Герцог полуночи
Шрифт:
— О-о, Максимус… — Моргнув, она прижала ладонь к его щеке.
И здесь, в утлой лодке, раскачивавшейся и протекавшей, под черным дымом, заволакивавшим небеса, и под пеплом, разносившимся ветром, Максимус понял, что никогда еще не был так счастлив.
— Когда-нибудь я снова найду его, — прошептал он ей в волосы. — Но я понял одно: для меня нет жизни без тебя, моя Диана. Прошу моя любовь, никогда не оставляй меня. Обещаю, клянусь могилой матери, что мне никогда не будет нужна другая женщина.
— Я не уйду, — прошептала она в ответ, и ее очаровательные серые глаза просияли. — Но
— Что касается этого… — кашлянув, заговорил Мейкпис.
— Я его застрелил, — тихо сказал Сент-Джон — словно извинялся за свой поступок.
Максимус с удивлением посмотрел на него, а Сент-Джон, пожав плечами, пояснил:
— Это показалось необходимым, когда он приставил пистолет к голове мисс Грейвс, а потом, после того как она прыгнула, он кричал, что сам же и устроил пожар и не жалеет об этом. И еще: он выстрелил в вас, Уэйкфилд, когда вы были в воде. Конечно, он оказался не очень-то хорошим стрелком, но ведь не была исключена вероятность, что во второй раз он не промахнулся бы. Я застрелил его, когда он вскинул второй пистолет.
— Это было правильно, — кивнул Мейкпис. — И выстрел хорош, должно быть, футов с семидесяти.
— Думаю, ближе к пятидесяти, — скромно заметил Сент-Джон.
— Но зачем?.. — заговорил Максимус, и мужчины вопросительно взглянули на него. — Ведь я не просил вас помогать мне с Ноуксом.
— И не должны были просить, — буркнул Мейкпис.
— Да, не должны были, — согласился Сент-Джон.
В эту ночь, после горячей ванны, Артемис лежала нагая в огромной кровати Максимуса и наблюдала, как он брился. Они уже пообедали в его апартаментах. Пообедали довольно скромно — цыпленком с гарниром из моркови и горошка и вишневым тортом на десерт. Но обоим казалось, что они никогда не ели ничего вкуснее.
— Просто чудо, что никто не погиб, — сказала Артемис. — Думаете, что-нибудь осталось от Хартс-Фолли?
— Говорят, он еще дымится, — ответил Максимус, не оборачиваясь и хмуро глядя на свое отражение в зеркале на комоде. — Насколько я знаю, театр полностью сгорел, как и музыкальная галерея. Возможно, удалось спасти что-то из растений, но будет ли восстановлен Харте… — Он пожал плечами. — Нет, едва ли.
— Ужасно обидно, — пробормотала Артемис. — Феба любила Хартс-Фолли, и мне он тоже очень нравился. Это было просто волшебное место. Как вы думаете, почему лорд Ноукс сначала устроил пожар?
— Очевидно, чтобы скрыть убийство племянника.
— Что?.. — Артемис вспомнила кровь на руках лорда Ноукса. — Несчастный!
— Ну, тот пытался шантажировать своего дядю, — объяснил Максимус. — А если бы с самого начала сказал мне, что взял подвеску в доме своего дяди, то сейчас был бы жив.
— М-м-м… — Артемис теребила одеяло. — Полагаю, я в любом случае больше не попала бы в Хартс-Фолли.
— Почему? Тебе не понравилась пьеса?
— До этого дело не дошло. — Она вздохнула. — Когда мы только прибыли, Пенелопа вышла из себя и устроила сцену. Удивительно, что никто не рассказал вам об этом.
— О чем? — Герцог наконец-то отвернулся от зеркала.
— Она назвала меня «шлюхой».
— Проклятье, — проворчал
— Вы о чем?..
— Плавая в вонючей воде, я принял решение. — Герцог подошел к своей шкатулке и открыл ее. — Я собирался восстановить ожерелье, прежде чем спрошу тебя. Почему-то это казалось мне символичным. А теперь, чтобы сделать все побыстрее, придется обойтись без него.
— Ничего не понимаю… — в недоумении пробормотала Артемис.
И тут герцог совершил нечто странное — опустился перед ней на одно колено.
— Конечно, это совершенно неправильно, но если уж… — Он смотрел на нее так, будто она была в чем-то виновата.
— Что вы делаете?..
— Мисс Грейвс, вы окажете мне честь…
— Вы сошли с ума?! — воскликнула Артемис. — А как же ваш отец? Как же ваше герцогство?
— Мой отец мертв, — тихо ответил он. — И я решил, что герцогство может катиться к чертям.
— Но…
— Ш-ш-ш, — перебил Максимус. — Я пытаюсь достойно сделать тебе предложение, хотя и без ожерелья моей матери.
— Но почему? Вы же считаете моего брата сумасшедшим.
— Когда я последний раз видел его, он показался мне вполне разумным. Он даже попытался наброситься на меня.
Артемис в изумлении таращила глаза.
— Но ведь все сочли бы это подтверждением его безумия.
Пожав плечами, герцог потянулся к подвеске, которую она так долго носила на шее. Подвеска лежала рядом с другими, наконец-то собранными вместе, после того как последняя была снята с трупа Ноукса.
— Аполло ведь думал, что я совратил его сестру.
— О-о!.. — Артемис покраснела при мысли о том, что брат все знает.
— А это весьма неприятно. — Максимус снял с пальца перстень-печатку и надел его на цепочку, на которой все еще находилась «ее подвеска». — Но я намерен сделать тебя уважаемой леди.
— Несмотря на то, что сказала Пенелопа?
— Да. — Надев цепочку ей через голову, он осторожно пристроил кольцо и подвеску между грудей Артемис, и от прикосновения его теплых пальцев у нее поднялись соски. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто я позволю кому-либо называть тебя так. Разыскивая тебя под водой, я дал себе клятву, что, если смогу найти тебя живой… — Он вдруг нахмурился. — Но в любом случае ты должна надеть ожерелье на свадьбу.
— О, Максимус… — Она взяла в ладони его лицо. — Дорогой, я не хочу выходить за вас замуж только потому, что вы намерены оградить меня от…
Герцог прервал это чистосердечное признание, впившись в губы Артемис поцелуем. Он целовал ее исступленно и самозабвенно, и вскоре она уже не могла вспомнить, о чем они говорили. Прервав же поцелуй, Максимус по-прежнему сжимал ее в объятиях, словно боялся отпустить.
— Я люблю тебя, моя Диана. Думаю, люблю тебя с тех пор, когда увидел, как ты босиком бродишь по моей роще. И даже тогда, когда думал, что не могу жениться на тебе, я был твердо намерен никогда не отпускать тебя. — Он отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. — Ты не должна оставлять меня. Без тебя в мире не будет света, не будет радости, ничего не будет. А если по какой-то глупой причине ты не хочешь выйти за меня замуж, то, по крайней мере, обещай…