Герцогиня и "конюх"
Шрифт:
– - Ваше величество!
– - Ничего, ничего, князь Алексей, я ведь шучу!..
– - криво усмехнулась Анна Иоанновна.
– - Будь покоен: я никогда не забуду твоих услуг. Сейчас я выйду. Но прежде я хотела бы повидать тех двух лиц, кои испрашивают у меня аудиенции. Один из них -- Бирон. Он был мне предан и верно служил мне, когда я была жалкой загнанной герцогиней Курляндской. Пусть он, как обер-камергер, поведет меня и к ступеням трона. Другой -- синьор Джиолотти. Он спас меня от болезни. Ему тоже первое место. Так вот ты и впусти их, князь Алексей.
– - Кого же пригласить первым, ваше величество?
– - спросил
– - Синьора Джиолотти, -- приказала Анна Иоанновна.
XIX
ИМПЕРАТРИЦА, КУДЕСНИК И "КОНЮХ"
– - Ваше величество!
– - прозвучал знакомый властный голос, и, прежде чем Анна Иоанновна успела опомниться, к ее ногам склонился великий чародей и пылко воскликнул: "Soit b^eni ce jour, votre Majest^e! Le dernier acte de votre trag^edie est fini..." {Да будет благословен сей день, ваше величество! Последний акт вашей трагедии сыгран... (фр.).}
– - Так это -- правда? Меня не обманывают?
– - пролепетала Анна Иоанновна.
– - Нет, нет, ваше величество. В то время как мы говорим с вами, сюда уже тайно приближаются те силы, которые должны спасти вас.
– - И сейчас все окончится?
– - Все, все, государыня. Вчера я уже видел все то, что совершится сегодня, и сегодня вы мне дадите кольцо самодержавной императрицы.
Анна Иоанновна была окончательно потрясена. Джиолотти, великий магистр таинственного ордена, осыпал ее руки страстными поцелуями...
– - Там, ваше величество, ожидает вас тот, кто сыграл большую роль в вашей жизни и который будет играть еще большую. Пусть он войдет. Но...
– - тут Джиолотти близко наклонился к уху Анны Иоанновны и таинственно зашептал: -- Но, ваше величество, вчерашнюю ночь с национальным русским инструментом --гуслями -- вы должны искупить.
Анна Иоанновна вся побелела.
– - Как?!
– - отшатнулась она.
– - Вы это знаете?!
– - Это знаю не только я, но и он. Поэтому вы, лишь только он войдет, должны будете поздравить его с будущей герцогской короной Курляндии.
– - А разве это случится когда-нибудь?
– - затрепетала Анна Иоанновна.
– - Без сомнения. Я предрекаю вам и ему это важное событие. Или вы мне не верите?
– - сверкнул глазами Джиолотти.
На пороге стоял Бирон в парадной форме.
– - Эрнст!
– - тихо слетело с губ императрицы.
Бирон был бледен. Его глаза сверкали худо скрытой злобой, голова надменно запрокинулась назад. Он быстро и решительно подошел к Анне Иоанновне и хрипло произнес:
– - Я полагал, что русская императрица никогда не может так низко пасть, чтобы забавляться со своими развратными смердами. Я полагал, что к трону, который добыл я вам, вас поведу я. Но, кажется, я ошибся? Прикажете мне позвать князя Ивана Долгорукого? Может быть, и теперь, в эту страшную минуту, когда ваша судьба висит на волоске, у вас явится желание позабавиться игрой на гуслях?
– - И вдруг Бирон грубо схватил Анну Иоанновну за руку: -- Слушайте, Анна: еще не все произошло, еще вы не освобождены, еще вся сила в наших руках. Понимаете вы это?
– - А затем он опустился перед смятенной императрицей на колени и пылко воскликнул: -- Моя дорогая Анна, за что вы так жестоко надсмеялись надо мной? Ведь я безумно люблю вас. За вас я готов отдать последнюю каплю
– - Бирон вскочил.
– - Говори, отвечай: ты моя?
И Анна Иоанновна покорно ответила:
– - Твоя.
– - Ты больше никогда этого не сделаешь? Ты не изменишь твоему Эрнсту?
– - Не изменю.
– - Так вести тебя туда, в этот страшный зал?
– - Веди!..
XX
ДА ЗДРАВСТВУЕТ САМОДЕРЖАВНАЯ ИМПЕРАТРИЦА!
Тронный зал дворца имел необычайно торжественный вид. Все верховники были уже в сборе. В своих роскошных мундирах, сверкающих алмазными звездами и золотым шитьем, они, образовав особую группу, вели тихий разговор. Здесь -- как это возможно только во дворце с его интригами -- "враг" дружески-любезно беседовал с "врагом".
На лицах всех собравшихся можно было прочесть острое ожидание чего-то решительного, важного. Сегодняшнее официальное провозглашение Анны Иоанновны императрицей, событие, которое должно было случиться вот сейчас, невольно волновало всех. Но в то время как одни ликовали, другие стояли с понурыми, бледными лицами.
К числу первых принадлежали те верховники-конституционалисты, которым удалось в Митаве вырвать подпись Анны Иоанновны на ограничительной грамоте; к числу вторых -- все те, которые предчувствовали для себя ужас полновластного владычества отдельной кучки лиц вроде Голицыных и Долгоруких.
Ни для кого не являлось тайной, что при провозглашении Анна Иоанновна вторично должна будет отречься от всех прочих прерогатив самодержавной царской власти.
Центром всеобщего внимания являлись князья Голицыны, в особенности Дмитрий, и князья Долгорукие --
Алексей и Иван. Это были те, кто через час-два должны были явиться настоящими вершителями судеб Российской империи.
Как ни старался князь Алексей Долгорукий владеть собой, его волнение невольно бросалось всем в глаза. Он был бледен, как никогда. Его взоры беспокойно блуждали, отыскивая фигуру Ивана. А тот со своим красивым, развратным лицом стоял с младшим Голицыным. Он что-то рассказывал последнему и, сверкая белыми зубами, довольно громко, без стеснения хохотал.
– - Что это с князем Алексеем Долгоруким? Смотрите, как он бледен и расстроен!..
– - слышались тихие голоса.
Князь Дмитрий Голицын, беседовавший с Алексеем Долгоруким, тоже не мог не заметить его расстроенного вида и тихо спросил:
– - Что с тобой, князь Алексей? Ты взволновался, гляди: у тебя даже руки ходуном ходят.
Какая-то судорога пробежала по лицу всесильного вельможи, и он ответил:
– - Я думаю, что и ты, князь Дмитрий, не вполне спокоен.
– - Я? И не думаю волноваться!..
– - усмехнулся Голицын.
– - Через час все будет окончено. Она станет императрицей, но править государством будем мы.
– - Слушай, князь Дмитрий, -- начал шепотом Долгорукий.
– - Слушай! Тяжелое предчувствие мучает мою душу. Сердце ноет, словно беду слышит.
– - Что это ты, князь Алексей, в бабьи приметы веровать стал? Стыдись, -- улыбнулся князь Голицын.
– - Ах, князь Дмитрий, ты вот все шутки шутишь, а я зорко ко всему приглядываюсь.
– - Ну и что же ты увидел?
– - Большую перемену в ней. Вот уже несколько дней, как она голову подняла, на меня поглядывает насмешливо, вроде бы с издевкой. Это, помяни мое слово, неспроста.