Герои умирают
Шрифт:
Здесь проходил другой Поток Силы.
О такой Силе Пэллес не смела и мечтать. Она неуверенно настроила свою Оболочку на этот пульс, окунувшись в ритм живой реки.
Здесь Пэллес нашла Оболочку самого Великого Шамбайгена, создававшую ауру всей реки, тянувшуюся от ее истоков в Божьих Зубах до дельты на западе, в Теране, Эта Оболочка включала в себя не только тех, кто жил в реке, но и все окрест: луга, сквозь которые она протекала, леса и всю экосистему, которую питала река, а экосистема, в свою очередь, поддерживала саму
Мощная сила жизни заставила Пэллес расслабиться и покориться. Ее сознание идеально вошло в свою нишу, ибо она нашла большую драгоценность, чем жизнь.
Здесь был Разум.
И еще здесь была Песнь.
Она рассказывала обо всем – от шума горного ручья до мягкого похрустывания растущей ночью кукурузы, от падения дерева, чьи корни подмыла вода, до рева потока, затапливающего весеннюю долину, шепота камышей и шелеста тростника в заводях. В Песни были птичьи трели, крики уток и гусей, цапель, зимородков и журавлей, плеск рыбы, свечение мускулистого тела форели и мечущего икру лосося, терпение и мудрость сидящей в грязи черепахи.
Река пела о людях, ведущих свои корабли вдоль берегов; о перворожденных, много веков назад говоривших с ней на ее языке; о гномах, которые строили запруды и заставляли воды реки вертеть мельницы.
И еще она пела об Анхане – огромном котле, кипевшем посреди реки и отравлявшем воду ниже по течению.
Чародейка внимала чистым трелям старого барда, внезапно обнаружившего, что у него появился слушатель.
В Песни не было слов, но Пэллес они не были нужны, ибо в самой мелодии заключался смысл.
– Я знаю тебя, Пэллес Рил. Добро пожаловать в мою песнь! У Пэллес сама собой нашлась мелодия ответа:
– Шамбарайя…
– Так зовут меня люди. Представь себе, они меня знают, Пой со мной, дитя.
Теперь Пэллес отдавала реке свою песнь. В ней не было лицемерия, она не пыталась скрыть правду; все, что составляло существо Пэллес, стало известно реке. Шамбарайя вобрала в себя всю ее силу и слабость, мелочную зависть и чистоту отваги.
Здесь не было суда, да и не могло быть: все стало единым потоком, протянувшимся от гор до моря,
В песни Пэллес звучала мелодия ее отчаяния, которое заставило ее нырнуть так глубоко и искать в таких далях. Река не поняла, почему люди хотели причинить ей боль и почему она боялась их; жизнь и смерть были для нее одним бесконечным колесом. Там зачем же противиться возвращению в землю, из которой вышел?
Но Пэллес все равно попросила:
– Пожалуйста, Шамбарайя, спаси нас. Покажи свою силу.
– Не могу. Совет младших богов, остановивший Джерета Богоборца, не позволяет мне этого.
«Что за младшие боги?» – подумала Пэллес и услышала в ответ:
– Ваши боги, те, к тому требует от людей служения, те, кто занимается делами смертных, те, кто достаточно мал, чтобы думать, и развлекается, манипулируя своей властью.
Пэллес прекрасно поняла: Шамбарайю
– Сделай меня своей служительницей. Дай мне малую толику своей власти, и я стану твоим голосом. Я научу людей почитать тебя.
– Мне не нужен голос. Людское почитание – пустой звук. Твоя просьба бессмысленна. Песнь не может просить саму себя о власти.
Песнь не может просить саму себя о власти… Пэллес была песней; просить реку о силе было все равно что просить собственную руку сжаться в кулак. Все преграды были созданы лишь ее человеческой сущностью, разделением мира на Пэллес Рил и Шамбарайю.
Когда чародейка поняла это, последние остатки отделенности от мира исчезли, словно унесенная порывом ветра паутина.
Все было неразрывно – и желание Пэллес стало желанием реки.
Теперь Пэллес сосредоточилась на одной ноте своей песни, где были кудрявые волосы, голубой плащ и серые мундиры. Они казались очень маленькими и находились далеко – но они были. Пэллес ощутила спрятанные в барже жизни так же просто, как ощущала ранний снегопад в Божьих Зубах и схватку форели и карпа в дельте Тераны. Она увидела, что опасность, угрожавшая людям на барже, совсем невелика; чтобы спасти их, необходимо всего лишь унести баржу, а уж это было для нее естественным занятием.
Разве не была она рекой?
Пэллес вдохнула, и поток, катившийся от гор до моря, застыл всей своей массой,
Пэллес выдохнула, и вокруг нее собралась Сила, превосходившая всякое воображение.
Дикая девка вытащила ножи и снова приблизилась, размахивая ими с невероятной скоростью. На лице застыла сосредоточенность. Берн позволил ей подойти ближе и стал выжидать; когда она оказалась в пределах досягаемости, он нанес удар, целясь в голову. Женщина ускользнула – несмотря на всю магическую Силу Берна, Косалл оставался большим и довольно неуклюжим оружием.
Когда она нырнула под меч, Берн ударил ее ногой в ребра, сконцентрировав свою защиту на солнечном сплетении, чтобы помешать ей воткнуть туда нож. Кончик ножа пронзил камзол графа и скользнул по коже. Удар ногой достиг своей цели и отбросил девушку словно куклу; она покатилась по мосту.
Затем встала, пошатываясь, и облизнула окровавленные губы. Похоже, удар повредил внутренности. Однако она ухмыльнулась и показала на ногу Берна.
– Ты не неуязвим, – заметила она.
Берн посмотрел вниз. Дикая девка рассекла ему ногу, которой он пнул ее, рассекла вторым клинком. Порез был неглубоким, он только рассек кожу. Брюки мгновенно намокли от крови.