Герда
Шрифт:
– Ну да, конечно, – сказала я. – Тяжеловоз какой-нибудь. Костромской породы. Знаем-знаем. Вы, кстати, в курсе, что Илья Муромец был метр шестьдесят? Даже ниже меня.
– И зачем нам это знать? – спросил Гоша. – Ну, мелкий был Муромец, и что?
– Интересно просто, – пожала плечами Саша.
Гоша зевнул.
– На самом деле интересно, – согласилась я. – А вообще… Есть информация полезная, есть бесполезная, а есть та, что создает шум.
– Какой еще шум? – тупил Гоша.
–
Саша поглядела на меня с уважением. Кажется.
– Это же основы сценического искусства, – пояснила я. – То есть, не основы, конечно, а тонкости. Но в целом… Петр Гедеонович говорит, что почти девяносто процентов информации – это информационный шум, драка двух клоунов.
– Театр – великая сила, – согласилась Саша.
– Великая, – согласилась и я.
– Вы это о чем? – спросил Гоша. – Какую-то пургу несете, а я не въезжаю…
Поглядел на нас, как на идиоток.
Я взяла еще одного подлещика, стала грызть. Вкуснотища все-таки, кажется, с яблочным уксусом, с луковым настоем.
– И что, помогает? – скептически поинтересовался Гоша. – В смысле подкова?
– Ага, – кивнула Саша. – Раньше от домовых прохода не было, а теперь все разбежались.
Саша засмеялась.
– От домовых? – переспросила я.
– Ага. Дом старый, с историей, тут домовых полно. Пойдешь ночью попить водички, а они за ноги цапают. Волосы путают, топают, как носороги. Борщ оставишь, а он к утру скиснет весь. Ключи постоянно ломались в замках, проводка перегорала, посуда билась.
– А у нас вот нет домовых, – сказала я.
– Почему?
– Передохли все, – ответила я. – Сначала-то, конечно, тоже, о-го-го, а потом передохли. Даже и не знаю от чего, везде дохлые валялись, по всему дому. Заглянешь под койку, а там штуки три да лежит, тухнет.
Гоша поглядел на меня с испугом, а Саша рассмеялась.
– Так и живем, – сказала я. – Интересно.
И выглянула в окно.
По улице шагала Наталья Дмитриевна. Она тащила за собой тележку с термосами, кастрюлями и корзинами.
– Мамка к вечернему пошла, – улыбнулась Саша.
– К вечернему? – не поняла я.
– К поезду. Тут от нас Луговое недалеко, там техническая остановка. Мама всю жизнь ходит.
Саша помахала матери рукой.
– Пироги печет, печенье, грибы солит, морс варит. Проезжающим продает. Я ей сколько раз уже говорила бросить, а она ни в какую. Как раньше привыкла, так все и ходит, и ходит. А к осени денег накопит – и по пушкинским местам.
Мне показалось, что я ослышалась. Мама Сашки Наталья Дмитриевна работает на камвольном комбинате,
– Это она с детства, – Саша смотрела в окно. – Со своего, само собой. Они в восьмом классе собирались ехать в Болдино, мать как раз победила на городской олимпиаде пушкинистов. Но ангиной заболела. И в Болдино поехала ее лучшая подруга. С тех пор мать на этих местах и помешалась. По пушкинским была, по лермонтовским, по чеховским, по всем, короче. Хобби такое.
Саша улыбалась. Глаза у нее в этот момент были интересные. Живые такие, лучистые, славные.
– А меня с собой не пускает, – сказала Саша. – Одна любит везде – и на вокзал меня давно не берет. А раньше мы всегда на вокзале вместе торговали, это так здорово было. Сидишь, вагоны считаешь, потом все бегают, туда-сюда, туда-сюда… И все время хочется куда-то уехать. Я даже места выбираю на карте, сейчас покажу…
Как мне. Как я.
Саша подошла к книжной полке и стала перебирать атласы.
Мне тоже хочется. Уехать. Или чтобы потоп всемирный, а я на острове оказалась. Лежала бы на песке и смотрела, как мимо проплывают дохлые волки и живые киты. Как на горизонте небо смешивается с водой, отчего кажется, что мир накрыт плоской миской. Как совсем высоко, в недостижимой дали воздушного океана, расправляют крылья солнечные корветы. И на одном из них есть местечко и для меня. Я тоже любила в детстве рисовать корабли.
– А отец где? – бестактно спросил Гоша.
– Он был летчиком-испытателем, – ответила Саша.
Я едва не хохотнула, но Гоша поверил.
– Разбился? – с сочувствием поинтересовался он.
– Утонул, – скорбно ответила Саша. – Заболел испытатель батискафов, и попросили отца, а он не смог отказать. У нас остались его фотографии… – вздохнула Саша.
– Да, – протянул Гоша. – А у нас мама домохозяйка. Она раньше журналистикой занималась, а теперь за детьми присматривает. Ну, и вообще, живет.
– Здорово, – кивнула Саша. – А зовут ее как?
– Ася, – ответил Гоша.
– Ася… – Саша почесала подбородок. – Ася, Ася…
– Да, – кивнул Гоша. – Ася Орлова. Она в «Материнском Рубеже», я тебе говорил. На редкость тупая организация.
Гоша поморщился презрительно.
– Это уж… – кивнула Саша. – Да нет, то есть наоборот…
С улицы послышался скрежет и какой-то механический вой.
– Это еще что? – спросил вдруг Гоша. – Грохот какой-то…