Героев выбирает небо...
Шрифт:
До рассвета еще оставалось пару часов, но спать уже никому не хотелось. Мы с Глебом вытащили труп из дома и приволокли его во двор к остальным. Сложили всех в рядок, а Глеб накрыл их найденным в доме покрывалом. Я уже сидел на дощатом, прохладном полу, прислонившись к бревенчатой стене, растирал лицо руками, не открывая глаз. Перед глазами то и дело всплывали образы недавно случившегося боя, организм била крупная дрожь так, что руки тряслись. Это было моё первое убийство. По-честному, первыми были те двое возле двери, но стреляя в них, я даже не смотрел, просто направил ружье в их сторону и выстрелил. И то, убил я только одного, второго добил Глеб из пистолета, я чётко помню предсмертные крики от боли тыманца, а после выстрелов Глеба, они резко стихли. А вот этого в доме… Я без колебаний застрелил его. Даже автоматчик у меня не ассоциировался
Всё произошло как в кошмаре, у меня не было времени обдумывать свои поступки. Я понимал, что нам грозит опасность и действовал. Во многом мне помогли уверенность и спокойствие Глеба. Он чётко координировал меня, не оставляя времени для сомнений или нерешительности. Вот так было и с бандитом в доме, только командовал уже мой разум, принимая жёсткие, но верные решения. Я понимал это умом, но для сердца, для моей души — это так и осталось воспоминанием того, как я убил человека. Прострелил висок, глядя прямо в глаза. Удивленные, мне кажется на тот момент, уже понявшие все и смирившиеся, глаза. Сильное потрясение для психики. В детстве, обязательные игры в войнушки, где мы мелкими пацанятами с братом бегали по дворам, на строительных площадках, недостроенных или заброшенных домов, казались куда романтичней, чем оказалось в реальной жизни. Мы вдвоем всегда играли за хороших парней. Учиняя нешуточные, но детские бойни, против закоренелых «бандитов» из соседнего дома. «Кадим. Где ты? Как мне тебя отыскать?» На душе стало так тоскливо, адреналин все еще прошибал весь организм, пытаясь выбраться и оставить меня в покое.
Я размышлял над тем, что мне делать дальше, как искать брата, как самому не сгинуть в этих опасных землях. Здесь всё такое чужое, такое враждебное. Только небо оставалось родным, придавало чувство уверенности и спокойствия. Глядя на него, я по-прежнему верил, что я дома, только этот дом где-то далеко-далеко. Внезапно всплыла давно забытая шутка в голове и от неожиданности и нереальности всего происходящего, я засмеялся. Я не помню ее подробностей, но шутка звучала так:
— Что Вы почувствовали, когда впервые убили человека?
— Отдачу…
Глупо, но почему-то именно эта, не очень остроумная, но забавная потеха, вывела меня из ступора. Я осмотрелся, рядом со мной на стареньких матрасах сидел Илья. Он держал в руках блокнот, похожий на книгу с желтыми, но пустыми страницами. Илья старательно что-то вырисовывал карандашом, при свете масляной лампы, изредка его слюнявя губами. Я встал размяться. Заглянул к парню в блокнот. Там был запечатлён Глеб, в виде хорошо набросанного карандашом, скетч-портрета. Я удивился, но особо не предал, таланту мальчика, значение. И так хватало впечатлений. Глеб собирал с убитых трофеи и складывал на столе. Подойдя к столу, я взялся осматривать арсенал. У двоих бойцов были трёхлинейки Мосина, еще у одного, который поливал нас огнём, оказался довольно новый с виду, но давно устаревший даже в моём времени ППШ. У бандита убитого в доме была довольно новая СКС, похожая на мою, но в гораздо лучшем состоянии. Она висела у него за спиной в момент заварушки, я даже вспомнил её очертания в момент…в тот самый момент. Мысли снова спутались, опять вспышка в памяти моего выстрела и безжизненные глаза, глядящие на меня. Тошнота, комом подкатила к горлу, я, сглатывая, попытался продышаться. Вдох, еще. Вроде легче.
С тех пор, как пропал мой брат, я не надеялся, что моя жизнь меня хоть чем-то удивит. Годы, прожитые без Кадима, были серыми, неинтересными. Всегда не хватало событий, эмоций, наверно даже страха не хватало. Я никогда не считал себя особым смельчаком, хотя был уверен, что если того потребуют обстоятельства, то смелость у меня появится. Есть хорошая фраза Марка Твена о смелости: «Смелость — это сопротивление страху, а не его отсутствие». Это и в правду так. Разве я, представитель «офисного планктона», мог бы подумать, что в моей жизни произойдет что-то, для чего мне понадобилась смелость убить человека? Никогда. Но это значит, только то, что никому до конца неизвестно, какие повороты может преподнести судьба, и какие силы ты обнаружишь в себе после этого.
Я взял пистолет со стола, он был мне знаком. Это форт-12,
— Что ты будешь делать с оружием? — поинтересовался я у Глеба.
— Большую часть оставим здесь, припрячем в погребе, их все равно везти в город нет смысла, много бумажной волокиты будет, да и налог придется платить как за товар.
— Это еще почему? Разве входить в город с оружием нельзя? — Вскинул я, удивившись, бровями.
— Можно, но только с личным оружием. Один человек может привезти в город в качестве оружия личного пользования не более четырех единиц, включая пистолеты.
— Вот как. А за остальное, стало быть, потребуют заплатить пошлину, как за товар на реализацию?
— Всё верно. И разрешительные документы на торговлю в Орасмаре потребуют. А я в город еду как раз, чтобы проконтролировать поставку оружия, а не продавать его.
— Оружие? Зачем? — Я удивленный таким доверием и откровением со стороны Глеба, решил крутить его до конца, пока он готов мне хоть что-то рассказать. Возможно, наше путешествие после перестрелки потечёт в ином, более благоприятном для меня русле. И я перестану быть в роле подопечного, сопровождаемого Глебом, незнакомца. Глеб мне рассказал суть его визита в Орасмар.
Ему требовалось обеспечить новую поставку оружия из местной оружейной фабрики, для бойцов из сопротивления Лагана. Император Новарии — Всемир Справедливый, помогал Лагану и Орасмару, чем мог, но империя сейчас слишком ослабла из-за неурожая в прошлом году и развязать полноценную войну, он не мог себе позволить. Тем временем, в Лагане все чаще вспыхивали боестолкновения с тыманцами. Также я узнал, что на территории города — это не единственная группировка или как их называли местные — племя. В конфликте за территории, ресурсы и власть, против русского народа, участвовали бойцы племени Дауа и враждебно настроенные радикалы, проще сказать фанатики — безпредельщики — Калугари. Или как их называло русское население Лагана, Калы или еще проще монахи. Упрощение до монахов, произошло для удобства выговора, а также от внешнего вида представителей племени. Они носили всегда черную, одежду, военного образца из плотного материала с кожаными вставками, поверх которой всегда была надета черная ряса с капюшоном, которую они срывали, ввязываясь в бой или даже короткую драку.
Он мне обрисовал положение сил и взгляды на введение войны, из которых я понял, что основную опасность для всех представляют именно бойцы Калугари. После них, по кровожадности были Тыман, но они были больше бандитами, чем борцами за идею, хоть перевод названия их племени и звучал как ВЕРА. Они считали себя воинами веры, но их взгляды чаще были направлены на извлечение выгоды, а чаще всего, банальных денег. Представители Дауа были менее кровожадны и почти никогда не замечались в грязных делишках, типа работорговли или торговли наркотиками, местными наркотиками, естественно. Чего нельзя было сказать о тыманцах. Но бойцы Дауа были очень идейными и боролись до смерти с теми, кто не разделял их веру. Этот факт также делал их очень опасными. Дауа составляли собой, как раз, самую профессиональную и хорошо тренированную «прослойку» армии империи Таухид. И оставалась еще одна сторона, о которой я уже знал. Это лояльные мусульмане — Махлесы, зачастую предприниматели или ремесленники, которые никуда не вмешивались, но и себя в обиду не давали. Так я постепенно начал различать, что к чему, и кто кого, в этом опасном, но уже довольно интересном, для меня, месте. Много русских, свободных городов находилось к югу через море от нас, но вдаваться в подробные расспросы я не стал. Мне и так было над чем поразмыслить.