Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
Далее последовали слова триумфатора, что было свойственно фюреру: «У противника была еще надежда, что после захвата Польши в качестве нашего врага выступит Россия. Но противник не учел моей огромной способности принимать решения. Наши противники – жалкие черви. Я видел их в Мюнхене. […] Установлена личная связь со Сталиным. Фон Риббентроп послезавтра заключит договор. Итак, Польша находится в том состоянии, в каком я хотел ее видеть. […] Нам нечего бояться блокады. Восток поставляет нам пшеницу, скот, уголь, свинец, цинк. Это огромная цель, которая требует огромных сил. Боюсь только одного: как бы в последний момент какая-нибудь паршивая свинья не подсунула мне свой план посредничества». Очевидно, что Гитлер намекал на Мюнхен, а свое серьезное предупреждение, несомненно, он адресовал лощеному военачальнику с самым большим количеством наград на мундире. Но когда Гитлер закончил говорить, именно этот человек выразил ему самую горячую поддержку и заверил его в том, что вермахт исполнит свой долг.
А британскому послу Гендерсону, которого принял во второй половине дня 23 августа, Гитлер, придя в возбужденное состояние, заявил: «Во всем повинна Англия. Она поддерживала чехов в прошлом году, а теперь выдала чек на предъявителя полякам. Я больше не верю господину Чемберлену. Я предпочитаю воевать в пятьдесят лет, а не тогда, когда мне уже исполнится пятьдесят пять или шестьдесят». И в тот же день он отдал приказ на вторжение в Польшу утром 26 августа, спустя три дня. Геринг собрал в Каринхалле министров, чтобы сообщить им
276
Имеется в виду конференция, договоренность о которой была достигнута в ходе встречи 7 августа и на проведение которой Гитлер так и не дал согласия.
277
Геринг действительно намеревался отправиться на встречу с премьер-министром Чемберленом. Лорд Галифакс писал в своих «Мемуарах», что было сделано все для того, чтобы 23 августа тайно доставить маршала в Чекверс. Но потом немецкая сторона отменила этот план. На это решение определенно повлияло подписание германо-советского пакта.
В тот день, 25 августа, в рейхсканцелярии царило особенное возбуждение: около 11 часов утра итальянский посол Аттолико вручил Гитлеру личное послание Муссолини, которому фюрер несколько дней назад строго доверительно сообщил о намерении жестко ответить Польше и ее европейским союзникам в случае их вооруженного противодействия при урегулировании данцигских проблем. Дуче явно находился под впечатлением от доклада итальянского поверенного в делах в Берлине, который сообщил: «от высокопоставленного немецкого военного» [278] стало известно, что «Гитлер, возможно, откажется от этого плана, если итальянское правительство даст ему знать, что Италия не поддержит Германию». Поэтому в своем письме он сообщил фюреру, что по ряду причин, включая запрет короля проводить мобилизацию, и из-за нехватки техники, оружия, амуниции, стратегического сырья Италия не примет участия в войне. «Фюрер был потрясен, – вспоминал генерал Кейтель, которого Гитлер вызвал в рейхсканцелярию, чтобы узнать, может ли Германия гарантировать поставки стратегического сырья в Италию, – но старался держать себя в руках». Однако этот удар оказался не единственный. Кейтель рассказывал: «Во второй половине дня последовал новый вызов в рейхсканцелярию. Гитлер пребывал в еще более взвинченном состоянии, чем во время моего утреннего визита. […] Он сказал, что только что получил срочную депешу пресс-секретаря министерства пропаганды Дитриха, из которой следует, что Англия уже сегодня намеревается подписать пакт о взаимной помощи с Польшей. […] Он выразил уверенность в достоверности депеши и прибавил, что необходимо немедленно приостановить выдвижение войск: ему нужно выиграть время для новых переговоров, хотя на Италию полагаться решительно нельзя». С кем же собирался вести переговоры Гитлер? Конечно же с Англией: было очевидно, что подписание германо-советского пакта не произвело должного впечатления на лондонских «умиротворителей», продолжавших поддерживать Варшаву. Герингу Гитлер поручил принять меры к тому, чтобы «найти возможность избежать вмешательства Англии».
278
Маджистрати даже назвал военного, от которого исходила эта информация, что было крайне неосторожно: источником оказался не кто иной, как адмирал Канарис. «Исследователи» геринговского «Центра», перехватывавшие все послания из посольства Италии и прекрасно знавшие все секретные коды, не преминули доложить об этом шефу. Показательно то, что маршал предпочел не докладывать об этом Гитлеру. Дело было в том, что тут интересы Канариса и Геринга совпадали: оба они старались не допустить развязывания мировой войны.
Но адъютант Гитлера Шмундт отправил в ОКВ сообщение: «Не делайте резких движений, просто все откладывается на несколько дней».
Геринг воспринял поручение фюрера как одобрение продолжения его дипломатической деятельности [279] . В этом вопросе он пользовался поддержкой всего высшего военного командования, опасавшегося развязывания всеобщей войны, начиная с командующего сухопутными войсками фон Браухича, который сказал майору Энгелю [280] : «Впервые Геринг является моим лучшим союзником. Следует сказать, что он прекрасно знает, почему ему не нужна война: она не даст ему возможности жить лучше, чем сейчас». Во всяком случае перспективы успеха его миссии были вполне реальными, потому что неутомимый Далерус вечером 26 августа привез в Каринхаллл личное письмо лорда Галифакса Герингу. В своем послании министр иностранных дел Великобритании ясно выразил желание Его Величества заключить договор с Германией. Правда, Далерус сказал, что, по его мнению, Англия очень серьезно относится к своему договору с Польшей о взаимных гарантиях и что она обязательно придет ей на помощь в случае агрессии, но Геринг пропустил мимо ушей это замечание: его настолько обрадовало письмо, что он решил немедленно показать его фюреру. Поэтому он вызвал машину к 23 часам, усадил в нее Далеруса, и они помчались в направлении Берлина. В полночь машина остановилась перед зданием рейхсканцелярии, откуда Гитлер уже уехал. Но это Геринга остановить не могло: он потребовал разбудить фюрера, переговорил с ним, а затем позвал своего спутника. Таким образом, около 2 часов ночи 27 августа Биргер Далерус был представлен рейхсканцлеру. «Когда меня ввели в его кабинет, – вспоминал шведский эмиссар, – Гитлер стоял посреди комнаты. Он стоял неподвижно и смотрел на меня в упор. Рядом с ним стоял Геринг с довольным видом. Приблизившись, я произнес: “Добрый вечер, ваше превосходительство!” Гитлер сказал мне несколько любезных слов и предложил сесть в углу комнаты, где уже расположился Геринг. Не упоминая о письме лорда Галифакса и о сведениях, которые я сообщил Герингу относительно позиции британцев, он пространно заговорил о политике Германии и о желании его страны договориться с Англией. Он упомянул обо всех событиях, имевших место
279
Тем более что в тот же день Гитлер вызвал посла Гендерсона и заявил: после решения польской проблемы он готов обратиться к Англии с большими, всеохватывающими предложениями сотрудничества и мира между Англией и Германией. Двадцать шестого августа Гендерсон вылетел в Лондон, чтобы проинформировать об этом свое правительство.
280
Адъютант Гитлера по вермахту.
Воспользовавшись короткой паузой в обвинительной речи фюрера, Далерус заметил, что, долгое время проработав рабочим в Великобритании и узнав близко представителей различных социальных слоев британского общества, он не согласен с мнением собеседника. «Как вы сказали? – прервал его Гитлер. – Вы работали простым рабочим в Англии? Расскажите-ка мне об этом!» В течение получаса Далерус рассказывал о проведенных в Англии двенадцати годах и о том, что за это время проникся уважением к хладнокровию и упорству британского народа. Впервые за этот вечер они поменялись ролями: Гитлер был заинтересован и внимательно слушал, задавая по ходу рассказа шведского эмиссара множество вопросов. Далерус с удивлением констатировал, что его собеседник почти ничего не знает о Великобритании. Заканчивая рассказ, он сказал, что если бы фюрер лучше узнал, как англичане воспринимают действительность, это сделало бы возможным сближение двух стран. «Но тут, – написал Далерус, – Гитлер вернулся к актуальным вопросам, он снова начал нервничать, встал и принялся ходить по кабинету. […] Когда разговор коснулся военного превосходства Англии, взгляд его застыл, руки стали странно двигаться. Он высокомерным тоном заявил о превосходстве его армии. […] Все это время Геринг сидел на одном месте, издавая одобрительные возгласы, когда Гитлер расхваливал достоинства своей армии».
Когда Далерусу удалось вставить слово, он заметил, что превосходство Великобритании определяет ее островное положение, что в свою очередь делает невозможным ее завоевание любой страной, флот которой уступает Королевскому флоту. Именно это, а также упорство ее народа позволило Великобритании стать победительницей в мировой войне и позволит снова перевооружиться под защитой флота. «Гитлер слушал меня не перебивая, – рассказывал Далерус. – Я говорил медленно и спокойно, чтобы не раздражать понапрасну этого человека, чья психологическая устойчивость была явно нарушена. Казалось, Гитлер обдумывал мои слова, но вдруг он резко вскочил на ноги и, снова придя в возбужденное состояние, принялся ходить из стороны в сторону и говорить самому себе, что Германия несокрушима и что она в состоянии разгромить своих врагов в ходе молниеносной войны. Потом вдруг остановился посреди комнаты, уставившись в одну точку, и отрывисто прибавил: “Если будет война, я построю подводные лодки, подводные лодки, подводные лодки!..” Он говорил все более неразборчиво, и его уже невозможно было понять. Потом он пришел в себя, повысил голос и, как бы обращаясь к большой аудитории, прокричал: “Я буду строить самолеты, самолеты, самолеты, я уничтожу своих врагов!” В этот момент он походил больше на привидение, чем на живого человека. Я с удивлением смотрел на него, потом оглянулся на Геринга, чтобы узнать его реакцию на происходящее. Геринг сидел неподвижно, словно мраморное изваяние».
Но это было еще не все. Далерус вспоминал: «Гитлер продолжал кричать, словно в трансе: “Война меня не пугает, Англию невозможно окружить, мой народ любит меня и преданно следует за мной! Если немцы будут испытывать лишения, я первый затяну пояс, чтобы подать пример моему народу. Это побудит его предпринять сверхчеловеческие усилия”. Потом взгляд его снова стал неподвижным, а слова полились потоком: “Если не будет масла, я первым прекращу есть масло, перестану вообще есть масло. Мой немецкий народ сделает то же самое с преданностью и с радостью”. Гитлер резко замолчал, глаза его помутнели, потом он произнес: “Если враг сможет сопротивляться в течение нескольких лет, я, благодаря моей власти над немецким народом, буду сопротивляться на год больше врага. Это так, потому что я превосхожу всех других”. Он снова начал ходить по комнате, подошел ко мне и, остановившись напротив, сказал: “Господин Далерус, вы хорошо знаете Англию. Можете ли вы сказать, почему кончаются неудачей все мои попытки достичь взаимопонимания с ней?” Он все еще находился во взвинченном состоянии, и я не стал отвечать ему откровенно».
Далеруса можно понять, но он все-таки отважился сказать: «Ваше превосходительство, я уверен, что все эти трудности являются следствием отсутствия доверия к вам лично и к вашему правительству». Гитлер выбросил в сторону правую руку и, ударив себя в грудь левой рукой, воскликнул: «Идиоты! Да разве я солгал хоть раз в жизни?» Далерус заметил, что в политике, как и в бизнесе, приемлемый договор можно заключить только при взаимном доверии. Если же доверия нет, то, кто бы ни был в этом повинен, следует создать или восстановить его. «Гитлер снова начал вышагивать по своему большому кабинету, – рассказывал шведский эмиссар, – потом вдруг остановился и, указав на меня пальцем, сказал: “Вы, господин Далерус, поняли мою позицию! Вы должны незамедлительно отправиться в Англию, чтобы рассказать о ней британскому правительству”».
Далерус на это сказал, что он, гражданин нейтральной страны, не может выступать представителем Гитлера, но готов передать британцам отчет об этой встрече. При этом как опытный деловой человек он попросил назвать предложения, которые могли бы стать предметом переговоров с британским правительством. Гитлер согласился и назвал шесть предложений:
1) Германия желает союза с Англией;
2) Англия поможет Германии получить Данциг, при этом Польша будет иметь в Данциге свободную гавань, чтобы сохранить балтийский порт Гдыня и коридор к нему;
3) Германия гарантирует новые границы Польши;
4) Германии должны быть возвращены ее колонии или предоставлены равноценные территории; 5) немецкому меньшинству в Польше должны быть предоставлены гарантии; 6) Германия возьмет на себя обязательство защищать Британскую империю.
Гитлер долго говорил о великодушии своих предложений, особенно последнего. Далерус вспоминал: «В ходе этой продолжительной встречи Геринг подчеркивал некоторые слова Гитлера короткими комментариями, но большую часть времени просто слушал. Однако в этот самый момент он вмешался в разговор и сказал, что последний пункт предложений одновременно означает, что Германия могла бы выступить на стороне Англии против Италии, если интересы этих двух стран войдут в противоречие в районе Средиземного моря или в других регионах. Со своей стороны […] я попытался вернуть разговор к более важным вопросам [281] . Гитлер пришел в возбуждение и стал объяснять мне, что означает реализация его предложений на практике. Геринг продолжал сидеть молча, казалось, он был очень доволен. Он явно пребывал в хорошем настроении, хотя его подобострастное поведение и угодливость удивили меня и вызвали обеспокоенность».
281
Поскольку Геринг протестовал против того, чтобы предложения были переданы в письменном виде, Далерусу пришлось их запомнить, как и пояснения Гитлера к ним.