Гермоген

Мокин Борис Иванович

В покоях, обставленных строго и просто, было прохладно, в раскрытое оконце тянуло луговым ароматом. Монастырский служка принёс квасу, настоянного на медовой сыте, и пироги с рыбой. Подкрепив силы, святители приступили к разговору. Гермоген рассказал о делах в своей епархии и затем осторожно начал говорить об опасных слухах, о случаях крещения православных в католическую веру, о свободе действий, какую получают ксёндзы в иных епархиях... Иов слушал несколько рассеянно, потом сказал, что им приняты меры, и всё свёл к оплошности константинопольского патриарха Иеремии, который дорогой из Москвы в

Константинополь занимался делами Западной Православной Церкви и назначил оплошкой архиереями людей, не достойных сего сана. И ныне он грамотами своими вносит смуту в церковных епархиях Западной Православной Церкви.

— Убереглись мы ныне, не оставив его на Москве патриархом, — заключил Иов.

Гермоген молчал с чувством некоторой растерянности. Ошибка Иеремии была давней, а беды — новые. Четыре года назад Иеремия поставил экзархом Терлецкого, который по малодушию своему изменил православию. Вместе с архиереем Потеем он выехал к папе Клименту VIII с просьбой взять западное православие под своё попечение. Сделано было это заявление (с присягой на Евангелии) от лица всех епископов, на что их никто не уполномочил, и от мирян, которые им ничего не поручали.

— Беды западного православия ныне стали нашими бедами, — осторожно заметил Гермоген. — И многое ныне упущено за недосугом. Патриарх Иеремия допустил оплошку. Это так. Однако великие нестроения в Западной Церкви начались прежде, чем патриарх Иеремия выехал из пределов Западной России...

Иов долго молчал, потом заметил:

— Много ныне зла содевается от зависти бесовской да от клеветы злохитрых людей. Меж людьми стала размножать леность, нерадение к вере. О том ныне и с государем беседа была. Не худо бы при Чудовом монастыре открыть новую духовную школу, дабы обучались в ней проповедники слова Божья. Где истинные проповеди? Старые люди замечают истощение хвалы Божьей в церквах... Несогласие в вере такое, что порознились дети одной матери...

Вот оно, слово, коего он ожидал от патриарха.

— Ваше святейшество верно изволили заметить, что несогласие в вере становится истинной бедой... Да откуда проистекает это несогласие? И опять же вы указали, что у нас мало истинных проповедников слова Божья. Да ведомо ли нам, сколько лжеучителей наезжают в одну только Московию? К нам засылают тайных легатов, что смущают людей бесовским лжеучением...

— И тебе, Гермоген, верно о том ведомо? Да где же они, те лжеучителя?

Гермоген опустил голову. Боже! И это спрашивает патриарх!

— Лжепророки проповедуют своё учение не открыто, но тайно. Надобно соборное решение о запрете на растление веры, дабы не допускать лжеучителей к проповеди слова Божья, а посрамить их, как то было при святом Иосифе Волоцком. Покаянию их не верить, ибо лживое покаяние многие древние царства погубило... Ваше святейшество, в Западной России православные миряне подвергаются гонениям. Тех, кто противится унии, кидают в тюрьмы, пытают на пытках. Православные церкви закрывают и перестраивают на костёлы...

Иов слушал задумчиво и опечаленно. Вид усталый. Белый клобук и новая митра подчёркивали желтизну кожи и резкие морщины. После смерти царевича Димитрия он заметно постарел. В эту минуту он, видимо, представил себе, с каким недоумением

встретит Борис Годунов слова о новом соборном решении в церковных делах, как замашет руками царь Феодор...

Гермоген поклонился патриарху:

— Да будет на всё воля Господня...

И с молчанием удалился в свою келью. Но оба ещё не раз вспомнят об этой беседе.

18

Медленно катились к закату годы царствования Феодора. Все знали, что дни его сочтены, да и правил державой не он, а шурин его Борис Годунов. К этому времени он величался конюшим, самим ближним великим боярином, наместником Казанского и Астраханского царств. Он вершит все государственные дела, переписывается с английской королевой, великим визирем турецким, с крымским ханом, принимает послов. Он был самым богатым человеком в державе. Чиновники, взимавшие в его пользу налоги, были неумолимы.

И надо заметить, что Северская страна, находившаяся у него в подчинении, не простила ему поборов и в опасные годы смуты поднялась против него.

После гибели царевича Димитрия и родственников князя Старицкого, после ослепления Симеона Бекбулатовича и гонения на князей Рюриковичей многие поняли, что Годунов расчищает дорогу к трону в чаянии скорой смерти Феодора. Он мог не опасаться суда потомков. Кровь на плахе лилась «повелением» царя Феодора.

Понимая это, московский митрополит Дионисий вместе с крутицким архиепископом Варлаамом пытались повлиять на Феодора, дабы он удержал Годунова от пролития невинной крови. Сколь ни милосердными были их действия, они оказались, однако, безуспешными. Феодор верил каждому слову Годунова. Дионисий и Варлаам были лишены сана и заточены в монастыре в Новгородской земле.

После них уже никто не осмеливался на подвиг правдолюбия.

Ещё одной бедой в правлении Годунова было оскудение села. Заботясь о ратных людях, Годунов небрегал земскими делами. Спасаясь от земледельческой кабалы, многие крестьяне находились в бегах. Сельская Россия обезлюдела. Посланник английской королевы Елизаветы доктор гражданского права Флетчер, автор сочинений о России, свидетельствовал, что на дороге между Вологдою и Ярославлем он видел около пятидесяти обширных деревень, совершенно опустевших. Многие жители ушли за пределы государства — в казаки, иные ушли в леса, создавая раскольничьи секты. А в сёлах уцелевшие люди бедствовали и вымирали.

К этому времени сильно упало монастырское благочиние, а среди мирян пошатнулась вера. Были случаи, что и сами попы отпадали от веры и службу в церкви вели не по правилам. Это ли Не благодатная почва для лжеучителей и еретиков?

После разговора с Гермогеном Иов собрал освящённый собор, где был утверждён строгий порядок в самой церковной службе. В Москве учредили старост поповских. Обязанностью старост было наблюдать, чтобы в известные дни по всем церквам были молебны и обедни, чтобы в церквах не служили случайные люди, наймиты, чтобы не было вреда вере. А за старостами должны были следить протопопы. И хотя всё шло своим чередом и люди наслаждались пока миром и тишиной, многие понимали, что держава нуждалась в приливе свежих сил.