Герои Аустерлица

Ангелов Августин

Пока гусарские кони скакали через замерзшее поле в нашем направлении, разгоняясь и переходя в галоп, я в последний раз обернулся в сторону Иржины, которую вместе с другими женщинами по моему приказу увели подальше в лес телохранители, возглавляемые Степаном Коротаевым. Убедившись, что мой денщик выполнил приказ, уведя беженок на безопасное расстояние, и они уже затерялись среди деревьев за дальним концом вырубки, я повернулся к семеновцам, изготовившимся к стрельбе из-за засеки, приказав:

— Пока не стрелять! Подпустить ближе!

Топот лошадиных копыт стремительно приближался. А французские трубачи продолжали снова и снова выдувать сигнал к атаке. Вот-вот расстояние сократится сначала

до ружейного выстрела, потом и до пистолетного. И нужно не прозевать момент, чтобы выстрелить из ружей до того, как кавалеристы смогут эффективно использовать свои короткие стволы. Стоя за нашей импровизированной засекой и сжимая в каждой руке по пистолету, я считал секунды. Кроме подзорной трубы, здесь еще не имелось никаких дальномеров, буссолей и прочих полезных в военном деле приборов. И расстояние приходилось определять на глаз. Впрочем, глазомером меня и князя Андрея природа не обидела. Потому я вовремя выкрикнул команды последовательно:

— Готовься! Целься! Огонь!

Вместе с трескотней выстрелов сразу едко запахло порохом. Залп проредил строй неприятельских кавалеристов. Несколько лошадей, наткнувшись на пули, упали вместе с седоками, с треском ломая кости, еще несколько всадников на неповрежденных с виду лошадях сползли на скаку с седел убитыми или сильно ранеными. Но, это пока ничего не решило. Солдаты все-таки стреляли по движущимся целям не слишком метко. Да и один наш залп — это всего лишь семь десятков пуль, из которых две трети пролетели мимо. И оставшиеся в эскадроне французские гусары, которых было не менее сотни, продолжали атаку. А я в этот момент очень жалел, что нету у меня здесь пулемета или мощного огнемета. Вот уж пригодились бы они против кавалерии!

Через несколько секунд вражеские всадники подскакали уже так близко, что я четко видел яростное выражение их лиц с топорщившимися черными усами. Ветер дул им в спины, и меня захлестнул запах конского пота прежде, чем гусары произвели свой пистолетный залп, который оказался еще менее результативным, чем стрельба наших пехотинцев. Насколько я успел заметить, из семеновцев упали всего двое. Я же продолжал стоять на правом фланге. Скрытый от супостатов ветвями поваленного дерева, торчащими высоко вверх и в разные стороны, я целился из пистолета сквозь ветвистую завесу в ближайшего всадника, который, казалось, летел прямо на меня, выхватив саблю сразу после своего бесполезного выстрела.

Я выстрелил в сторону вражеского всадника, но промазал, поскольку в этот момент гусар неожиданно начал отворачивать. Лес вокруг нас в предгорьях моравских гор рос смешанный. По его краю преобладали грабы и березы вперемешку с дубами и буками, но попадались также сосны и ели. И, чем дальше в горы, тем больше хвойные породы преобладали над лиственными. Между мной и вражеским гусаром находилась преграда в виде большого срубленного граба, сваленного поверх березы с толстым стволом. Листва к этому времени полностью облетела, но многочисленные ветки, которые в лежачем положении деревьев торчали вверх и в стороны на несколько метров, создавали надежную преграду, которую ни одна лошадь преодолеть не могла без риска напороться брюхом на ветки. Тем более, что некоторые из самых толстых и длинных веток, обращенные в сторону неприятеля, были специально подрублены наискось, представляя собой опасные колья. И так было по всему защитному периметру, поскольку деревья всюду лежали внахлест, не оставляя лазеек для неприятеля.

И эта наша нехитрая импровизированная засека, устроенная драгунами, успешно сработала, потому что французские гусары, разумеется, не были самоубийцами. Увидев перед собой достаточно серьезную преграду, они начали сбавлять темп скачки, отворачивая по дуге в сторону за своим командиром, который

приказал направить коней туда, где имелся промежуток между засекой и лесом. Я затаил дыхание, наблюдая за тем, как неприятель сам устремляется в ловушку, устроенную драгунами, и думая о том, насколько эффективно она сработает.

В это же самое время солдаты лихорадочно перезаряжали ружья. Каждый из пехотинцев понимал, что стоит кавалерии ворваться в лагерь, и дело будет плохо. Пехота, да еще вовремя не построенная в каре, просто не сможет оказать серьезного сопротивления кавалеристам. Я тоже, разумеется, опасался, что гусары зарубят саблями и затопчут конями солдат за считанные минуты, если прорвутся за засеку.

Вот потому мы с драгунами и подстраховались заранее. Как только большая часть вражеского эскадрона, обогнула длинную изгородь из поваленных деревьев, защищавшую наш бивак, и устремилась между препятствием и лесом, предвкушая нападение на пехоту с фланга и ее быстрый разгром, драгуны быстро выкатили фургоны с дровами, замаскированные до этого еловым лапником. И эти фургоны встали поперек единственного проезда, превратив его в тупик. А одновременно с этим из леса, который начинался сразу напротив въезда в этот отгороженный «карман», с криками «Ура!» выметнулся драгунский взвод.

Три десятка наших кавалеристов против сотни вражеских. Причем, все наши в грязных и порванных мундирах без головных уборов, уставшие после работ по строительству засеки, да на крестьянских лошадях, необученных бою. Я смотрел на происходящее с замиранием сердца, боясь, что драгуны погибнут зря. Тем не менее, их неожиданное появление явно смешало планы противника. Ведь французские гусары не подозревали о наличии у нас в резерве конных бойцов.

Вооруженные трофейными пистолетами, которые я вывез из Гельфа, отобрав их у солдат Годэна и у поверженных фуражиров, драгуны дали залп по противнику с очень близкого расстояния, а затем тут же пустили в ход сабли. Холодное оружие в хорошем состоянии я из замка Иржины тоже забрал, подумав, что вполне может пригодиться в здешних условиях. Вот оно и пригодилось. Драгуны, как выяснилось, владели саблями мастерски, уверенно врубившись в ряды неприятеля, чем, конечно, вызвали замешательство среди наполеоновских гусар. Впрочем, эти усачи в медвежьих шапках были отнюдь не робкими. Каждый из них считал себя бравым воякой. Потому гусары не дрогнули, лишь быстро развернули своих коней для противодействия атаке наших кавалеристов. Вот только, это обстоятельство дало достаточно времени моим пехотинцам, чтобы перезарядить ружья.

Глава 32

Наши драгуны отсекли от гусарского эскадрона и связали боем большую часть всадников, прорвавшихся в брешь засеки. Но передний неприятельский взвод все-таки лихо подскакал вплотную к дровяным фургонам. Вот только лихим всадникам пришлось остановиться перед этим препятствием, перегородившим узкий проезд между лесом и изгородью, сделанной из поваленных деревьев. Остановившись перед фургонами, шеф французского эскадрона с красным султаном на шапке приказал спешиться одному из отделений для того, чтобы оттащить эти телеги, набитые дровами, в сторону.

Два других отделения французский офицер двинул в лес, надеясь быстро обойти препятствие. Но, он не учел, что в том месте за елками находился бурелом, через который лошади не могли перепрыгнуть, как они не могли до этого перепрыгивать через засеку. Более того, на краю леса, скрытая за разлапистыми елями, сидела засада из тех двух десятков драгун, которым не досталось более или менее выносливых лошадей, не растерявших силы в дороге и хоть как-то пригодных для ратных дел. И все драгуны, сидящие в засаде, держали в руках заряженное оружие. Кто-то пистолет, а кто-то и ружье.