Герцогиня с Османского берега
Шрифт:
Нигяр затопталась на месте. Что желали услышать эти господа? Правду? Но если молодая женщина начнёт сейчас рассказывать правду о своей бывшей хозяйке, ей придётся назвать подлинную причину своего пребывания в Англии. Да и относительно недавние трагические события, которые произошли с ней в Стамбуле, произошли не без участия могущественной султанши. Выбирая ответ, который устроил бы королеву, Нигяр заметила, что сэр Томас Болейн лишь делает вид, что ему интересна тема, поднятая дочерью, а сэр Томас Говард больше интересуется не самой Хюррем Султан, а её бывшей служанкой. На щеках калфы
– Я… я не знать, что сказать. – выдавила из себя Нигяр.
– Разве ты не была её фрейлиной? – удивлённо спросила Анна.
– Я служить, но не быть с неё близко. Она красивая, умная, щедрая, много заниматься милосердные дела для женщины, дети и бедные…
– Я слышал, она пришла к власти почти точно так же, как и моя племянница, не так ли? – вставил свою реплику герцог.
– Да, это так. – ответила Нигяр скороговоркой, стараясь не смотреть вельможе в глаза.
– Кроме того факта, что она нарожала султану Сулейману целую армию сыновей. – язвительно вставил Болейн.
– Отец! – укоризненно обратилась к нему Анна. – Лично мне интересно узнать как можно больше о выдающейся женщине Востока. Много ли вы знаете женщин тех краёв, о которых бы говорили в Европе?
В ответ на это сэр Томас жестом указал на то, что впредь будет молчать. Герцог Норфолк внимательно осматривал внешний вид Нигяр.
– Быть может, сама Роксолана – большая модница и, безусловно, красавица, и поэтому должна ревновать своих служанок, если местный бог неверных не обделил их приятным внешним видом. – произнёс он. – Надо сказать, что леди Нигяр совсем не идёт гейбл. Лучше его снять.
– Действительно. – согласилась королева, с удовольствием уплетая орехи. – Нигяр, сними чепец. Ни к чему тебе прятать прекрасное лицо.
Просьба была довольно необычной, но Нигяр не могла отказать. Она попыталась снять чепец одной рукой, а другой удержать поднос, но видя, что молодой женщине тяжело, Томас Говард сам снял с неё головной убор. Шелковые черные волосы заструились по спине османки. В нынешнем виде она производила более лучшее впечатление, нежели в тяжёлом гейбле.
– И почему такую красавицу никто не полюбил на родине? – задумчиво спросил герцог. Отец Анны отвернулся и тихо засмеялся.
Эти слова смутили калфу. Она ещё раз поклонилась и обратилась к королеве.
– Ваше Величество, не желать ещё что-нибудь?
– Да, принеси ещё орешков.
Османка поспешила выполнить поручение. По пути она вспоминала, как смотрел на неё герцог, как будто он был готов сорвать с неё всю одежду. А ещё как провёл рукой по её волосам… О, небеса, неужели он потребует её к себе в постель? А королева, скорее всего, возражать не будет, в конце концов, он её дядя, а для своего родственника она сделает всё, что угодно. Молодая женщина сделала вывод, что надо бы попросить Анну Болейн, чтобы уговорила своего дядю не приставать к несчастной османской изгнаннице.
Шагая по коридору, Нигяр услышала тихий стон в отдаленном конце. Решив, что кому-то плохо и нужна помощь, она пошла в сторону, откуда доносился звук. Стоны становились слышны всё лучше и лучше, и вскоре калфа поняла, что кому-то вовсе не плохо, а как раз
Увидев это, Нигяр мгновенно скрылась за стеной. Щёки её запылали от стыда. Зная, что с ней могут сделать за то, что она застала короля в столь деликатной ситуации, османка быстро засеменила в сторону. Похоже, король и его любовница не сильно беспокоились по поводу того, что их могут застать. Но даже если бы и застали, кто рискнёт упрекнуть в чём-нибудь монарха?
От увиденного у Нигяр задрожали руки. Когда она подносила королеве полюбившиеся той орехи, выглядела столь бледной, что цвет кожи начал контрастировать с цветом волос. Решив, что её служанка заболела, Анна отпустила калфу с праздника и разрешила ей вернуться в комнату для прислуги.
С тех самых пор, когда молодая османка воочию убедилась, что разговоры о романе короля с Джейн Сеймур – не пустые досужие сплетни, напряжение в августейшем семействе всё нарастало и нарастало. Нет, конечно, Генрих не появлялся на публике откровенно с новой пассией, но дело медленно, но верно катилось к этому. По двору поползли разговоры о том, что скоро правлению Анны Болейн придёт конец, тем более, что братья Сеймуры становились всё ближе и ближе к Его Величеств, а как известно, новая метла метёт по-новому…
В один из ненастных дней Нигяр и Маргарет возились с чисткой гобеленов, заказанных для королевы. Дело протекало в тишине, намного зловещей, чем ставший привычным шум.
– Я до сих пор не придти внутрь себя. – не выдержав, нарушила тишину калфа. – Что будет с девушки, если король развестись с королева?
– Что обычно бывает, когда меняется хозяйка в доме? – ответила Маргарет. – Отсюда нам три пути: либо домой к родителям, либо замуж, либо в монастырь. Чтобы фрейлина осталась служить новой королеве, на то должна выразить свою волю последняя.
– Вот как… Значит, я вернуться в Оттоманская Порта?
Маргарет посмотрела на соседку, как на дурочку.
– На твоём месте я не была бы так уверена. – сказала она.
– Почему?
– Там тебя никто не ждёт. Раз уж тебя один раз выслали с османских берегов, значит, султан Сулейман и Хюррем Султан решили, что прекрасно обойдутся без тебя. Принимать христианство ты в упор не желаешь, значит, монастырь тебе не грозит, но и о замужестве можешь не мечтать – иноверка не пара даже самому бедному крестьянину, не говоря уже о мало – майски уважающем себя дворянине. Остаётся тебе только проследовать в ссылку за королевой, если вдруг, не приведи Господь, грянет развод. Или…
– Или что?
– Или тебя обвинят в ереси и сожгут на костре, как колдунью.
От этих слов у Нигяр похолодело на душе. Маргарет говорила так серьёзно, что бывшая калфа ни за что бы не усомнилась в правдивости этих слов. Насколько она успела заметить, король Генрих, когда был чем-то огорчён, видел врагов даже там, где их не было, а с подачи фаворитов мог отправить ни в чём не повинного человека на смерть, даже не моргнув глазом. Ей оставалось только молиться.
– Да послать ваш бог здоровый сын королева Анна. – улыбаясь уголками губ произнесла Нигяр.