Герцогиня и «конюх»

Антропов Роман Лукич

– Что с вами, любезная баронесса? Я вас не вижу по целым дням… Вы все хвораете? – спросила Анна Иоанновна.

– Да, ваша светлость… Мне нездоровится, – стараясь не глядеть в лицо своей повелительнице, хмуро ответила та.

– Что же происходит с вами? И, если вы больны, отчего не обратитесь к доктору?

Насмешливая улыбка пробежала по губам баронессы, но она, поспешив скрыть ее, ответила:

– Ах, ваша светлость, вы так добры… Но…

– Что «но»? Договаривайте!

– Но не все доктора могут принести облегчение. Быть может, вы согласитесь с этим сами?

– Я?

С какой стати? – вспыхнула герцогиня.

Она сразу поняла все: эта «красивая баба» намекала ей на Морица, который под видом доктора явился на их первое тайное свидание. Так вот какова она, эта «преданная немецкая божья коровка»! Она жалит, язвит…

– Потрудитесь, милая, говорить яснее! – гневно произнесла Анна Иоанновна. – Почему я должна быть осведомлена в искусстве докторов?

– Прошу простить меня, ваша светлость, но вы, кажется, не так изволили понять меня, – печально ответила баронесса. – Я хотела сказать, что врачи тела часто бессильны врачевать душу.

– А ваша душа болит?

– О да, ваша светлость!

– Что же с вами происходит? – удивилась герцогиня, обладавшая короткой памятью.

– Вы должны это знать, ваша светлость, – прозвучал вдруг ответ гофмейстерины.

– Я?!

– Да, вы… Помните ли вы, ваша светлость, что вы обещали сделать для меня? – И Эльза Клюгенау в упор посмотрела на свою повелительницу. – Вы обещали великодушно быть моей «свахой», как вы изволили выразиться… Я люблю Эрнста Бирона… Прежде он выказывал ко мне симпатию, любовь… Но признание никогда не могло сойти с моих уст…

Анна Иоанновна отпихнула ногой обитую атласом скамеечку.

– А, вы вот о чем!.. – каким-то странным, не своим голосом начала она. – Вы о Бироне?.. Но, послушайте, моя милая баронесса, мне кажется, что если мужчина любит женщину, а женщина – его, мужчину, то… какое же тут требуется еще посредничество третьего лица? В подобных случаях оно скорей нежелательно…

– Как когда!.. – глухо, неопределенно ответила баронесса.

Анна Иоанновна холодно бросила ей:

– Ступайте!.. Вы больше мне не нужны сейчас. А с моим обер-камер-юнкером я поговорю…

Этот холодный, суровый ответ многое объяснил баронессе: недаром в это последнее время она подметила ревнивым взором женщины, что Эрнст слишком часто посещает герцогиню.

– Ради Бога, ваша светлость, сделайте милость, не говорите ему ничего об этом! – умоляюще воскликнула она.

– Ступайте! – последовал вторичный властный приказ.

Клюгенау покорно вышла.

По ее уходе Анна Иоанновна, чисто по-московски, «по-измайловски» всплеснув руками, воскликнула:

– Да что же это такое, матушки? Или весь свет белый пошел против меня? Замуж захочешь идти – не смей, потому какие-то проклятые «конъюнктуры» не сходятся; если так просто, поразвлечься желаешь – тоже не смей: немка какая-нибудь протестует: «Мой он, дескать, а не ваш». А что же мне на сем свете принадлежит? Ничего, кроме тоски, скуки, слез да одиночества?

И Анна Иоанновна решила объясниться с Эрнстом.

Бирон явился в этот вечер к ее светлости в особенно бодром, приподнятом настроении духа. Он понимал, что герцогиню необходимо «подстегивать»,

по его любимому «лошадному» выражению, иначе она совсем сомлеет со скуки и наделает, чего доброго, таких чудес, за которые ее удалят из Митавы. А ведь еще большой вопрос: потянет ли она его за собой?.. Случай с Морицем, только чудом не разрушивший всех его горделивых, честолюбивых планов, заставил «милого Эрнста» стоять настороже, быть начеку.

– Ваша светлость, вы опять скучаете? Это видно по вашему лицу, – начал ловкий «конюх», склоняясь на одно колено перед герцогиней и покрывая поцелуями ее руку.

Анна Иоанновна отдернула ее, хотя без гнева.

– А тебе весело, Эрнст Иванович? – насмешливо спросила она. – Ишь, как ты разгорелся…

Бирон улыбнулся:

– Я не могу веселиться, ваша светлость, когда моя повелительница скучает.

– Ого? Ты – такой верный раб?

При слове «раб» Бирона передернуло. Впрочем, эту резкую фразу он сейчас же поспешил «смягчить», переделать по-своему:

– Когда солнце не светит, все люди становятся несчастными, хмурыми… Я хотел предложить вам, ваша светлость, какое-нибудь развлечение… Вполне необходимо встряхнуться…

– Какое же развлечение может быть в этой проклятой Митаве? – апатично произнесла Анна Иоанновна.

Бирон, знавший слабость герцогини к охоте, живо воскликнул:

– А охоту устроить, ваша светлость? Мои егери напали на след нескольких кабанов. Правда, это – опасная охота, но такой великолепный Немврод, как вы, не должен бояться ничего! [21] – И он близко нагнулся к Анне. – И притом ведь около вас буду я, который готов отдать последнюю каплю крови за счастье увидеть хоть одну улыбку на вашем лице!.. – страстно произнес он.

21

…такой великолепный Немврод, как вы, не должен бояться ничего. – Немврод (Нимврод, Нимрод) – в ветхозаветной мифологии богатырь и охотник.

Анна Иоанновна блаженно улыбнулась.

– Ах, до охоты ли теперь, Эрнст Иванович! – уже расчувствовалась она. – Да как-то и неловко теперь выйдет. Время такое тревожное, сам знаешь. «Вот, – скажут, – идет заваруха, а наша герцогиня охотами себя тешит». Пообождем уж малость…

– В таком случае не устроить ли бал? Вы, ваша светлость, не должны забывать, что вы – герцогиня Курляндская. Отчего бы вам не показать митавскому обществу, что все происшедшее – пустяшная комедия для вас, герцогини и племянницы императора?

– Пожалуй… А то на самом деле подумают, что презренный раб Меншиков нагнал и на меня, русскую царевну, такого страха, что я боюсь высунуть нос из своих покоев. А я на него плевать хочу! – сразу всколыхнулась Анна Иоанновна.

Одно лишь имя ненавистного ей человека привело ее в состояние бешенства.

Бирон довольно улыбнулся и тотчас произнес:

– Я говорил по этому поводу с Петром Михайловичем. Он одобряет мой план…

Анна Иоанновна пытливо поглядела на своего тайного фаворита.