Герои чужой войны

Гуминский Валерий Михайлович

— Садись на стул, найденыш, — грубоватым голосом сказала она, подталкивая меня к табурету, стоявшему возле печки в ее маленькой каморке. Я подчинился ее мягкой силе, вдыхая запахи сушеных трав, развешанных вдоль и поперек помещения на протянутых под потолком веревках. Настоящая ароматерапия и анестезия в одном флаконе получилась. Сразу наступило полное расслабление, а когда Зайчиха руками обхватила мою голову, сжала осторожно виски, даже застонал от удовольствия.

— Я еще ничего не сделала! — усмехнулась женщина. — Фарин, не стой за спиной. Дышишь как кабан на тропе! Мешаешь мне. Если хочешь —

присядь на лавку. И дай мне вон ту тесьму на подоконнике!

Фарин безропотно выполнил указание, и удивительное дело, не стал уходить на улицу. Что-то его заинтересовало в действиях Зайчихи.

Целительница обмотала тесьмой мою голову, быстро сделала несколько меток краской, которую нанесла мизинцем, потом эту тесьму перевязала по-другому, обхватив ею подбородок и макушку. Снова что-то черканула.

— Ты головой ворота крепости выносил? — проворчала Зайчиха. — У тебя сильный сдвиг! Тошнит?

— Сначала сильно, а потом терпимо, — признался я, блаженствуя.

— Терпимо! — женщина сняла тесьму и внимательно изучила ее. — Молодые, шустрые, и совсем без мозгов! Уже хорошо, что не стал тянуть.

— Моя бабка тоже умела башню править, — ввернул новое для него словечко гном. Нифига себе, осваивает земной лексикон! — Брала полотенце и правила.

— Будет тебе полотенце, рыжий! — Зайчиха, кажется, не обратила внимания на странное слово. — Подай мне его, оно возле печки висит!

Фарин принес полотенце и отошел на исходную позицию. Целительница обернула его вокруг головы, примерилась и стала скручивать жгутом, причем так, что давление шло только на одну часть моей многострадальной черепушки. Потом остановилась и несколько раз ударила по жгуту. Закончив, сняла полотенце и кивнула на лавку:

— Полежи немного, только на правой стороне. А ты брысь! Хотя, тоже не мешало бы вправить твои мозги на место!

— Я тебя на улице подожду, — быстро сказал Фарин, и, топоча сапожищами, вышел на крыльцо.

— По-хорошему, надо еще попробовать, только завтра, — сказала женщина, присаживаясь на освободившийся стул.

— Меня завтра уже не будет здесь, — предупредил я, — старшина в город отправляет.

— Куда?

— Понял, что в Велиград.

— Тогда найдешь тетку Боровиху, передашь ей привет от меня. Скажешь, что надо закончить правку. Она поможет.

— Обязательно, — кивнул я, ощущая, как тупая, ноющая боль отступает, а благотворная расслабленность постепенно завладевает каждой клеточкой тела. Полнейшая нирвана! — Спасибо вам!

— Было бы за что, — фыркнула Зайчиха.

Полежав еще пару минут, я как будто заново рожденный вышел на освещенную жаркими лучами солнца улицу. Потянулся словно сытый кот. Интересно, какой сейчас месяц? В моем мире заканчивался июль, и здесь вовсю летний месяц. Получается один в один? Или есть сдвиг? Я завертел головой и увидел Фарина, сидевшего в теньке под навесом какого-то сарая на лавочке с Тоином — вчерашним дневальным. Сегодня гном был в свободной льняной рубашке с расшитыми по воротнику рунами без доспехов, но пояс с ножом присутствовал. Он увидел, что я пристально вглядываюсь в них, толкнул плечом своего товарища. Фарин подошел ко мне.

— Теперь что?

— Где щетину сбрить — просто покажи, сам все сделаю, —

предложил я, — а вот с одежкой придется покопаться. Она же у вас в вещевом складе находится?

— Пошли, а то наш каптенармус выдаст тебе такое хламье, что можешь сразу на огороде чучелом работать!

Завскладом Базы был тщедушный старичок с каким-то детским пушком на щеках. Редкие волосенки спускались с макушки на виски и уши, а смугловатая кожа собралась складками на шее и подбородке. Он сидел за массивным прилавком и при свете двух свечек что-то мастерил или чинил. То и дело вверх взмывала игла с дратвой. При виде нас он отложил свое занятие и уставился на нас. При этом он молчал и даже не моргал своими белесыми глазами.

— Привет, Возгар! — Фарин навалился на прилавок и внимательно осмотрел помещение. Подозрительно покачал головой. — Ты еще жив, старый пердун? Десять деньков тебя не видел! Мог бы и порадовать меня! Я ведь мечтал на твоих поминках бражки попить всласть!

— И тебе многих лет жизни, мелкий клоп, — хекнул Возгар, отодвигая плошки со свечами в сторону, чтобы гном своими мощными руками не свалил их на пол, — ты сам как? Не попортили твою шкуру тойоны?

— Все в порядке! Моя шкура дубленая, просто так дырок не навертишь. Голову свою подними и посмотри на того парня. Его зовут Кос. Ему нужна одежка поприличнее. Едет завтра в Велиград, может, и к королю попадет на прием. Ты уже понял меня?

— На гражданских лиц я не рассчитывал, — проворчал басовито завскладом, — а твой новый знакомый не встал на кошт. Вали отсюда, пока я не рассердился. Ишь, выдумал чего, фулюган!

— Эй, полегче! — рассмеялся гном. — Личный приказ старшины, понял, старый хрыч? Давай, оторви свой зад от лавки и сообрази, что можно дать парню.

Возгар демонстративно резко положил дратву на прилавок, отодвинул взвизгнувшую лавку от себя, и оказался на две головы выше гнома. Старик навис над Фарином, молча постоял так пару секунд, потом вышел ко мне. Обошел кругом, промерил пальцами размах моих могучих плеч, повернул туда-сюда и вынес свой вердикт:

— Значица, так, уважаемый. Одежка есть, но второго сорта. Ношенная. Рубаха, кафтан, куртка, штаны стеганые, но с заплатами. Обувка нужна? Сапоги твоего размера есть, но я их собирался продавать на ярмарке крестьянам. Им она прослужит еще лет пять. Будешь брать? А то я смотрю, что у тебя какие-то странные башмаки. Мягкие. Из какой кожи?

— Синтетической, — ответил я, забавляясь ситуацией.

— Это как это? — заморгал озадаченный старик.

— Кожа такая специальная, сделанная не из шкуры животного, а выращенная в бочках, — пошутил я.

— Ого! — Возгар почесал затылок. — Мне бы такую бочку, я бы наделал обувки! В ней, наверное, хорошо в лесу шастать?

— Не очень, — возразил я, — только на ровной поверхности по дороге или на городских улицах, а когда скачешь вверх-вниз по камням и кочкам — можно поскользнуться. В дождь промокают, быстро разваливаются.

— Никчемная вещь, — опечалился завскладом, окидывая меня еще раз. Потом повернулся и исчез за дверью, которую я не заметил в полутьме. Вероятно, там было складское помещение. Было слышно, как там что-то заскрипело, упало, и раздался ворчливый голос старика: