Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
Однако это была первая возможность для них провести консультации после прибытия в Мюнхен. А вот у диктаторов имелось достаточно времени для того, чтобы выработать общую стратегию! И это многое объясняет… Но вот переводчики закончили работу, и обсуждение возобновилось. «Реальные трудности возникли лишь из-за двух пунктов шестой статьи документа, – написал Франсуа-Понсэ. – Французы хотели, чтобы заключительное определение границ выполнила международная комиссия, составленная из представителей Германии, Великобритании, Франции, Италии и Чехословакии, и чтобы она также имела право рекомендовать Германии, Великобритании, Франции и Италии, “в некоторых исключительных случаях, незначительные изменения в строго этнографических определениях зон, которые должны быть переданы без плебисцита”. Тут стороны долгое время не могли договориться: Гитлер возражал против этого, но после долгих препирательств все-таки согласился. В Приложении к Соглашению было сказано, что правительства Великобритании и Франции “поддерживают
Хотя французы и британцы продолжали отстаивать второстепенные моменты, они уже уступили в главном. Герман Геринг, молчаливый свидетель, понял это раньше других. «По сути, – написал он позже, – все уже было решено: и Чемберлен, и Даладье не имели ни малейшего намерения жертвовать чем-либо ради спасения Чехословакии. Это было ясно как день. В основном судьба Чехословакии решилась в течение трех часов. После чего еще четыре часа ушли на обсуждение понятия “гарантия”. Чемберлен постоянно что-то говорил. Даладье явно не испытывал интереса к спорам. Он просто сидел, […] кивая время от времени в знак согласия и не высказывая никаких замечаний. Я был удивлен, увидев, с какой легкостью Гитлер добился всего, чего хотел. Ведь они знали, что в Судетской области находятся военные заводы “Шкода”, после захвата которых Чехословакия окажется в нашей власти. Когда он предложил сдать нам часть вооружений, находившихся за пределами Судет, я думал, что последует взрыв возмущения, но никто даже не пикнул! Мы получили все, чего желали, и без всяких споров. Никто не настаивал даже на формальной консультации с чехами! Абсолютно ни на чем. В конце конференции французский делегат сказал: “Что ж, теперь я должен объявить приговор осужденному”. Вот и все».
Действительно, это было все, и судьба Чехословакии окончательно решилась около 2 часов ночи 19 сентября 1938 года, когда были парафированы «мюнхенские соглашения»… Они предусматривали освобождение в четыре этапа территорий «с преобладанием немецкого населения». Эвакуация чехов должна была начаться 1 октября и закончиться 10 октября. Весь процесс должен был контролироваться международной комиссией, которая была вправе определять, в каких районах следует провести плебисцит. Как и все свидетели решающей встречи, Герман Геринг почувствовал огромное облегчение: только что был спасен мир. Но он также был удивлен тем, с какой легкостью французы и британцы пожертвовали одним из самых преданных своих союзников. И как все его соотечественники, он пришел к выводу об исключительности фюрера: разве не стала проявлением гениальности столь важная победа, одержанная без единого выстрела?
Х
На краю пропасти
После окончания Мюнхенской конференции фюрер выглядел триумфатором по всем статьям: то, на что он притязал, вот-вот должно было отойти к рейху. Международная комиссия, вскоре ставшая временной ширмой, не провела ни одного плебисцита. Два с половиной миллиона судетских немцев влились в состав Германии, чехи не имели сил сопротивляться, французы и британцы были унижены. А Чемберлен вернулся в Лондон, потрясая «англо-германской декларацией», в которой заявлялось, что народы двух стран намерены никогда более не воевать друг с другом и консультироваться по вопросам, имеющим жизненное значение для Великобритании и Германии. Ко всему этому следует добавить, что исход конференции необычайно повысил авторитет фюрера у вооруженных сил и немецкого народа… [243]
243
Заговорщикам из военных кругов пришлось отказаться от плана ареста Гитлера сразу же после получения известия о прибытии Чемберлена в Мюнхен. После конференции престиж фюрера настолько вырос, что всякое новое действие против него было квалифицировано ими как невозможное.
Каким бы странным это ни казалось, но владыка Германии вовсе не испытывал удовлетворения. Потому что этот извращенный ум видел реальность совсем в другом ракурсе. В этом деле ему не нравилось все – и явная апатия немецкого населения во время большого парада войск 27 сентября, и отсутствие энтузиазма у военного руководства перед лицом потенциального вооруженного конфликта, и посредничество Италии, и обязательство изменить предъявленный чехам ультиматум, и теплый прием, оказанный Даладье и Чемберлену толпами мюнхенцев, и необходимость вести переговоры и идти на уступки, и приостановка мобилизации, и отказ от вооруженного вторжения, и задержки с занятием Судетской области, и слишком заметное хорошее настроение Муссолини, явно отнявшего у него главную роль [244] , и, наконец, чрезмерная радость населения Мюнхена после сообщения о подписании двустороннего договора
244
Дуче единственный владел языками всех своих собеседников, и поэтому он оказался в центре внимания. Это был его звездный час на международной арене.
На самом деле это не было выражением его презрения к пацифизму и доверчивости Невилла Чемберлена. Гитлер прежде всего считал, что этот «британский пастор» украл у него победу и что Германия получила бы намного больше с помощью оружия. Тем более что весь земной шар немедленно провозгласил спасителями мира именно Чемберлена и Даладье, а не Гитлера и Муссолини. А несколько недель спустя оппозиция во Франции и в Великобритании, оценив масштаб сделанных в Мюнхене уступок, публично назвала Гитлера коварным диктатором, сумевшим навязать свою волю Даладье и Чемберлену. Гитлер весьма чувствительно реагировал на критику в иностранной прессе, материалы которой для него переводились ежедневно: он внимательно ее изучал. «В то время, – вспоминал Пауль Шмидт, – я много слышал в рейхсканцелярии о возмущении Гитлера суровой критикой, которой подвергся Мюнхенский договор в Англии и во Франции».
Все это только укрепляло диктатора в его первоначальных намерениях: Мюнхен оказался ошибкой, надо было следовать своему инстинкту и поступать по-своему… И тогда его злость обрушилась на тех, кто вынудил его вести переговоры, – фон Нейрата, фон Вайцзеккера, Шверина фон Крозига, большинство генералов и, естественно, Германа Геринга. Всех их Гитлер имел в виду, когда во время выступления в Саарбрюкене 9 октября сказал: «Среди нас есть также и трусы, которые, несомненно, не понимали того, что следовало принять радикальное решение». Три месяца спустя неисправимый рейхсканцлер все еще выражал свое недовольство на этот счет, что следует из присланной в посольство Великобритании анонимной записки, в которой говорилось: «В ходе разговора о сентябрьском кризисе фюрер гневно заявил, что все его генералы оказались трусами. Маршал Геринг спросил, входил ли он в их число. “Да, разумеется”, – ответил господин Гитлер». Было ясно, что Геринг впал в опалу, и это ему совсем не понравилось…
Но в конце 1938 года внимание всех заняло другое событие: 7 ноября семнадцатилетний еврей Гершель Гринспан убил Эрнста фон Рата, третьего секретаря немецкого посольства в Париже. Этот вызывающий глубокое сожаление поступок [245] стал поводом к началу еврейских погромов в Германии: в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года более 100 евреев были убиты, около 20 000 арестованы и отправлены в концентрационные лагеря. В эту же ночь были разрушены 7500 магазинов, 12 000 разграблены. Была сожжена 101 синагога, 76 разрушены и 267 повреждены.
245
Эрнст фон Рат не был идейным нацистом, он скорее не разделял взглядов Гитлера. Вполне возможно, что Гершелем Гринспаном кто-то манипулировал.
Утром после этой ночи, получившей название «Хрустальной», Геринг, который ехал в своем лимузине по улицам, усеянным битым стеклом, залился гомерическим смехом. Во второй половине того же дня в присутствии министров и гауляйтеров он осудил ночное «безобразие» и «гнусное насилие», обвинив во всем доктора Геббельса (тот действительно был организатором этого погрома). Гейдриху он заявил, что надо бы сжечь что-то и из его имущества, например парадный мундир СС… Однако замечание Германа Геринга, высказанное в разговоре с женой вечером того же дня, указывает на то, что его негодование шло не от сердца, а было реакцией рейхскомиссара, ответственного за выполнение четырехлетнего плана. «Бестолочи чертовы! – возмутился премьер-министр. – Они требуют от меня выполнения четырехлетнего плана, приходится собирать железо по кусочкам, обрывки старых газет, а какая-то шайка бесноватых за одну ночь наносит миллионный ущерб!»
Это наглядно проявилось 12 ноября в ходе четырехчасового совещания под председательством Геринга в Министерстве авиации. В совещании приняли участие Геббельс, Гейдрих, министр экономики Функ и министр финансов Шверин фон Крозиг. Бездушный управленец, Геринг так озвучил истинные причины озабоченности: «Глупо грабить или поджигать склад какого-нибудь еврея, ведь затем немецкой страховой компании придется возмещать ему убытки». Дело в том, что он был ярым сторонником борьбы с «неарийцами», подразумевавшей конфискацию имущества у евреев в пользу государства. Поэтому, по его понятиям, было настоящим преступлением уничтожать ценности, которые мог «законно» экспроприировать на нужды экономики его комиссариат, ответственный за выполнение четырехлетнего плана.