Герман Геринг
Шрифт:
24 февраля Геринг приказал полиции устроить обыск в штаб-квартире коммунистов в Берлине, а затем объявил, что «были найдены изобличающие материалы, свидетельствующие о том, что коммунисты готовили мятеж против правительства». Все это явно было шито белыми нитками: никто не стал бы хранить такие документы в течение месяца после прихода нацистов к власти, да и Геринг, найдя «изобличающие планы», не принял никаких мер предосторожности; ясно, что его целью было только запугивание избирателей, сочувствовавших коммунистам.
Этот случай показал, что нацисты готовы на многое, чтобы добиться убедительной победы на выборах в рейхстаг, назначенных на март 1933 г. В умах их главарей уже созрел план грандиозной провокации, которая должна была склонить на их сторону колеблющихся избирателей и позволить провести им «революцию сверху».
2. Кто
Немцы, сограждане! Новая революция открыла путь к торжеству германского духа! Прошлое сгорает в пламени, будущее нарождается в наших сердцах!
Надо сказать, что Геринг, несмотря на все допущенные крайности, все еще был близок к буржуазным деятелям правого толка и продолжал сотрудничать с ними. Он гордился (по словам его пресс-секретаря Зоммерфельдта) своей общепризнанной репутацией «лидера правого крыла НСДАП» и противопоставлял себя Геббельсу, считавшемуся «левым радикалом» среди нацистов и отличавшемуся особенно экстравагантными политическими выходками. Например, в один из дней перед выборами по радио должны были транслировать на всю Германию выступление Гитлера, и Геббельс потребовал, чтобы Геринг выпустил распоряжение, предписывающее всем гражданам в день выступления фюрера открыть окна, выставить на них радиоприемники и включить их на полную громкость, «чтобы все могли послушать предвыборную речь вождя»! Геринг отмахнулся от этой затеи, назвав ее «пустяковой» и заметив, что от подобной директивы не будет пользы. «У нас в Берлине достаточно шума и без радио!» — сказал он Зоммерфельдту.
Геббельс уже давно был недоволен умеренной позицией Геринга, которая теперь начинала ему мешать. Он обвинял Геринга в «приверженности к буржуазии и к капитализму» и в том, что тот «готов пожертвовать священными идеалами партии, лишь бы спокойно жиреть, обеспечив себе личное благополучие». Главной причиной этих нападок было желание Геббельса сохранить влияние на Гитлера и придать развитию событий «правильное», «революционное» направление. По словам Зоммерфельдта, Геббельс с беспокойством наблюдал за тем, как Гитлер, несмотря на свой независимый характер, начинает прислушиваться к советам умудренного опытом президента Гинденбурга. «Доктор Йозеф Геббельс, этот радикал, способный на самые крайние и даже преступные поступки, обладавший дьявольски изощренным и проницательным умом, пытался противодействовать влиянию Гинденбурга на Гитлера, но наталкивался всякий раз на противодействие Геринга, не видевшего ничего плохого в буржуазии и капитализме», — писал Зоммерфельдт после войны. И вот произошло событие, втянувшее в свою орбиту многих: нацистов, коммунистов и все германское общество и повлиявшее на всю историю Германии. Этим событием стал пожар рейхстага, случившийся в ночь с 27 на 28 февраля 1933 г.
Пожар рейхстага стал историческим фактом особого, рокового и знаменательного характера: подобно пожару библиотеки в Александрии или сожжению Дворца юстиции в Вене, он стал символом своей эпохи и обозначил поворот в историческом развитии. Поджигатели не просто причинили вред зданию: они разрушили существовавший порядок жизни и изменили судьбы многих людей.
То, что это был не просто пожар, а поджог, стало очевидно сразу же и ни у кого не вызывало сомнений. Мало кто в Германии, как и в других странах, сомневался и в том, что поджог рейхстага осуществили нацисты, хотя они и подняли шумную (поистине — оголтелую) пропагандистскую кампанию, обвинив во всем коммунистов. Со временем были выявлены и конкретные организаторы и исполнители «акции» и установлен, достаточно подробно, весь порядок их действий. Неясным остался, пожалуй, только один вопрос: кто именно из высших нацистских руководителей — Гитлер, Геббельс или Геринг — разработал этот «дьявольски изощренный» план и отдал исполнителям приказ о претворении его в жизнь.
Многие указывали на Геринга, против которого, действительно, накопилось порядочное количество улик. Геринг, как президент рейхстага, распоряжался дворцом, стоявшим отдельно от главного здания и связанным с ним подземным переходом. В этом дворце, который так и назывался — «Дворец президента рейхстага», проводились пресс-конференции и устраивались приемы, но кабинет Геринга находился в самом здании рейхстага, и там, среди обстановки, было много вещей, представлявших для него большую ценность как предметы искусства и семейные реликвии: гобелены, портреты членов семьи, старинный письменный стол — и все
Расследование, проведенное после войны, установило, что командой поджигателей руководил группенфюрер СА Карл Эрнст, ближайший помощник Рема и командир всех штурмовых отрядов Берлина. Эрнст и его люди действительно проникли в рейхстаг через подземный переход, подожгли здание во многих местах (полиция установила более 60 очагов возгорания) и благополучно скрылись тем же путем, оставив в «зале Бисмарка» некоего Маринуса ван дер Люббе, голландца, бывшего члена компартии, который в момент задержания не мог связать и двух слов, так как был то ли пьян, то ли находился под действием наркотиков. Тем не менее на суде именно он был признан главным виновником случившегося, а затем казнен. Группенфюрер Эрнст был позже расстрелян по приказу Гитлера после «Ночи длинных ножей»; были ликвидированы, кто раньше, кто позже, и остальные свидетели и участники поджога. Но кто отдал приказ Эрнсту?
По версии Зоммерфельдта, это мог быть только Геббельс, с его дьявольской способностью разрабатывать и осуществлять самые хитроумные провокации, решительно изменяющие ход событий. Для Геббельса это была не только возможность повлиять на настроение избирателей. Свалив вину на коммунистов, он, как опытный психолог, повлиял на поведение Гитлера и Геринга, дав им в руки такой козырь, от которого они просто не могли отказаться. Этим он заставил их принять ряд далеко идущих решений, имевших непоправимые последствия. Так был изменен ход истории. Вот что рассказывали очевидцы: о «Примерно в десять часов вечера в полицию города Берлина поступил звонок от неизвестного свидетеля, сообщившего, что горит здание парламента. Когда пожарные прибыли к рейхстагу, огромная постройка уже была охвачена огнем, бушевавшим на всех этажах. Толпы берлинцев высыпали на улицы, со страхом наблюдая за происходящим. Когда обрушился, с треском и грохотом, стеклянный купол рейхстага, по толпе прокатился возглас горя и сожаления. Символ германской демократии был разрушен, свободная либеральная Германия рухнула».
В ночь, когда произошел пожар, Геринг работал в своем кабинете в министерстве внутренних дел на Унтер-ден-Линден. Он приехал в рейхстаг спустя полчаса после первого сообщения о несчастье. Вслед за ним прибыли Гитлер и Геббельс, которые в этот вечер вместе ужинали; потом появился фон Папен. Гитлер был явно взволнован, кто-то слышал, как он пробормотал: «Это — знак свыше!» Геббельс сразу же заявил о «преступлении коммунистов». Зоммерфельдт писал в воспоминаниях:
«Геринг стоял в фойе, полном дыма, в окружении офицеров полиции и пожарных. Я подошел и отдал рапорт. Он выслушал меня с полным спокойствием, видно было, что он сильно огорчен случившимся, но не придавал событию слишком большого значения. Спокойно и в кратких выражениях он приказал мне собрать всю информацию о причинах возгорания и о размерах ущерба, поговорив для этого с пожарными и полицией, и подготовить отчет для прессы, представив его дня проверки в министерство.
Я опросил всех и в заключение обратился к начальнику политической полиции Дильсу, спросив его о причинах пожара. Он ответил, что подозревают заговор коммунистов и что скоро все выяснится на допросе арестованных.
В это время Геринг отправился в рейхсканцелярию к Гитлеру, который, в присутствии Геббельса, дал ему указание «подавить восстание коммунистов».
Потом я прибыл в министерство, вошел в кабинет к Герингу и подал ему свой отчет. Он сидел за столом, заваленным бумагами, и выглядел крайне возбужденным, меня поразила полная перемена в его поведении. Бегло просмотрев то, что я написал, он стукнул кулаком по столу, разметав сложенные бумаги, и закричал: «Что за ерунду вы мне суете! Это какой-то нескладный полицейский рапорт, а не политический отчет для прессы!» Его тон меня задел, раньше он такого себе не позволял, и я с обидой возразил: «Это не ерунда, а точная информация, подтвержденная пожарными и полицией. Это и есть материал для прессы, о котором вы меня просили!» Но он, не слушая, завопил: «Чушь, чушь собачья! Какие 50 кг горючего материала?! Да там было десять, а то и сто центнеров горючего!» — «Но это невозможно, господин министр! — возразил я. — Вам никто не поверит: ведь один человек не унесет столько горючего!» — «Да какой один человек! — продолжал он орать. — Их было там десять или двадцать человек! Это же коммунисты, они подожгли рейхстаг, чтобы дать сигнал к восстанию! Восстание уже началось!»