Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
И все же можно, публично высказывая непоколебимую уверенность, в глубине души сомневаться… Именно сомнения и чувствовал Герман Геринг, и на то у него имелись некоторые основания. Во-первых, даже в ходе бескровного захвата Австрии немецкая военная машина давала сбои: имели место задержки, моменты плохой координации – а мощные фортификационные укрепления чехов не позволяли надеяться, что предстоящая операция станет легкой прогулкой. Во-вторых, Геринг прекрасно знал, что строительство на западе укрепленного «вала» для сдерживания французов должно закончиться лишь осенью и что он вряд ли сдержит массированное наступление. И в-третьих, люфтваффе было еще довольно слабо. Война в Испании показала, что бомбовые удары по наземным объектам с использованием самолетов «Хейнкель-111» малоэффективны из-за неточности; что касается «Юнкерс-88», на которые возлагались большие надежды, эти самолеты пришлось полностью переделать по просьбе генерала Удета, поэтому их серийное производство еще даже не началось.
Но самое главное было другое: вот уже несколько месяцев программа быстрого возрождения немецкой авиации сталкивалась с непреодолимыми материальными трудностями: не хватало стали и алюминия, бензина производилось недостаточно. Уполномоченный по реализации четырехлетнего плана ничего с этим не мог поделать: с одной стороны, Гитлер требовал, чтобы железные дороги строились без задержек, с другой – руководители НСДАП и гауляйтеры сооружали для себя шикарные дворцы, и на все это уходило баснословное
232
Температура горения которого составляет 1000 °C, то есть на 200 °C выше, чем температура горения синтетического бензина.
233
Геринга в то время также беспокоила реакция американцев и русских.
Несмотря ни на что, у Германа Геринга были свои взгляды на то, как избежать потенциальной опасности: он решил пригласить в Германию эскадрилью британских истребителей для восстановления доверия. Но обстановка была слишком напряженной, и этот план провалился. В середине июля 1938 года Геринг тайно навел справки о том, может ли он приехать в Лондон, чтобы встретиться там с новым министром иностранных дел Великобритании лордом Галифаксом. Тот не возражал, но Гитлер похоронил эту затею, сказав всего одно слово: «Исключено!» [234] Но у Геринга была еще одна карта, которую он намеревался разыграть: он вспомнил, что капитан Штелен, военно-воздушный атташе Франции в Берлине, уже не раз служил ему посредником для передачи некоторых сведений французским властям. В начале июня генерал Боденшац по указанию Геринга увиделся со Штеленом и сообщил тому о проекте строительства «западного вала». «Немецкое руководство хочет обеспечить себе свободу действий на востоке, – сказал он, – и для этого оно намерено сначала устранить опасность со стороны Чехословакии на своей южной границе. На востоке мы хотим одновременно отвести советскую угрозу от Европы и обеспечить себе жизненное пространство, необходимое для процветания Германии и для ее существования как великой державы. Не могу вам сказать, как далеко простираются планы фюрера в этом великом деле, которое должно дать нам возможность распоряжаться богатствами Украины, столь слабо разработанными и плохо используемыми. У нас и мысли нет об агрессии против Франции, и, разумеется, мы никоим образом не стремимся затронуть интересы Великобритании. […] Строительство укрепленного района на западе, повторяю вам, является материализацией нашего дружественного расположения к вашей стране».
234
Как это уже случалось раньше – и повторялось позже, – Гитлер категорически возражал против любой поездки Геринга в Великобританию, желая лично контролировать отношения с этой страной, по его мнению, чрезвычайно важные. Но все подобные ходы умеренного Германа Геринга лишь поднимали его авторитет в глазах Лондона и в кругах немцев, составлявших оппозицию Гитлеру.
Это был хитрый ход, к тому же весьма эффективный. Но ничто не могло сравниться со следующей инициативой: 17 августа в Берлин по приглашению маршала Геринга с визитом прибыл начальник Главного штаба военно-воздушных сил Франции генерал Вюйемен. В течение недели в перерывах между шикарными банкетами в «Доме авиаторов», в Министерстве авиации и в Каринхалле французский военачальник посещал цеха сборки самых современных истребителей «Мессершмитт-109» и «Мессершмитт-110», учебные центры, казармы, исследовательские центры и зенитные батареи. Вюйемен пролетал над аэродромами, где стояли сотни бомбардировщиков Хе-11 и истребителей Ме-109 – их перебрасывали незаметно для французов с одного аэродрома на другой [235] , – он также провел целый день в центре тактических разработок в городе Барт на берегу Балтийского моря. Там он наблюдал бомбардировки в пике и действия перехватчиков на низких высотах. Впечатление, произведенное на него демонстрацией возможностей немецкой авиации, превзошло все самые смелые ожидания нацистов: в автомобиле, доставлявшем французов в Берлин, генерал Вюйемен сказал послу Франсуа-Понсэ: «Если, как вы предполагаете, в конце сентября начнется война, то через неделю не останется ни одного французского самолета!» В своем отчете Вюйемен подчеркнул «поистине впечатляющую мощь немецкой авиации», «мощное оснащение в сочетании с высоким моральным духом». То же самое он повторил через месяц премьер-министру Даладье, что привело к катастрофическим последствиям… [236]
235
Переводчик Петер Пауль фон Донат, сопровождавший гостей, восторгался этим маневром; позже он оценил его как «шедевр в стиле Потемкина».
236
Осознание французами слабости собственной авиации по сравнению с люфтваффе сыграло главную роль в Мюнхенской капитуляции конца сентября 1938 года.
Нет уверенности в том, что Герман Геринг сам понимал, какое угнетающее действие произвела на гостей демонстрация колоссальной военной мощи. В ходе прощального обеда в Каринхалле он задал Вюйемену вопрос, который вертелся у него на языке: «Что намерена делать Франция в случае войны между Германией и Чехословакией?» Генерал ответил совсем просто: «Французское правительство намерено соблюдать свои обязательства и полно решимости прийти на помощь этой стране в случае нападения на нее». Геринг, ожидавший услышать другой ответ, задумался. Конечно, можно было предположить, что французы блефуют, ведь они были слабы и с политической, и с военной точек зрения… Перехваты, осуществленные исследовательским центром Геринга, истолковать однозначно не представлялось возможным, и если французы собрались бы действовать, англичане поддержали
Геринг принял в соображение несколько дополнительных сведений: в вермахте усиливалось недовольство и противостояние любой новой войне, и это наглядно продемонстрировала в конце августа отставка начальника Генштаба сухопутных войск Германии Людвига Бека [237] . К тому же фон Нейрат [238] , предшественник нового министра иностранных дел, который поддерживал Гитлера и уверял его в том, что не стоит опасаться Великобритании, а также статс-секретарь этого ведомства фон Вайцзеккер интриговали против фон Риббентропа. При поддержке Германа Геринга, который был рад навредить своему честолюбивому сопернику. Кроме того, дипломаты с Вильгельмштрассе и работники «Центра исследований» очень скоро помогли Герингу понять, что французы и англичане готовы пойти на значительные уступки, чтобы избежать применения оружия: они оказывали большое давление на президента Чехословакии Бенеша, побуждая его пойти на переговоры с Гитлером…
237
Тогда еще никто не знал о планах военных, оппозиционных Гитлеру, арестовать фюрера после объявления им всеобщей мобилизации.
238
Он стал «главой теневого правительства», то есть совершенно безвластного органа.
И у Геринга сложилось твердое убеждение в том, что минимум сдержанности и воображения помогут рейху добиться своей цели без развязывания всеобщей войны. Потому что, в отличие от Гитлера, который произносил все более резкие речи и явно намеревался решить вопрос силой, он предпочел бы избежать военного столкновения. Думал ли Герман Геринг при этом, что можно достичь желаемого результата только экономическими средствами? Предпочитал ли он мирно наслаждаться своими несметными богатствами? Хотел ли спокойно растить дочку Эдду, которая родилась три месяца назад? Наконец, сделал ли он должные выводы из того, что люфтваффе еще не готово к масштабному конфликту? Или в периоды просветления сознавал, что капитан кайзеровской авиации, командовавший эскадрильей в 1918 году и получивший звание маршала спустя двадцать лет после этого, в 1938 году по-настоящему не способен руководить всей авиацией Третьего рейха в условиях полномасштабной войны? Как бы там ни было, когда утром 14 сентября британский посол в Берлине Гендерсон попросил его поддержать инициативу Невилла Чемберлена, который послал телеграмму Гитлеру с просьбой о встрече [239] , маршал Геринг ответил: «Конечно!» – и незамедлительно связался с фюрером, находившимся в Берхтесгадене.
239
Послание Чемберлена Гитлеру начиналось так: «Принимая во внимание все возрастающую критичность ситуации, я готов незамедлительно прибыть к вам с визитом, чтобы попытаться найти мирное решение чехословацкой проблемы. Могу воспользоваться самолетом, готов вылететь завтра же».
Утром 15 сентября Чемберлен впервые в жизни сел в самолет и вылетел в Мюнхен, откуда немедленно отправился поездом в Берхтесгаден. Геринг остался в Каринхалле, но он пытался через Гендерсона и статс-секретаря германского Министерства иностранных дел Вейцзеккера помешать участию фон Риббентропа во встрече. Действительно, лишь переводчик Пауль Шмидт стал свидетелем первой встречи рейхсканцлера и британского премьер-министра. Она прошла очень бурно, но закончилась заключением предварительного соглашения: Чемберлен в принципе согласился с тем, что судетские немцы должны, согласно их воле, быть присоединены к германскому рейху, и пообещал представить правительствам Великобритании и Франции план, который удовлетворил бы Германию. На следующий день он улетел, выразив готовность еще раз приехать. Сторонники мирного урегулирования чехословацкого вопроса выдохнули с облегчением.
И пока фюрер произносил все новые угрозы в адрес Бенеша и призывал венгров и поляков снова предъявить территориальные претензии чехам, Чемберлен ознакомил своих министров и французское правительство с планом, предусматривавшим постепенное предоставление суверенитета всей Судетской области. Французы с ним согласились, чехи тоже, хотя и скрепя сердце и под сильным нажимом со стороны Лондона и Парижа. После этого Чемберлен вновь вылетел в Германию с чувством удовлетворения от выполненного долга. Двадцать второго сентября он встретился с Гитлером в Бад-Годесберге. В начале беседы английский премьер сообщил, что требование, которое рейхсканцлер выдвинул в Берхтесгадене, будет выполнено. К его удивлению, Гитлер ледяным голосом сказал: «Я сожалею, мистер Чемберлен, но сейчас речь об этом уже не идет». И прибавил, что правительства Польши и Венгрии озабочены судьбой своих меньшинств в Чехословакии, так что придется удовлетворять и их требования, не могло быть и речи о постепенном предоставлении суверенитета. Затем разложил на столе карту и заявил: он требует начать отвод чехословацких войск из намеченных на карте районов Судет 26 сентября. С 28 сентября они должны официально перейти к Германии!
Это больше походило на диктат, и резкий тон фюрера лишь усугублял это впечатление. Геринг, несомненно, смог бы сгладить острые углы, и позднее он сам это подтвердил, сказав: «Я хотел присутствовать, чтобы иметь возможность умаслить Чемберлена. Мои спокойные манеры и мое умение организовывать достойный прием весьма облегчили бы проведение переговоров. Фюрер всегда был скованным в присутствии иностранцев. Но Риббентроп помешал мне присутствовать на переговорах из зависти и собственного тщеславия». Действительно, новый министр иностранных дел германского рейха после вступления в должность постоянно противодействовал всем инициативам Геринга в области внешней политики. Как бы там ни было, но в тот вечер Гитлер и Чемберлен расстались предельно возбужденными. Однако премьер-министр Великобритании был человеком необычайно упрямым, и переговоры возобновились вечером следующего дня [240] . Во встрече принял участие Риббентроп, но он не помог разрядить обстановку. Тем не менее после непродолжительной перепалки, обострившейся после известия о мобилизации в Чехословакии, Гитлер «уступил»: он согласился продлить срок эвакуации чешского населения до 1 октября. Потом поблагодарил Чемберлена за его усилия на пользу мира и заверил его, что после урегулирования чехословацкой проблемы он больше не будет выдвигать в Европе никаких территориальных претензий. Гитлер и Чемберлен расстались на рассвете 24 сентября после нескольких заявлений о добрых намерениях, и утром Чемберлен улетел в Лондон с «меморандумом», где были учтены все последние требования Гитлера.
240
За полчаса до этого в Чехословакии была объявлена всеобщая мобилизация.