довелось слышать от партизан, что командир их строг и любит во всем точность и ясность.
Подбирая каждое слово, Полищук растолковал, что подводы и сани обычно присылает управа и наряжает на трое-четверо саней одного возчика. Но поскольку на леспромхоз ложится обязанность разгружать и укладывать дрова в городе, приходится выделять своих людей. В таких случаях он, староста, наряжает полицаев или стариков, живущих в леспромхозе.
Зарубин смотрел в одну точку. Какая-то неотвязная мысль продолжала беспокоить его.
— А кто сейчас поедет с санями? — заговорил он. Староста посмотрел на Кострова, как бы прося его помощи. Он не знал, кого пошлет Костров.
— На каждые сани посадим по одному человеку, — ответил Костров. — На одних — возчик, на других — полицаи, на двух других — Охрименко и Макуха.
Зарубин поинтересовался, какой дорогой можно попасть к больнице и обязательно ли надо ехать через город.
— Нет, не обязательно, — ответил Полищук. — Есть объездная дорога, через нижний мост.
Зарубин достал из планшетки карту, разостлал ее на столе и начал рассматривать.
Знакомая карта, над которой часто склонялись головы командиров, была испещрена пометками и воскрешала в памяти много ушедших в прошлое боевых эпизодов.
— Какую дорогу ты имеешь в виду, покажи, — строго сказал командир бригады.
Староста засуетился, зачем-то выдвинул ящик стола и полез в него, потом раскрыл стоящую в углу тумбочку, вернулся к столу и, наконец, промычав что-то невнятное, скрылся во второй комнате.
— Глаза, видать, не найдет, старая колода, — пояснил дедушка Макуха.
Полищук вернулся с большими
— Ну? — нетерпеливо спросил Зарубин.
Полищук молчал.
— Где же эта дорога?
Староста по-прежнему молчал.
— А?
Полищук выпрямился и смущенно обвел глазами присутствующих.
— Не вижу что-то дороги, — растерянно пробормотал он.
— Нету ее тут? Не обозначена? — допытывался Зарубин.
— Ничего не разберу.
— А что видишь? — нахмурив брови, спросил Зарубин.
Губы у старика дрогнули, и он сознался:
— Ничего не вижу…
Это вызвало общий смех. Зарубин улыбнулся. «Что мы от старика требуем? — подумал он. — Наверное, и карту видит впервые!»
— Совсем ничего не видишь? — смеясь, спросил Охрименко.
— Все вижу, но ничего не разберу.
Дедушка Макуха хлопнул себя по ляжкам и хихикнул.
— Говоришь — китайская грамота? Это тебе, мил парень, не в старостах ходить, — уколол он Полищука.
Полищук беспомощно развел руками.
— Не приходилось иметь с ней дела, вот что, — оправдывался он. — А ты, видать, искушен в этой науке? — обратился он к Макухе.
Дед сразу перестал смеяться.
— Искушен, искушен! — передразнил он старосту. — Обо мне сейчас речи нет. Мой черед еще не подошел.
Зарубину вдруг стало жаль старика. Он пришел ему на выручку.
— Ты сам бывал в больнице когда-нибудь? — спросил он старосту.
Обрадованный тем, что со злополучной картой покончено, Полищук оживился, разгладил желтую, прокуренную бородку и рассказал, что лет пять-шесть назад ему довелось бывать в больнице. Он доставлял туда пиломатериалы. Полищук хорошо помнил объездную дорогу и расположение зданий на территории больницы.
Рассказ старосты удовлетворил Зарубина. Он встал, заложил руки в карманы, прошелся по избе и остановился у окна. На дворе сгущались сумерки. Тихой, безлюдной выглядела единственная улица леспромхозовского поселка. Никого не видно на ней. Окна в домишках закрыты наглухо ставнями, не пропускают света. А может, дома пустуют.
В голове Зарубина вырисовывался возникший совершенно неожиданно план, и командир, с того момента как заговорили о вывозке дров, все время напряженно думал о нем.
— Свет есть? — спросил он, резко повернувшись на каблуках.
— Сейчас, — ответил староста и выбежал из комнаты.
Возвратился он с ярко горящей керосиновой лампой.
Начали инструктировать Охрименко и Макуху, которые должны были на рассвете отправляться с дровами в больницу. Перед партизанами поставили задачу разведать движение по дороге, запомнить, где будут встречаться патрули, узнать, как производится проверка документов по пути. Самое же главное — попасть с дровами на территорию больницы, там заночевать, понаблюдать за ночным режимом, разведать, какова охрана, где стоят посты.