Герцогиня и «конюх»
Шрифт:
«Ложь! Вы сами обещали…» – послышалось из-за портьеры.
– Так вот, теперь я спрашиваю вас, мой обер-камер-юнкер: что должно это означать? Если вам угодно заводить любовные интриги, то изберите для этого другое место кроме моего замка! – Анну Иоанновну колотила дрожь сильнейшего волнения. – Я… я ничего не имею против того, чтобы…
Бирон, не дослушав, вышел.
VIII. Накануне бала
Немало была удивлена митавская знать, когда получила приглашение из герцогского
Полускандальная история неудавшегося претендентства Морица и его сватовства была еще слишком жива в памяти курляндской аристократии и служила поистине притчей во языцех. Да и не сезон еще был для балов.
Однако никто не отказался от приглашения.
Митавские модистки заработали вовсю. Супруги и дочери высших должностных лиц и почтенных обер-ратов старались друг перед другом в выдумке роскошных и богатых туалетов.
Пришлось и Анне Иоанновне позаботиться об этом. Ее гардероб, не отличавшийся изяществом вкуса, был к тому же невелик. Причиной являлась скудость средств, получаемых герцогиней Курляндской. В своих «слезных» письмах в Москву и Петербург она нередко жаловалась, что ей «большую конфузию приходится претерпевать пред придворными и митавскими дамами, понеже нет у нее достаточной толики и в нарядах и бриллиантах». Таким образом, показания некоторых лиц в истории, что двор ее светлости блистал неслыханной роскошью, удивлявшей даже иностранцев, едва ли справедливы.
Анна Иоанновна долго совещалась со своей придворной поставщицей.
– Я рекомендовала бы вам, ваша светлость, платье из белого бархата, отделанное горностаем, – предложила та.
Анна Иоанновна, любившая яркие цвета, не соглашалась. Может быть, она и того боялась, что белый цвет будет невыгодно оттенять желтоватую блеклость ее лица.
После долгих колебаний остановились наконец на малиновом бархатном платье с горностаем.
Перебирая свой ларец с драгоценностями, Анна Иоанновна злобно-досадливо, печально вздыхала:
– Не много ж украшений у меня!.. Поди, у дочери этого презренного раба Меншикова куда больше будет… Хорошо награждают они все племянницу императора!..
Убранство зал Кетлеровского замка происходило под непосредственным наблюдением Бирона.
Надо сознаться, что у этого «конюха», сына низшего придворного служителя, были вкус и большой полет фантазии.
Гирлянды живых цветов искусно переплетали мрачные люстры и высокие стенные зеркала и причудливо спускались над троном вдовствующей герцогини.
Во время спешного приготовления к балу в замок несколько раз приезжал Бестужев.
Печать всех пережитых и переживаемых неприятностей лежала на умном лице резидента и обер-гофмаршала.
– Все суетитесь, любезный Эрнст Иванович? – обратился он с чуть заметной усмешкой к Бирону.
– Что же поделаешь, Петр Михайлович? Надо потешить ее высочество… Она так грустит.
– После неудачного сватовства? Но отчего же вы, милый мой, так плохо утешаете
Должно быть, эта фраза не особенно понравилась Бирону, потому что он гневно набросился на слуг, убиравших зал.
– Не так, не так, черт вас побери! Я вам показывал, проклятые олухи!
Бестужев пошел к герцогине, улыбаясь про себя.
«И этот старший лакей обуреваем столь честолюбивыми планами, мечтами! Что это: заведомо немецкое нахальство или действительно в истории России возможны такие поразительные чудеса?»
Анна Иоанновна так и рванулась к своему «старому другу».
– Петр Михайлович, как я рада тебя видеть! – искренне вырвалось у нее.
– Спасибо, ваше высочество, что думаете обо мне, – тепло ответил Бестужев. – За мои редкие посещения простите великодушно. Сами знаете, какое теперь положение дел.
Анна Иоанновна внимательно посмотрела на Бестужева.
– Как изменился ты в это время, мой милый Петр Михайлович! Поседел еще больше, согнулся…
– Проклятая политика не красит нас, дипломатов, – усмехнулся Бестужев и круто переменил разговор: – Даете бал, ваше высочество?
– Да, Петр Михайлович… Уговорил меня Эрнст… Большой он хлопотун! – оживилась Анна Иоанновна.
– О, да! Он очень энергичный человек, – как-то загадочно проронил обер-гофмаршал.
– И знаешь, Петр Михайлович, он готовит мне какой-то сюрприз! Ты ничего не слыхал об этом?..
– Кое-что слышал…
– Представь, он говорит, что выписал какого-то великого человека… Как, бишь, он называл его? Ах, забыла…
– Великим магистром Джиолотти?
– Вот, вот! Эрнст говорит, что этот самый магистр обладает чудесным даром открывать будущее. Ты веришь в это, Петр Михайлович?
– Поживем – увидим, – уклончиво ответил Бестужев. – А вот скажите, ваше высочество, что это такое происходит с вашей гофмейстериной баронессой фон Клюгенау? Я во второй раз встречаю ее в слезах.
Анна Иоанновна смутилась.
– Однако, Петр Михайлович, я вижу, что ты, несмотря на все твои многочисленные дела, зорко следишь за всем, что происходит в моем замке, – вспыхнула она.
– Это не должно удивлять вас, ваше высочество: я – не только резидент ее величества, но и обер-гофмаршал вашего двора.
– Произошло то, – герцогиня заметно заволновалась, – что эта особа, влюбившись в Бирона, бегает за ним по пятам и дошла до такой дерзости, что позволила себе устраивать мне сцены ревности! Как тебе это понравится?
– А-а!.. – протянул Бестужев, щелкая пальцем по крышке табакерки.
– И я решила выгнать ее вон.
Бестужев, затянувшись табаком, спокойно ответил:
– Конечно, это ваше право, ваше высочество, но я не советовал бы вам пока прибегать к таким резким мерам: в Митаве и без того идет немало толков и пересудов. Баронесса ведь из среды митавских аристократов.