Герцогиня и «конюх»
Шрифт:
– Да, – ответил Бестужев.
– А задумывались ли вы когда-нибудь над вопросом, что же это такое?
– Нет.
– Так вот, видите ли, ваше превосходительство, это и есть так называемая вторая память. Она открывает перед нами картины наших перевоплощений, наших прежних жизней. Инстинктивной второй памятью в слабой степени обладают почти все люди, но управлять этою второй памятью – удел исключительных натур, обладающих колоссальной силой.
Тревожное чувство охватило Бестужева. Тоска и страх перед этим диковинным человеком овладели им.
– Вы, как я слышал от господина
– Да.
– Что это за орден? Какие цели он преследует? – стал допытываться Бестужев.
– Я вам уже говорил: изучение тайных, оккультных наук, благодаря которым мы можем сделаться совершенными, познать тайну «великого сущего» и лицом к лицу приблизиться к тому, что мы называем «Безначальным и Бесконечным».
– И вы, синьор Джиолотти, можете показать нам, простым смертным, картины прошлого?
– Безусловно. И не только прошлого, но и будущего! – пылко воскликнул великий магистр.
– Я понимаю, что по некоторым следам, которое прошлое накладывает на человека, его, это прошлое, еще возможно отчасти угадать, – задумчиво продолжал Бестужев. – Но будущее? Кто может прозреть его? Разве то, что должно совершиться, уже накладывает свою печать на нас?
Джиолотти встал и выпрямился во весь рост.
И перед ним Бестужев вдруг почувствовал себя крайне слабым, бессильным.
– Да, ваше превосходительство, – ответил итальянец. – Эта печать существует. И называется она «signum», знаком.
И еще долго шла беседа русского вельможи с таинственным чародеем Индии и Венеции.
Остаток ночи Бестужев, возвратившись к себе, провел в каком-то тревожном полузабытьи. Его душил кошмар, тяжелый, безобразный… Несколько раз он, обливаясь холодным потом, вскакивал на постели и дико кричал…
X. Бал герцогини. Чудеса великого магистра
Старый Кетлеровский замок заполнялся массой прибывающих гостей. Вся знать, родовитая и служебная курляндская аристократия, спешила на бал к своей «незадачливой» герцогине.
Такого пышного, роскошного праздника еще никогда не устраивала Анна Иоанновна. Море огней, гирлянды цветов, звуки музыки.
– Однако наша светлость раскутилась! – насмешливо прошептал маршал на ухо курляндскому канцлеру. – С чего это она?
– Мм… да… – удивился тот. – Это какая-то новая игра.
– А посмотрите на Бирона, как он горд и величественен. Этот «конюх» весьма снисходительно кивнул нам, нам – главным чинам Курляндии! Экий нахал! Проучить бы его надо.
Кейзерлинг стал нервно и озлобленно поправлять ленту на своем мундире.
А Бирон, камергер двора ее светлости, смотрел действительно и важно и надменно. «Случайный выскочка», но умник большой руки, он ни на секунду не терял веры «в свою великую, счастливую звезду». [25]
Бестужев, обязанный на столь официальном приеме нести свою обер-гофмаршальскую службу, находился в покоях ее высочества-светлости.
– Петр Михайлович, поди-ка сюда! – приоткрыла дверь своего «бодоара» Анна Иоанновна, зовя своего старого,
25
«Анна – моя звезда» – «секретное» выражение Эрнста Бирона.
Она была еще в пудермантеле, но уже причесанная. [26] Около нее суетились младшие фрейлины. Одна держала малиновую бархатную «робу», другая – цветы, третья – веер и драгоценности.
«Экая бестактность! – с досадой подумал Бестужев. – Полураздетая, приглашает меня, мужчину, к себе, и при всех».
– Съезжаются? – спросила герцогиня.
– Да, ваше высочество, – сухо, официально ответил обер-гофмаршал. – Вам бы надо поторопиться с туалетом.
– А ну их! Подождут! – улыбнулась Анна Иоанновна. – Ты вот лучше посмотри, что мне прислала императрица!
26
Она была еще в пудермантеле, но уже причесанная. – Пудермантель – накидка, которую надевали, когда пудрились.
Герцогиня говорила радостно-возбужденным голосом.
– Вам? Прислали? Что? – удивленно спросил Бестужев.
– А вот полюбуйся, Петр Михайлович! – И с этими словами Анна Иоанновна подала Бестужеву огромный футляр. – Бери, бери. Раскрой и посмотри!
Бестужев повиновался.
Сноп разноцветных радужных огней, которыми горели и переливались бриллианты роскошного колье, ударил в глаза царедворцу.
– Я только сейчас получила это с курьером от ее величества. Читай, что она пишет.
Бестужев про себя прочел содержание августейшего послания:
«Понеже умно Вами было поступлено и велениям моим Вы не противились по Морицову делу, – жалую Вам сию безделицу, блеск и играние камней коей да отвлекут ваши мысли на иной путь».
Бестужев прочел и усмехнулся про себя.
Анна Иоанновна была почти уже одета.
– Ну а этот-то господин-сюрприз прибыл? – бросила она Бестужеву.
Тот, догадавшись, что речь идет о Джиолотти, ответил:
– Я не видал. Это уже дело Эрнста Ивановича.
Все приглашенные уже съехались. В большом зале и прилегающих к нему гостиных стоял тихий гул голосов, точно жужжание пчелиного роя. Та скука, которая всегда наблюдалась на балах Анны Иоанновны, начинала царить и теперь. Многие удивлялись, что ее светлость не показывается так долго, и положительно не знали, что делать. Правда, некоторые упитанные обер-раты ухитрились уже пробраться в открытую буфетную и там вознести малое жертвоприношение богу Бахусу. Наскоро опоражнивая бокалы с вином, а то и просто с напитком Гамбринуса – «напитком богов и людей», [27] – они уже с жаром начали было вести разговоры об излюбленном предмете – политике.
27
Пиво.