Героев выбирает небо...

Кравчик Макс

Осмотревшись по сторонам, не слабо удивился, первое что бросилось в глаза… Да все бросилось! Там, где я был секунду назад, нет больше меня, или есть я там, но самого места нет? Вот это вопросы? Мало того, что от боли в голове, итак ничего сообразить не могу, так еще и вопросы интересные мозг выдавать начал. Начнем с простого. Жив? Вроде жив, ну это так, по личным ощущениям боли в голове и во всем теле тоже. Здоров? Явно, не здоров, как минимум физически, но и умирать, думаю, не собираюсь. А психически здоров? Тут вопрос посложнее, так сказать, с подводными камнями. Учитывая, что я сейчас не вижу перед собой, да и нигде поблизости, ни озера, ни деревьев, ну конкретно тех деревьев, что вокруг того же озера и были, вопросы такие точно уместны. Валуны и небольшие скалистые рельефы есть, но явно не те же самые, что секунду назад. Вот и спрашивается, здоров ли я психически? Значит прыгнул такой весь из себя герой, в непонятный синий студень, очнулся при это совсем в другом месте, да еще и взялся рассуждать о собственной вменяемости. Нет, тут другого диагноза быть не может, нет мозгов считай… считай до скольки умеешь, пока нормальные мысли в голову не придут. Значит один, два, три…. Стоп! Настя! Общее ощущение создавалось, что вставать с земли пока не стоит, но уже явно получится без посторонней помощи. И я встал, медленно, аккуратно, облокачиваясь на стоящий рядом, более крупный и более острый камень. Ой, же, мог я и не на этот гладенький булыжник прилечь, а со всего маху на эту пику насадиться.

Повезло, ничего не скажешь, но это только с приземлением. А с остальным тоже повезло? Сильно сомневаюсь, но с этим еще предстоит разобраться.

Встал, походил, погремел костями, судя потому, как все затекло, не один часок я так пролежал на гранитной «подушке». Этот вывод я сделал еще и потому, что на мне была полностью сухая одежда. Джинсы и черная рубашка с черным же

галстуком были вполне целы, но рыжий, вельветовый пиджак-блейзер был немного разорван на плече. Начал осматривать местность, искать следы Насти. Многое было странно. Даже не так, немногое было нестранно, а все остальное очень даже. Первое что основательно привлекло после местности — было небо. Вроде тоже, что и всегда, хотя не увлекался я астрономией ни в школе, ни вообще, но кое-что знаю. Медведицу, например, большую и малую, ну и так по мелочи, Кассиопею рядом с ними разобрал да созвездие Ориона с поясом его же. Странным была и погода, от урагана царившего здесь пару минут назад не осталось и следа, а может, здесь его и не было. Воздух был очень теплым, душным, явно с повышенной влажностью, но рядом не было, ни морей, ни океанов. Лес был, он как раз развалился напротив холма за моей спиной и простирался на многие километры до самого горизонта. Во рту все липло, хотелось пить, на зубах хрустела пыль, или песок, а может все вместе. У небольшого скалистого холмика, на котором жидко торчали деревья, были какие-то следы, ну, по крайней мере, мне так показалось, что здесь кто-то был и совсем недавно. Решил пройтись к нему, посмотреть с высоты на склоны, все же местность резко отличалась от той, из моей «реальности». Начал неторопливо взбираться, подумал, что стоит это делать присев пониже, мало ли что я там за холмом увижу или меня кто увидит, лучше не рисковать. У самой вершины решил вообще ползти, черт его знает, что там. Подполз, прижимаясь ближе к жидким кустарникам, выглянул из-за камня и пробежался глазами по ландшафту. Так, что это у нас, вернее кто? Внизу в темноте у подножия холма, который с моей стороны был пологим, а вот с противоположной довольно крутым и скалистым, была большая поляна и на ней были люди. Ну, на первый взгляд люди. Выглядели они не совсем привычно, довольно крупные, высокие волосатые. То, что их тело покрывал довольно густой, черный волосяной покров, было понятно по закатанным рукавам одежды, у некоторых из них. Лица были спрятаны под тряпичными масками по типу тагельмуста у одних, и куфии или арафатки, в простонародье, у других. Все явно были мужчинами и вооружены какими-то винтовками, у троих даже имелись автоматы Калашникова. Винтовки было разглядеть сложнее, но что-то по типу М1 Garand американской винтовки времен 2-ой мировой, а может и наши это «мосинки», были не видно. Да и разглядеть у некоторых оружие не удавалось, в силу того, что на дворе стояла ночь, поляна была метрах двухсот от меня, тени от пляшущего костра сильно искажали изображение, а некоторые из воинов постоянно кружили на лошадях вокруг всей поляны. Внизу явно что-то происходило нехорошее. Шум, доносившийся от, был гулкий и неразборчивый, слышно было, как ржут лошади, вокруг которых клубами вздымалась пыль, доносились голоса вооруженных людей, но что они говорили разобрать не получалось. Некоторые слова все же долетали вместе с порывами попутного ветра, но понять их также не удавалось, не похожа речь была на русский язык, мне так кажется.

Было у них помимо гужевого транспорта еще пару телег, обе крытые тентами, непонятного материала, в которые были впряжены такие же лошади, как и у наездников. Многие из стада коней были не осёдланы, что натолкнуло меня на вывод, что лошадок намного больше чем воинов. Это подтвердилось после пересчета последних, значит, они занимались чем-то вроде перегона стада, куда и откуда, оставалось загадкой. Основное скопление людей и животных, в виде полукруга были расположены справа от костра, а слева от него было что-то на подобии спальных мест, и небольшая полевая кухня. Между ними располагался в раскладном походном кресле, неизвестной мне конструкции, вожак всего отряда. Он сидел с важным видом, без головного убора, на его лице росла большая, пышная, черная борода, закрученная к низу в одну косичку, а сверху доходила до самых глаз. Какие-то люди, похожие на прислугу, подавали ему еду и питье, он же не глядя на них, словно завороженный пялился в костер и почти не шевелился. Затем вожак, подал одному из пеших воинов какой-то знак рукой, и гомон заметно стих. Боец, вооруженный слегка кривым клинком, напоминавшим ятаган, быстро ушел за скопление телег и лошадей, которые образовывали полумесяц. Вернулся же он, волоча за шиворот немолодого мужчину, лет пятидесяти, в ободранной одежде и явно сильно избитым ранее. Толпа снова что-то нечленораздельно загомонила, и среди выкриков было явственно слышен до боли знакомый призыв, но я предпочел не поверить в услышанное, хотя поверить хоть во что-то происходящее вокруг, было очень тяжело. Человека приволокли, и, не церемонясь, бросили как мешок с картошкой на землю. Он не выглядел испуганным, в его выражении лица явно просматривалось безразличие, смирение со своей участью. Он понимал, что будет дальше. Когда толпа снова затихла, вожак встал со своего стула и направился к старику. Он склонился над ним и что-то ему сказал, на что старик ответил, смелым, но не очень умным жестом. Он плюнул вожаку в лицо, за что стремительно получил оплеуху, тыльной стороной ладони. Вожак развернулся и направился к своему стулу, судя по всему, чтобы насладится тем, что будет дальше. Что будет дальше, догадался и я, и от этого у меня внутри все как-то сжалось, подкатил к горлу тошнотворный ком, который я не очень удачно попытался сглотнуть. Вся банда была похожа, судя по одежде, на талибов или еще кого-то из этой же «оперы». Можно было гадать, какой национальности они были, но сомневаться насчет их религиозных убеждений не приходилось. Вожак вернулся на свое место, а воин, который его привел, подошел вплотную к будущей жертве, занес ятаган высоко над головой и с криком отрубил мужчине голову. Она катнулась в полтора оборота по пыли и завалилась на бок, тело же еще пару секунд стояло на коленях, после чего начало заваливаться вперед и в левый бок, затем упало и немного задрожало. Толпа радостно закричала, а палач схватил голову и поднял ее на вытянутой руке вверх. Меня в этот момент вывернуло под соседний куст, за которым я укрывался, желудок сжался размером с курагу и сложил меня пополам. Я откатился от куста на спину и уставился обезумевшими глазами в звездное небо. Сильно потер лицо ладонями, много раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь привести себя в чувство. А вот расслабляться не стоит. Надо думать, а подумать было над чем. Например, кто эти воины, за что они казнили старика и что делать мне со всем этим? Опять же Настя. Судя по следам, она не пошла в сторону леса, идти до него примерно с километр, да и логики в этом было ровно ноль. Зачем беззащитной девчушке двадцати двух лет отроду, идти одной в лес, еще и на ночь глядя? С мозгами у Насти точно было все в порядке. Ну, они точно были — это факт. Нет, если она и направилась куда-то, то явно к дороге, расположенной неподалеку от поляны. «Чёрт, а если она попала в плен к этим моджахедам?» Мысль не очень приятная и вдохновляющая, но вполне здравая и допустимая. Настя попала сюда раньше меня. Насколько раньше, я понятия не имею. Испугалась, но поняв, что она не знает, где находится, и что ей делать, пошла, искать людей или какие-то признаки их существования. Поэтому я и нашел несколько следов, ведущих в сторону холма. Чтобы спуститься с холма не корячась по острым скалистым выступам, а сделать это не спеша и не подвергая себя опасности, нужно было обогнуть его по довольно широкому кругу, вдоль колючих кустарников и редких, не имеющих с одной стороны листвы, деревьев. И спустившись немного с крутой вершины, ниже к пологому склону, со стороны которого находился я, можно было обнаружить тропку, ведущую как раз к этой самой поляне, на которой расположился обоз воинов. То есть я, судя по своему местоположению, находился на возвышенности, а поляна являла собой начало низменной равнины, которая распростиралась до самого горизонта и была преимущественно степью, с редкими деревьями. Не зная, что мне делать дальше, я решил выжидать. Признаков того, что Настя находилась в плену, тоже не было. Во всяком случае, никто из бойцов не был замечен в попытке хоть кем-нибудь насильственно овладеть, а зная темперамент таких людей, такого просто быть, не могло. Но я, все же, уже принял для себя решение, что обязан подтвердить свои догадки, и провести разведывательную вылазку в их лагерь за доказательствами. Может Настя была без сознания или связанная, нужно проверить. Естественно торопиться не следовало. Мне не вооружённому и не имеющему никаких военных навыков, кроме как незначительных теоретических по военному делу и практических по стрельбе, в столкновении даже с одним из бойцов, точно ничего хорошего не светило, и я решил подождать, как минимум до утра.

Наблюдая за лагерем до самого утра, с трудом превозмогая сонливость и усталость, накатившую на меня уже после того как воины вместе с вожаком отправились спать, не забыв выставить дозорных, я дождался предрассветной темноты. Все тело затекло, во рту кроме пыли давно ничего не было, язык прилипал от жажды к нёбу, а на зубах неприятно хрустело. Живот уже шумно клокотал, не то чтобы, намекая, а явственно говоря мне, что пора его кормить. Но не я один измучался за эту длинную ночь. Дозорные тоже вполне себе подустали, и уже на своих постах двое спало, а третий клевал носом как самолёт в крутом пике. Я, понимая, что скоро начнет светать

и другого шанса уже не будет, начал неторопливый спуск со своего наблюдательного холма в сторону тропки, тихо ступая на гравий под ногами, чтобы не издавать лишних шумов. Весь путь у меня занял около 20 минут, шёл я не вразвалочку, но и не торопился, конспирацию соблюдал.

Обойдя по крутой дуге одного спящего охранника, я направился сквозь высокую траву, прямиком к обозу из лошадей и телег. Массивные животные тоже отдыхали, и я, удвоив бдительность, продолжил красться к телегам, где, по моему мнению, и держали бы пленницу. Других вариантов не было.

Подобравшись к одной из телег, я тихо, почти не дыша, приоткрыл тент из похожего на брезент материала, заглянул внутрь. Там были какие-то ящики и тюки, очень похожие на провиант и запасы какой-то жидкости в бочонках. Насти здесь не было, что не могло меня не обрадовать. Лучше бы мне найти ее не в такой суровой компании и не при таких неблагоприятных обстоятельствах, как сейчас. Делать нечего, нужно проверить вторую телегу, что я и направился сделать. Где-то неподалёку, раздался, пронзающий насквозь, холодящий в жилах кровь, вой, который переполошил, дремлющих на деревьях, птиц. Мне сразу стало не по себе, и я, предчувствуя не хорошие последствия, в виде разбуженных дозорных, ускорился. И когда, добравшись до второй телеги и приоткрывая в ней тент, услышал хруст гравия у меня за спиной, понял, что всё же где-то прокололся, и, не спеша попытался обернуться. Разворачивая корпус в пол оборота и уставившись взглядом на чьи-то ботинки, резко попытался вскочить на ноги, отталкиваясь ими из положения сидя, и делая рывок в сторону обнаружившего меня дозорного, четко вписываясь при этом под его удар прикладом, который тот успел нанести буквально на сотую секунды быстрее моего рывка. И ощущая резкий жгучий удар в правую бровь, потерял сознание. Дальше только приглушенные разговоры и темнота…

… темнота, я вглядываюсь в неё с неким удивлением, а удивляет меня то, что как бы я не силился, не пытался хоть что-то разглядеть, а все равно ничего не удаётся. Я стою посреди тёмной гущи из непроглядных кустарников и деревьев, они устремляются ввысь, создавая невероятно плотный свод, словно купол в магическом соборе или замке, сквозь который, переливаясь алмазной россыпью, мне подмигивают звезды. Тёплый, ласкающий взгляд, свет, исходящий от молодого месяца, бархатными лентами спускается с небес, обнимая верхушку леса, но освещения совсем мало. Если смотреть вверх, то кроме дуршлага из ярких жемчужинок, и нет ничего, зато сколько звуков. Звуки разные и певучие, злобные и агрессивные. По спине, словно холодный ручей стекает пот, но не от страха, от волнения, словно в предчувствии чего-то долгожданного. Рычащие, гортанные хрипы диких животных, режущие выкрики каких-то немаленьких птиц и туман, непроглядный, плавно стелящийся клубами, тяжелый от влажности, туман. Под ногами, ковер из гнилых влажных листьев и веток, мягкий и вязкий, как болото. Вдруг за туманом, среди плотных исполинских деревьев вижу свечение, такое же, как и было два раза до этого. Мягкое синее марево лучами пронзало темноту и туман. Прямо из-за ширмы леса. Посреди свечения, показался силуэт, вначале маленький, но с приближением все больше и больше. Человек, судя по силуэту, был крохотного телосложения: худощавое тельце, тонкие руки и ноги, маленькая голова. Фигурка женская, без сомнений, едва передвигается на худеньких трясущихся ножках, все тело бьет крупная дрожь, как после купания в ледяной горной речке. Руками прочно цепляется за стволы деревьев, помогая себе передвигать, подкашивающиеся ножки. Одежда изорвана, истрепанна. Оторванный, ласкут свитера оголяет наливную, перепачканную грязью грудь, с маленьким коричневым соском. «Настя, это же она, нашлась, живая». — Сколько мыслей промчалось в голове. С радостью встречи приходит и облегчение, но тревога никуда не девается. Уверен — это не конец. Что-то должно произойти, и явно что-то нехорошее. И вдруг из тумана, издавая голодный рык, выскакивает огромный белый волк, размером с крупного дога, но с густым мехом, изодранным в нескольких местах, и огромными красными глазами. Из пасти частоколом, торчат огромные зубы, с которых обильно капает слюна, а на морде тонкий шрам от самого уха. «Берегись!» — срывается в визг, мой обалдевший голос, исходящий из пересохшего, начисто, рта. Но волк мощными, короткими рывками сбивает Настю с ног, и она куда-то катится по склону прочь от меня. Я метнулся к ней, пробуксовывая на жухлых листьях и скользкой траве. Они скрылись за перевалом, и я услышал только короткий женский крик, прервавшийся свирепым животным рычанием. Когда я взобрался на пригорок, с которого минуту назад Настя с псиной слетели вниз, там уже никого не было. Точнее из-за тумана ничего не видно. Я, пытаясь не потерять равновесия, скользящим движением спрыгиваю на бок, и на внешней стороне бедра фиксируя себя, и руля локтем, съезжаю по рассыпанной по всему лесу, подстилке вниз. Внизу туман гораздо гуще и непроглядней. Я, вскакивая на ноги, судорожно оглядываюсь по сторонам, пытаясь выцепить хоть краем глаза силуэты, но никого не нахожу. За спиной раздается внезапный хруст веток, который в этой мрачной тишине, кажется, чуть ли не оглушительным. Резко оборачиваясь, вижу на том самом пригорке, с которого я пару секунд назад слетел, стоит огромный мужик, с кулаками как молоты, и с комплекцией среднего медведя, и в его силуэте мне что-то знакомо. Он мотает головой в стороны, явно показывая мне свое неодобрение, так что его могучая, заплетенная в косу борода, описывает траекторию маятника, на его широкой груди. Он поднимает за волосы вначале голову, а затем и все тело почти до пояса, показывая изнеможённое лицо Насти, и громко рассмеявшись утробным, клокочущим смехом, исчезает за деревьями в том месте, где все еще переливается, синим, яркое свечение. Я, не раздумывая, устремляюсь обратно по склону вверх, и в этот миг, на меня из-за кустов, бросается белый волк. Тот самый или другой, оценить времени нет, и я, заваливаясь на спину, хватая первый попавшийся под руку обломок ветки, вклиниваю волку в пасть, которая с чавкающим звуком смыкается на ней. Борьба идет беспощадная — или я или он. Я зажмуриваюсь перед отчаянным рывком, столкнуть волка с себя, но у меня это не получается. Слюни животного заливают глаза, я стараюсь их обтереть о свое же плечо. Вытираю. Открывая глаза, с удивлением смотрю в лицо, самое настоящее человеческое лицо. «Димка». Его холодный, сверкающий взгляд, сверлит меня насквозь, а сцепленные от усилия руки, давящие на палку уже вблизи моего горла, трясутся от напряжения. И он, глядя куда-то глубже моих глаз, сверкая тонким шрамом на голове, шипит мне в лицо: — Не сдавайся, борись, только так здесь можно выжить…

— … эй русский, хочешь жить? Чего молчишь? — слышу где-то вдалеке, едва понятный говор.

— Да он еще в отключке, что не видишь? — с усмешкой говорит еще кто-то. Голоса, словно где-то в подсознании всплывают. Темнота перед глазами начинает рассеиваться, ощущаю тряску, уже привычную тошноту и мерзкие на ощупь, потрескавшиеся, сухие губы. Провожу по ним языком, но влаги так и нет.

— Просыпайся русский! Если хочешь жить, тебе надо прийти в себя, чтобы мы решили — нужен ты нам или нет.

— Воды…Воды… — Еле выдавливая из сухого рта, захрипел я, не узнавая собственного голоса. — Пииить.

— О, смотри Зарах, кажется наш ночной гость начал оживать. — Что, сын ишака, пить захотелось? Ночью нас обокрасть хотел, а сейчас воды просишь? — Я ничего не ответил, только простонал еще раз и повис обмякшей тряпкой. К слову, перекинут я был, на манер, тюка или какого-то мешка, прямо через спину гнидой кобылы, а может и коня, не до этого сейчас было. Перед глазами мельтешила пыльная дорога, вперемешку с грунтовкой, и кое-где, с непросохшей грязью. Голова кружилась, в глазах изредка темнело, про жажду, думать вообще не хотелось. Я уже около суток ничего не пил, тело ныло, а из рассечённой брови, струйка крови, стекшая до самого подбородка, уже давно засохла и немного стягивала кожу.

— Ладно, дай ему воды, остановимся, допросим, пока он еще в сознании. Если что-то толковое с него узнать сможем, то и слава Таухиду. — Сказал обладатель второго голоса, с менее ощутимым акцентом, и как мне показалось, с меньшей агрессией в нём. Кто-то скомандовал спереди на непонятном мне языке, и движение прекратилось. Меня скинули как бревно с транспорта, и я глухо рухнул в пыль рядом с лошадью, теперь я это разглядел, хоть и не до этого, опять же, было. Я отполз в сторону, перебирая в пыли связанными впереди груди руками, и отталкиваясь связанными же ногами, опутанными толстенной, плетеной верёвкой. Подполз к массивному гладкому камню и попытался на него облокотиться, что получилось не с первой попытки. Конвоировали меня не всей ватагой, которую я успел пересчитать ночью, да и обоза с нами не было. Видимо основной обоз с перегоняемыми лошадьми ушёл раньше, с рассветом. В седлах запряженных лошадей, я увидел всего четверых, из тех воинов, что я видел вчера. Пятый же, тот самый что, приводил меня в чувство, уже спешился и, держа в руках бурдюк из мягкой бархатной кожи, направился ко мне. Не церемонясь, впихнул в рот открытое горлышко сосуда и небрежно надавил на него, впрыскивая в глотку ледяную воду. От неожиданности и мощности напора, я поперхнулся, высвобождаясь от горлышка, и выплёвывая все в придорожную пыль.

— Эй, ты, что творишь псина! Не нравится вода? — усмехнувшись и небрежно плюнув рядом со мной, сказал боец. Я, поднимая свой взгляд на него, и щурясь от слепящего, точно в глаза, солнца, попытался его разглядеть. Он был невысокий, плечистый, худощавый, но крепкий, как выглядят обычно люди много и усердно работающие на ферме или в колхозе. Оголённые части тела, такие как руки, с закатанными по локоть рукавами, и лицо, обмотанное тканевой маской, были очень смуглыми почти до черноты. Предплечья же покрывали густые, рыжевато-выгоревшие волосы. Он еще раз попытался впихнуть мне горлышко бурдюка в рот, но я, уклонившись от сильного тычка, грозившего выбить мне передние зубы, глиняной горловиной от сосуда, схватил ее зубами и начал жадно пить.