Герман, или Божий человек
Шрифт:
Однако это пустяки, с кем не бывает. Совсем другое дело, когда возникают более существенные противоречия. Напомню, что говорил Алексей Юрьевич в 2004 году, комментируя высказывание Андрея Кончаловского о том, что «люди перестали искать ответы на экране»: «Люди хотят искать ответы, и люди хотят ставить вопросы. Просто люди стали очень разные, а не одинаковые, в кинематограф пришел другой зритель. Поймите, допустим, у нас уехало сто тысяч человек из Советского Союза, это уехало сто тысяч зрителей лично моих, это уехало сто тысяч зрителей Сокурова. Это не уехали сто тысяч зрителей Кончаловского, каковым является Кончаловский сейчас, не Кончаловский времен «Дяди Вани», эти уехали, да он и не пожалел, а это уехали зрители современные».
«Люди хотят искать ответы…» Возможно, я не совсем точно понял, но мне кажется, что речь тут и о том, что творчество кинорежиссера найдет признание у людей только при условии, что его фильмы в образной форме дают ответы на вопросы, которые волнуют
Герман-младший недоволен, что некоторые кинорежиссеры увлеклись политикой и демагогией вместо того, чтобы снимать фильмы. Казалось бы, отец и сын говорят о разном, но по большому счету – об одном. В наше время делать фильмы, от которых «замирает сердце», – этого явно недостаточно. Слишком много накопилось проблем, слишком много вокруг вранья и лицемерия. Так вот задача настоящего художника в том, чтобы попытаться объяснить или хотя бы направить мысль зрителя в нужном направлении. Конечно, делать это надо средствами кино.
Однако возвратимся к фильму «Бумажный солдат». Кстати, вначале у него были другие варианты названия – «Отряд», «Гагарин & Co», – вполне соответствовавшие первоначальному замыслу. Потом, как мы знаем, все переменилось. Это признает и сам кинорежиссер:
«Изначально это был фильм только об отряде первых российских космонавтов. Мы их знаем улучшенными, «приодетыми». А суть в том, что интересна история смелых и прекрасных молодых людей, которые впоследствии были превращены в неодушевленные памятники из стали и бетона. Постепенно сценарий трансформировался, и теперь у нас история не только о первом отряде космонавтов, но и о тех людях, которые их окружали».Честно говоря, истории о первом отряде космонавтов я в этом фильме так и не нашел, сколько ни напрягал глаза. Да нет там этого! Впрочем, о космонавтах мы и без того довольно много знаем. Но вряд ли кто-нибудь мог предположить, что Герман-младший «перебежит дорогу» известному британскому кинорежиссеру Алану Паркеру. Вот что тот говорил за несколько лет до выхода в свет «Бумажного солдата»: «Есть у меня один хороший сценарий. Это о жизни Юрия Гагарина. Чтобы отразить отношение Запада к такому великому человеку, как Юрий Гагарин. Что-то в этом духе. Потому что в момент, когда Гагарин взлетел в космос, просто весь народ был шокирован. Это немыслимое, потрясающее достижение науки советской. Американцы потратили немыслимое количество денег, чтобы изобрести ручку, которой можно писать в космосе. А русские очень просто решили этот вопрос – взяли и использовали карандаш».
Могу сказать одно: жаль, что фильм так и не был снят. Реальные причины мне неизвестны, однако вряд ли фильм был бы посвящен душевным переживаниям врача на фоне унылых пейзажей казахстанской степи. Впрочем, бараки, оборванных туземцев и бескрайнюю степь исключить никак нельзя – это и есть тот самый «карандаш».
И, завершая рассказ о «Бумажном солдате», замечу, что все написанное мной выше о причинах довольно резкой трансформации замысла его создателя – это не более чем предположения. Скорее всего, Герман-младший, снимая фильм, этого не сознавал, просто делал то, что душа ему подсказывала. А вот что подсказала голова:
«Никому авторское кино в современном его состоянии не нужно, ведь сейчас в кино важно не художественное удивление, а удивление социальное. Я видел достаточно много успешных фильмов, построенных по единому принципу: про страдания беженцев, про несчастных детей на Ближнем Востоке, что имеет место быть, но эти фильмы не становятся актами искусства… потому что там есть все что угодно, кроме таланта. Само понятие «авторское кино» абсолютно и окончательно дискредитировано. Режиссеры перестали быть режиссерами, а стали журналистами».
Готов согласиться с этим утверждением, но вот что меня смущает. Фильмы Германа-старшего «Мой друг Иван Лапшин» и «Хрусталев, машину!» тоже про страдания людей, причем об этих фильмах говорили, что это нечто среднее между документальным и художественным кино. Да и сам Герман-старший соглашался: «Я всегда был больше документалистом, реалистом, чем созерцателем». Так что довольно странно было бы слышать утверждение сына, будто отец его тоже «журналист». Но дальше – больше:
«Реализм – не как идея, а как манера – умер. Крупнейший всплеск, который завершит, видимо, развитие реализма, – папино кино. Он доведет эту идею до совершенства, до абсолюта. Поставит точку и подтолкнет к будущему. Мне кажется, должен возникнуть какой-то иной киноязык, который позволит говорить интереснее, умнее и точнее, чем нынешний».Вообще-то реализм, доведенный до «абсолюта», – это, на мой взгляд, не что иное, как натурализм, тупое копирование действительности. Существовало даже модное течение в американской живописи, когда на холсте изображался, скажем, мотоцикл, но так, что никакая фотография по качеству с ним бы не сравнилась.
Но вот что вновь меня смущает: свою мысль Герман-младший
Но вот еще об «абсолюте» – речь о последнем фильме Алексея Юрьевича, «Трудно быть богом»:
«Это вообще больше, чем кино. Это вообще другое. На мой взгляд, с точки зрения развития кинематографа, если говорить по аналогии с литературой, по аналогии с живописью, это вообще разговор на другом языке. Картина, во-первых, не имеет аналогов в мире, потому что так никто не говорит на языке такой сложности, такой интенсивности. Отец считал, что эта картина требует невероятной внутренней работы, внимания, внимательности и погружения. То есть условно не для дебилов».Честно говоря, так и не понял, то ли это реализм, доведенный до абсолюта, то ли там совсем «другой язык». Было бы неплохо, если бы этот язык оказался нам понятен. А то ведь кто-то что-то говорит, а ты, разинув рот, делаешь вид, что понимаешь, и восторгаешься, и рукоплещешь. Но все лишь потому, что создатель фильма – твой кумир. Или просто не решаешься противоречить наиболее ретивым его восхвалителям. Лично меня успокаивает только то, что этот другой язык «не для дебилов».
Кстати, у Александра Сокурова по поводу языка кино собственное мнение:
«Кино как искусство не сформировало еще своего языка, своего независимого языка. Я имел в виду, что кино постоянно пользуется услугами то литературы, то живописи, то фотографии, то театра. А вот собственного, абсолютно независимого, рожденного внутри у него еще мало».Ну почему же нет? Ведь был же свой язык у Дзиги Вертова, основанный на оригинальном монтаже. Да и не может быть киноязык универсальным. А впрочем, тут нет смысла спорить – у каждого кинорежиссера собственное мнение, не говоря уже о зрителях.
Вообще-то я далек от того, чтобы давать советы дипломированным сценаристам и режиссерам, однако вот что хотелось бы сказать. Конечно, есть некоторая часть зрителей, которые в восторге от фильмов Сокурова, Германа и Муратовой, им это, что называется, в жилу – не стану пояснять, по какой причине. Но если такие фильмы им нужны просто позарез, пусть они их и финансируют, если не хотят смотреть ничего другого.
Один из аргументов в пользу создания подобных фильмов может быть в том, что они предназначены исключительно для завоевания наград на кинофестивалях, в особенности тех, что проходят за рубежом, – а это уже работа на престиж своей любимой родины. Можно рассматривать такие фильмы и как авторский эксперимент, однако опыты дешевле производить на узкоформатной пленке и демонстрировать специалистам, скажем, на кинофестивале «Завтра», основанном покойным Иваном Дыховичным. Но все это не более чем мнение одного из обычных зрителей, а вовсе не кинокритика и не киномана.
А вот еще одно откровение Германа-младшего в связи с последним фильмом его отца:
«Картина технически будет доделана за три-четыре месяца. Потом будет премьера. Потом будет премьера соответственно в Петербурге. Первый показ. Возможно, будет на каком-то крупном международном фестивале, но не в конкурсе, потому что это неправильно. Папе не надо ни с кем соревноваться».Вот тоже не пойму – то ли не надо, то ли просто не с кем? На мой непрофессиональный взгляд, подлинное искусство существует отнюдь не по законам спорта, ну а распределение призовых мест на кинофестивалях – это как раз, может статься, для дебилов. Ну, чтобы знали, что следует, а что не следует смотреть, чем нужно непременно восторгаться, а что принято в культурном обществе ругать. Однако не стану вдаваться в эту тему – как-никак речь о последнем фильме недавно ушедшего из жизни кинорежиссера.
Глава 20. Кино как бизнес
От абсолютной реальности в кино перейдем к оценке реалий нашей жизни, высказанной Германом-младшим:
«Общество заблудилось в словах и лозунгах. Мы – страна растерявшаяся. Мы запутались. Разрушены глубинные коды социального поведения. Как поступать правильно? И, главное, зачем? Одни люди нам говорят, что мы должны почему-то немедленно ввести евро и войти в Европу, где нас не очень ждут, кстати. Другие твердят, что надо везде ввести танки и всех стращать. А консолидации нации так и нет. У нас общество болтологии. Все болтают – как вместе сделать так, чтобы жить стало лучше. Но при этом в стране уже нет базовых понятий «хорошо» и «плохо», есть лишь тактические ситуации».