Герда
Шрифт:
– Странный звук, – согласилась Саша. – На терку похоже. Трамваи, наверное, запутались. Они каждый день запутываются, старые уже все. Если ночью запутываются, то это красотища просто. Лежишь на койке, а на улице электричество вспыхивает синим.
Трамваи запутались. Действительно, здорово, наверное. Как-то тут иначе живут, на другом берегу реки, конечно, не солнечные корветы, но и трамваи тоже ничего, настоящие.
Саша оставила полку с книгами и выглянула на улицу.
Расхохоталась.
Конечно же, это была Герда. Она самостоятельно тащилась по улице Весенней и тащила за собой ванну. В ванне стояла кадка с печальным засохшим фикусом. Встречные прохожие не очень удивлялись, наверное, они к таким сюрреалистическим картинам уже были привычны, культпросвет училище-то рядом. Дно ванны, соприкасаясь с брусчаткой, как раз и издавало этот противный наждачный звук, печальный, как погребальные песни слонов.
Саша продолжала смеяться. Она успела достать телефон и вовсю снимала продвижение Герды, похихикивая. Гоша не засмеялся, видимо, просто представил, что случится, если Герда выскочит на улицу с оживленным движением…
Короче, Гоша дернул на улицу, не доев подлещика.
Герда, видимо, тоже прибавила скорости, во всяком случае, когда Гоша выскочил из подъезда, ее уже видно не было. Зато по мостовой тянулся отчетливый раскарябанный след, точно кто-то попытался раскрыть на брусчатке замок-молнию.
Я тоже побежала. А вдруг Гоша повернет не в ту сторону?
Бежать после тазика печенья и литра морса особо не бежалось, внутри отчетливо булькало и плюхалось, но я постаралась, лишь иногда останавливаясь для того, чтобы успокоить внутреннюю болтанку.
Я надеялась, что она устанет. Все-таки ванна была вполне чугунная и тяжелая, но и сил у Герды полно, Герда успела утянуть ванну далеко, почти до середины улицы Весенней. Возле бывшей керосиновой лавки Герда сумела освободиться от поводка. Почему-то я догадывалась, куда она отправилась.
«Монмартр и Сыновья». Совсем недалеко. Успела заметить, как Гоша вошел внутрь.
Я подоспела через минуту, толкнула дверь, колокольчик опять звякнул. Продавщица и Левиафанов сидели возле стены на плетеных стульчиках. Смирненько так сидели, рядком, просто друзья детства. Левиафанов вращал глазами, девушка питалась из пакетика сушеными кальмарными кольцами. Гоша растерянно стоял посреди помещения.
Картина «Рыба из бездны» стояла на полу у стены. Герда располагалась прямо напротив нее и…
Я бы сказала, она делала это
– Прекрати, – неуверенно потребовал художник от Герды.
Еще он сделал неосторожное движение рукой, Герда посмотрела на художника, улыбнулась художнику. Как она умела.
Художник замолчал, девушка поперхнулась кальмарами, но откашливаться испугалась. Гоша икнул.
– Уберите собаку, пожалуйста, – с заметным почтением обратилась к нему девушка. – У нас тут хрупкие вещи.
– Прекратите это безобразие! – шипя, потребовал Левиафанов. – Это вандализм. Я требую компенсации!
– За что? – не понял Гоша.
– За надругательство над произведением искусства, – ответил Левиафанов.
Странно. Какое-то дежавю. А может… Я почувствовала, как заболела голова. Однажды в детстве я ударилась головой об угол шкафа, после чего меня неделю преследовали дежавю, иногда они вообще не прекращались, я как бы раздвоилась и жила сразу в двух временах, в настоящем и в минуту тому вперед.
– Левиафанов, твоя картина стала только лучше, – сказала девушка. – Кстати, ты чем их рисуешь? Колбасой, что ли? Собак так приманивает.
Она рассмеялась едким обидным смехом, а Герда облизнулась и еще несколько раз ткнула картину носом, оставив на ней несколько отпечатков, похожих на хохломскую роспись.
– Фу, – сказал Гоша.
– Фу, – сказала я.
Но Герда не удержалась и лизнула картину еще. Потом поглядела на меня. Морда у нее была вполне себе чистая, то есть все эти краски она с большим удовольствием съела.
И не поперхнулась.
– Я вызову полицию, – то ли пригрозил, то ли предположил Левиафанов.
Дежавю.
– И что ты скажешь полиции? – усмехнулась девушка. – Что твою картину слизали? А потом, я же говорю – ущерба нет. Картина только лучше стала. Была какая-то дурная глубоководная рыба…
– Не какая-то, а латимерия, – возразил Левиафанов. – Латимерия, как символ древнего зла из бездны.
– Ладно, была какая-то латимерия из бездны, – девушка закинула ногу на ногу. – А стало…
Девушка сощурилась, поиграла бровями. Гоша с тоской поглядел на выход, но Герда, кажется, не собиралась отступать. Взгляд девушки упал на фигурку чугунного лося.