Герои космодесанта
Шрифт:
Все были сейчас заняты приготовлениями. Все, кроме Дак'ира.
Такой факт не мог пройти незамеченным.
— Мой господин! — позвал его чей-то глубокий и звучный голос.
Дак'ир оглянулся и увидел закутанную в плащ фигуру с низко опущенным капюшоном. Его жрец-клеймитель был одет в изумрудно-зеленую сутану, символ ордена — оскаленная пасть саламандры в кольце огня — был вышит на груди тонкой филигранью янтарного цвета. В мерцающем свете факелов под облачением сопровождавших жреца сервов виднелась аугментика.
Камера была мала, но все же в ней хватило места
— Мой господин, вы уже готовы к нанесению памятного шрама? — спросил Цек.
Дак'ир кивнул, еще не совсем отойдя ото сна. Затем он увидел, как Цек протягивает ему сияющий прут, раскаленный добела в углях, на которых он сейчас стоял голыми ногами. Воин Астартес едва ощущал боль от горячих углей. Единственная капелька пота, скользнув по гладкому лбу, сбежала вниз по его черному телу — телу, которое, если бы не набедренная повязка, было бы полностью обнаженным.
Этот древний ритуал был неотъемлемой частью Культа Прометея, которого испокон веков стоически придерживались все воины-Саламандры.
Когда Цек приложил раскаленный прут к обнаженной коже Дак'ира, тот безропотно принял телом всю доставленную им боль. Сверкающие глаза, которые и сами были сейчас подобны красным углям, ободряюще посмотрели на служителя. Сначала Цек выжег три вертикальные полоски, а затем перечеркивающий их завиток. Этот знак встал в один ряд со множеством других отметок, которые он и другие жрецы-клеймители уже поставили на теле Дак'ира. Эти шрамы являли собой живую историю бесконечных военных конфликтов, в которых участвовали Саламандры. Каждый обозначал памятное сражение или поверженного противника. Никто из Саламандр никогда не шел на войну без того, чтобы сначала не почтить ее новым шрамом на своем теле, а когда война заканчивалась, еще одним, чтобы увековечить о ней память.
Знаки Дак'ира полностью покрывали ноги, руку, б о льшую часть спины и торса. Символы были довольно причудливы, с каждым новым памятным шрамом становясь все сложнее. Только ветеран очень многих кампаний Саламандр, за плечами которого была служба длиной в столетия, мог иметь такие отметки на лице.
Цек склонил голову и отступил в тень. Обетный сервитор на своих выгнутых стальных конечностях заковылял следом, сгибаясь под тяжестью приваренной к его спине огромной жаровни. Дак'ир вытянул руки и, погрузив обе ладони в чугунную чашу жаровни, зачерпнул золы и пепла и стал рисовать ими на груди и лице главные символы Прометея: молот и наковальню. То были могущественные образы, которые, как считалось в Культе, придавали адепту небывалую силу и выносливость.
— Огонь Вулкана бушует в моей груди!.. — продекламировал Дак'ир торжественно и, проведя ладонью, изобразил на своем торсе рукоять молота.
— И с этим огнем я сокрушу врагов Императора! — закончил фразу чей-то голос, когда Дак'ир, проведя ладонью поперечную черту над «рукоятью», обозначил навершие молота.
Гремя доспехами, брат Фугис вступил в круг света от пылающей жаровни. Он был уже облачен в зеленые доспехи, но все еще оставался с непокрытой головой. Его красно-черные глаза горели в полумраке
Выделяясь среди других тонкими чертами лица, Фугис был известен своим бесстрашием. В роте поговаривали, что он мог бы избрать себе и более духовное служение, чем искусство целителя, однако из страха пред ним такие «предположения» всегда делались тихо и никогда не высказывались ему в лицо.
Реакцию Дак'ира на внезапное появление апотекария нельзя было назвать дружелюбной.
— Что ты здесь делаешь, брат?
Фугис ответил не сразу. Сначала он провел биоридером по телу Дак'ира.
— Капитан Кадай попросил меня зайти. Медосмотр легче провести, пока ты еще не одел доспехи.
Фугис сделал паузу, ожидая результатов биосканирования, и его заостренные черты лица напряглись.
— Руку, Астартес! — добавил он и, не отрывая взгляда от прибора, указал Дак'иру, какая именно рука ему нужна.
Дак'ир протянул руку апотекарию, и тот, взяв его за запястье, набрал шприцем небольшую порцию крови. Как только пробирка была вставлена в миниатюрную центрифугу, специальная камера в его стальной перчатке тут же произвела биохимический анализ.
— Всех братьев подвергают столь серьезной проверке? — спросил Дак'ир, стараясь не допускать раздражения в голосе.
Было видно, что Фугис удовлетворен результатами анализа, но тон, с которым он говорил, оставался безучастным.
— Нет, только тебя.
— Если у моего брата-капитана появились сомнения в моих волевых качествах, он мог бы отправить меня к капеллану Элизию…
Внезапно апотекарий своей закованной в стальную перчатку рукой схватил Дак'ира за подбородок и стал внимательно осматривать его лицо:
— Элизия нет на борту «Ярости Вулкана», как тебе должно быть хорошо известно… Так что придется тебе потерпеть меня.
Указательным пальцем Фугис оттянул черную кожу под левым глазом Дак'ира, из-за чего по щеке у того разлился кроваво-красный румянец.
— У тебя еще случаются сомнамбулические видения во время боевых медитаций? — поинтересовался он и затем, похоже удовлетворенный осмотром, отпустил воина.
Брат-сержант потер подбородок там, где апотекарий сжимал его челюсть:
— Если вы хотите знать, вижу ли я сны, то да… иногда бывает.
С непроницаемым выражением лица апотекарий внимательно изучил панель на своей перчатке:
— И что тебе снится?
— Ноктюрн, пещеры Игнеи… Я еще ребенок. Вижу день, когда я проходил испытания на плато Синдара и стал Астартес. Потом — когда я как послушник получил свое первое задание… — Голос Саламандра умолк, а его лицо помрачнело от нахлынувших воспоминаний.
Горящее лицо…
— Ты ведь единственный из нас… единственный Огненнорожденный, кого взяли из Игнеи… — произнес Фугис, и его проницательные глаза внимательно посмотрели на Дак'ира.