Герои Вопреки. Часть I
Шрифт:
В центре, дома были сложены из толстых бревен. Они величаво возвышались над остальными и красились белой известью, поверх которой наносились красной краской узоры и рисунки.
Крыши у них состояли из наложенных друг на друга резных деревянных пластин, которые регулярно обновлялись.
Дальше от центральной улицы, стояли избы попроще и пониже, щели между бревнами чернели смолой, а крыши укрывались соломенными связками.
Но даже самые плохонькие были искусно украшены резными наличниками на дверных и оконных проемах. Прямо в лицо
По улице пробежала светловолосая девочка, в слишком большой для нее рубахе. Она, с гордым видом, погоняла стайку домашних птиц необычно пестрой расцветки.
Выглядела при этом, как маршал, проводящий парад войск через триумфальную арку. За пышными перьями и звонкими по-птичьи трелями, сложно было даже понять на что похожи птицы. На утку или короткохвостого павлина.
Проследив за необычной процессией, Еремей вдруг наткнулся на внимательный и цепкий взгляд.
С крыльца самого большого дома, прямо Еремею в глаза уставился здоровенный котяра. Черный и лохматый, он смахивал толи на большого манула, толи на маленькую рысь. Круглые глаза, с солидную монету, смотрят прямо и не мигая.
Еремей невольно отвел взгляд сам, убеждая себя, что совершенно нисколечко не начал бояться котов.
Хотя признал, что при таких зверюгах, в деревне можно и без собак обойтись. Их кстати и вовсе не было видно.
«Может псы только для охоты, — подумал он, поспешно отворачиваясь от, пугающе разумного на вид, животного.»
И неуклюже заковылял по улице в сторону гула голосов.
— Какой странный «прикид» у женщин, — пробормотал он себе под нос, увидев спешащих в том же направлении женщин. — Юбка гармошкой, кожаное пончо и высокая шапка с ленточками. Это чем обусловлено интересно.
Придумать какую-то версию он не успел. Из-за ближайшего дома, слева от него, показался, привлекая к себе внимание, крытый дощатый настил, похожий на широкую и низкую беседку.
На нем расположились, сипло похохатывая, боевитые старички. Бросилось в глаза, что все они в лаптях. Характерная плетеная подошва с петельками, к которым крепятся завязки, обтягивающие обмотанную вокруг стопы тряпицу.
Похоже на его собственные обмотки, что не так давно спасли от колючек в подлеске.
Старики сидели кружком, каждый на собственном домашнем коврике, и покуривали странные громоздкие трубки.
С особо довольными ухмылками они по очереди швыряли в чашку камушки различной формы.
В свое время, с таким же выражением, раздувшийся от самодовольства дед Еремея ложил пару козырных карт на плечи своего соседа, приговаривая: «на погоны».
«Любопытный досуг. Аналог игры в кости или способ предсказания будущего в состоянии измеренного гербарием сознания, — улыбнулся про себя Еремей. — Интересно сколько им лет.»
По старому опыту он знал, что в дремучих деревнях никто «лет не считает и зимам порядку не ведает». Деревенских это волнует только до совершеннолетия и женитьбы.
Потом всем становится резко
Позади него стояли двое, Нарким и Матруша. Оба нарядные и красивые. Только у девушки еще остались круги под глазами, да кожа бледная.
Впрочем, ее это не портило. Матруша низко поклонилась ему в ноги и дрожащим голосом заговорила. Правда настолько невнятно, что пришлось догадываться, что она его по-видимому благодарит.
Нарким морщился, но не мешал.
Близко подходить девица, впрочем, не стала. Ее заметно пошатывало. И жених, присоединив еще раз свою благодарность, повел ее в том же направлении, куда шел Аз. Кивнув, чтобы колдун следовал за ними.
На широкой, утоптанной площадке перед распахнутыми воротами собралась почти вся деревня. За исключением малых детей и стариков.
В проеме частокола, хмуро накручивая ус, стоял Голова. Позади него выстроилось четверо женщин в белых расшитых платьях. Лица их с головой были накрыты странными масками. Волосы убраны под одежду и даже глаз не видно за плотной вышивкой.
«Ага, у нас тут что-то вроде собрания священной инквизиции и суда Линча намечается. И похоже я виновник этого торжества, — с горечью подумал Еремей, провожая взглядом странную процессию, что тесной группой вела кого-то к открытому пятачку.»
В стороне прижались друг к дружке и беззвучно плакали, видимо, мать и две сестры Йунгри. На лицах застыл немой ужас и неверие.
Женщина, время от времени, с мольбой и укоризной бросает взгляды на Пренара, которого о чем-то расспрашивает Голова. Тот вяло и односложно отвечает с безучастным видом. Стараясь, впрочем, не смотреть на своих.
Странная процессия разошлась в стороны и стало видно девочку, что они волокли под руки.
Обвешанная связками какой-то травы, она выглядела еще похуже, чем Матруша, когда Аз ее впервые увидел на столе. Ножки девочки волочились по земле, не успевая найти опору. Отчего за процессией в земле оставались две характерные полосы.
Еремей конечно мог вспомнить, что видал ситуации и похуже. И тоже ничего как правило не мог поделать. Другие времена и нравы. Но…
«Жеваный стыд, этот мир совсем не настоящий, почему я каждый раз должен мучиться, — злился он на себя. — Почему глаза и сердце верят ему, как родному. Сердце, оно же должно было ожесточиться уже.
Или нет, того сердца больше нет. Теперь у меня новое. И ему больно словно в первый раз. Странно, что именно мне пришлось выбрать кому жить. И выбор то вроде очевидный. Но… Хотя, ну, не сидеть же мне было сложа руки в самом деле. Как-то все сложно конечно…»
Еремей стоял, опустив голову. Пальцы на, висящих вдоль тела, руках сжимались и разжимались.
Ему было страшно смотреть на Пренара. Но, бросив мимолетный взгляд, он не увидел у того на лице ни следа ярости. Тот вообще никуда больше не смотрел, будто сам испытывал скорее стыд.