Геракл

Быльцов Сергей

Сейчас же все было по-другому. Мегаре пришлось ехать не в дом жениха, а во дворец родителя, в котором она родилась и выросла. Тем не менее, свадьба, как положено, началась торжественным праздничным шествием, в котором приняли участие любопытные из разношерстной толпы и родные со стороны невесты, ибо со стороны Алкида не было ни матери, ни отца, ни даже брата Ификла. В сопровождении факелов и под чарующие переливы флейты юная невеста в разноцветной одежде шла пешком, неся в руках веретено и небольшую прялку. За ней шли два мальчика, родители которых были еще живы здоровы и юноша, приносивший жертву богам.

Невеста, не пожалевшая на себя благовоний, подошла к собственному дому, опустив свои округленные брови на небольшие, но красивые карие глазки, старательно обвила дверные косяки двумя шерстяными повязками,

чтобы показать так свою невинность и намазала их свиным жиром, чтобы отвратить колдовство и чародейство.

Жених был в белой одежде, сотканной из самой тонкой шерсти; мужчины, участвовавшие в процессии, были одеты так же, как и жених. После того, как Алкиду объяснили, что сейчас должен делать жених, он легко, как пушинку поднял стройную новобрачную и перенес через порог дома, где медленно опустил на разостланную пушистую овечью шкуру. Нахмуренный жених нес красавицу – невесту, миловидное лицо которой излучало блаженство, не с самым счастливым видом. Когда он вносил невесту в дом, ее по обычаю спрашивали, кто она и откуда, и только после этого ей передавали ключи от жилища. На этот раз кто он и откуда сказал новобрачный, хотя его никто об этом не спрашивал, не видя в этом необходимости, видно ему так захотелось:

– Я Алкид, родом из Фив семивратных. Не пришел на свадьбу Амфитрион, мой приемный отец погиб в сражении с Эргиным. И мать моя Алкмена, заболев, не пришла сына поздравить. И ключи эти не от моего дома, но все равно, соблюдая обычай, я тебе их вручаю, Мегара…

После вручения невесте ключей от ее же дома начался торжественный пир в празднично убранном зале, устраиваемый женихом, с веселой музыкой и радостным пением; особенно часто повторялась под волшебные звуки флейты свадебная песнь гименей. Первыми, в общий напев голоса свои слив, запели украсившие кудри свои гиацинтами девушки, которые в жизни жены и хозяйки дома видят только заботы:

– Яркий цветок, только, что выросший за садовой оградой всем люб и приятен, но как его срежут, он быстро завянет и не будет люб никому. Так и девушка юная, пока в родительском доме живет, все ее любят. Она там расцвела, словно дивная роза, красотой одной Афродите подобна; голос ее для влюбленного очаровательней звуков кифары; ее юное лицо неизъяснимой прелестью дышит и негой. Но лишь выйдет замуж она и невинности дар ее оскверненное тело утратит, юношей больше она не влечет, не мила и бывшим подругам. И все же каждая дева мечтает о счастье, хочет детей и ищет свою половинку. К нам, прилети, о Гимен, Гименей! Хвала Гименею, Гимену!

Юноши, напротив, восхваляют счастливый жребий супруги, которая надежную опору в муже находит:

– Лоза одинокая сил не имеет дальше расти в поле пустом, если о ней никто не заботится. Но, если садовод ее в свой сад пересадит, то всемерно заботится о ней станет, и она, обретя новые силы, наливать станет созревшие гроздья. Так же и девушка, бесцельно блюдя свое девство, постареет бесплодно и в могилу сойдет никому не нужная, одинокая. Но если в брак она вступит, когда подойдет ее время, мужу станет необходимой она, детей на радость себе нарожает и родителям в тягость не будет. Жених не просто молод и прекрасен – он очень силен и отважен. Девушкам всем он кажется и Аполлоном, и Зевсом, но он выбрал только одну и хочет на ней жениться. К нам явись на крыльях своих, о Гимен, Гименей! Пусть же, Гименей, этот брак тебе будет на радость!

103. Пышная, но не желанная свадьба с Мегарой

Этот свадебный торжественный пир должен был оплатить Алкид, как жених, но ни денег, ни иных ценностей у него не было. Когда Креонт, пряча свои впалые глаза, в тайне от всех предложил ему деньги, чтобы он мог расплатиться, Алкид вспыхнул и зарделся, как факел в ночи. Запомнив это чувство стыда, потом он рассказывал своему племяннику Иолаю, от которого никогда ничего не скрывал потому, что любил его больше всех:

– Тогда, на свадьбе, навязанной мне Могучей Судьбой, первый раз ощутил я себя нищим без роду и племени, несмотря на присутствие на моей свадьбе олимпийских богов во главе с самим Зевсом, действительно оказавшимся родным мне отцом. Все было не так, как мне хотелось потому, что жениться, несмотря на веление Мойры вовсе мне не хотелось. Да, наверное, именно тогда в мое опустошенное сердце впервые закралось

сомнение в том, что правильный выбор я сделал на той судьбоносной развилке дорог, да и я ль его сделал – до сих пор сомневаюсь. Это сомнение, как змея ядовитая, пробравшись в сердце, так там навсегда и осталось и часто потом мне жизнь отравляло.

Жених, как мог, скрывал свои тайные чувства, и натянуто улыбался, когда вспоминал, что надо радоваться на своей свадьбе, а когда забывался, то и вовсе – хмурил вперед всегда выпиравшие низкие брови и морщился не довольно.

Свадьба, между тем, шла своим чередом. Новобрачный по обычаю разбросал орехи собравшейся перед домом молодежи и старался делать это с веселым лицом. После ужина замужняя женщина должна была ввести невесту в спальню и положить ее на брачную кровать, покрытую тогой, и только после этого в спальню к новобрачной мог войти нареченный. На другой день жених должен был опять устраивать пир, на котором гости и родственники подносили молодой чете подарки. И здесь обычаи были нарушены – боги спустились на землю лишь на один день и после пира не желали оставаться и потому сразу как пришли, так и приступили к вручению подарков.

Один из счастливчиков, которых Музы любили и оросили им язык многосладкой росою, побывал на этом особенном бракосочетании и так о свадьбе потом всем рассказывал, словно пел:

– После того, как подарки пышные были вручены, три богини веселья и радости жизни, розовощекие Хариты, олицетворявшие изящество, прелесть и нетленную красоту, по сигналу Феба начали грациозно танцевать. Вскоре к ним присоединились остальные подопечные Аполлона – девять Муз, блестящих творческой славой, и все вместе стали водить божественные хороводы – настоящее диво для глаз, так прелестные ноги их слаженно замелькали. Полимния, подняв прекрасные руки, гармоничную пляску заводит, будто беззвучные песни являются в танце богини, в жестах красноречивых, в движении ее глаз столь премудро все и красиво. Сменными хорами песни начали петь прекрасные Музы. Божьи дары сначала воспели бессмертные девы голосом чудным и терпеливую стойкость, с какою под всепокоряющей властью богов люди живут, – неумелые, с разумом скудным, не в силах верного средства от неотвратимой смерти найти и достойной защиты от старости гнусной. Потом Хариты и Касталиды Алкиду спели, что мило только то, что прекрасно, а что не прекрасно – противно, и все вокруг понимали, что не человечьи уста под божественную музыку эти слова изрекали. Те, к кому старость еще не пришла, весело плясали вместе с богами. Отец милой невесты Креонт, задрав подбородок задорно, пустился в радостный танец, к Афродите улыбколюбивой склоняясь, тянет руки к богине, свадебный клич выдувая из губ. Тут по приказу Зевеса в дивных песнях и божественных танцах сделали перерыв, чтобы пищей и медосладким вином опять себе дух укрепить. Все с готовностью пошли каждый на свое место; люди воссели, а боги возлегли и после этого руки немедленно все протянули, кто к кубкам с медовым напитком и разведенным вином, а кто к блюдам с разнообразнейшей пищей готовой.

Виночерпием для богов стал услужливый вестник Зевса Гермес поскольку ни Геба, ни Ганимед не явились на свадьбу Алкида. Киллений в медосладкий напиток в котле добавил нектар и разливал смесь в кубки бессмертным гостям. Полные кубки, подъемля, они жениху дружно здравицу возглашали.

После того, как желанье питья и еды все утолили, прежним желаньем зажглись открытые для удовольствий сердца и богов, и людей: всем опять захотелось музыки, песен и плясок – услады восхитительной всякого пира.

Тут Зевс всем головою милостиво кивнул, а на Аполлона, милого сына, властными посмотрел глазами и вверх помавал бровями, так призывая его не только продолжить песни и танцы, но и запеть самому, и не был догадливый Феб ему не послушен. Лишь только бессменный вождь прекрасного хора Аполлон лучезарный в руку взял плектр золотой, как струны мелодично тут же все зазвучали, небесной гармонией все вокруг наполняя, и он в блеске своего сиянья запел. Пел Феб под собственный аккомпанемент на божественной лире, полученной некогда в ответный дар от младенца Гермеса, и ему мелодично вторили золотом повитые Пиериды – и на флейтах, и чудными голосами. Другие боги то порознь, то сменными хорами сначала громко восславляли брак могучего Алкида и пышноволосой Мегары прекрасными величавыми песнями и речами.