Герои зоны. Пенталогия

Шакилов Александр

Да что она о себе возомнила, думает Глоссер, но вслух говорит иное:

– Я справлюсь, милочка. Благодарю за вашу заботу. – И видя, что она разлепляет алые губки, чтобы возразить, добавляет: – Вы можете быть свободны сегодня. Я даю вам отгул. Вам всем.

Последнее относится к двухцветной биомассе.

– Но, Лев Аркадьевич, это невозможно…

Столько лет этобыло невозможно. Столько долгихдолгих лет, месяцев, дней, ночей и бесконечных секунд. А теперь, когда все должно осуществиться, когда он наконец решился, ему постоянно мешают! То роняют препараты,

то давят их каблуками, то заявляется толстый боров со Знаком и велит лечить своего сотрудникаубийцу, который – сюрприз! – тоже небезынтересен Льву Аркадьевичу. И после всего этого какаято девка, соплюха, толькотолько после медучилища, будет ему указывать, что можно, а что нет?!

– ПОШЛИ ВСЕ ВОН!!! – Глоссер хватает скальпель с передвижной операционной стойки.

Острое лезвие – это клык хищного зверя. А зверь – это Глоссер. Ксеноновый свет ламп отражается от лезвия, запуская по стенам вприпрыжку стайку солнечных зайчиков.

Уже через миг зайчики пляшут в глазах Татьяны – его Татьяны! – и тонут в их бездне.

Члены бригады наперебой уговаривают главврача положить скальпель, он ведь немножко переутомился, ему нужно отдохнуть, операция не к спеху, потом сделаем, завтра или через полчасика, попьем чайку и сделаем…

Ноздри Глоссера трепещут. От всей этой своры за километр воняет адреналином. Они что, совсем его за психа держат? Будто он не понимает, что стоит только положить скальпель, как все они накинутся на него, вызовут охрану – и тогда никакой операции уже точно не будет. Салаги. Он столько раз оперировал под огнем противника, среди разрывов мин и бомб и даже во время рукопашной, что ему не составит труда справиться со сворой обезьян, возомнивших себя врачами только потому, что они нацепили униформу.

Хотя…

Они правы. Операция не нужна. Зачем Татьяне операция? Она же здорова.

Ей и Лёве не место здесь.

– Милочка, все будет в порядке, – шепчет он подруге своей молодости. – Скоро мы останемся вдвоем – и тогда…

Шевеля сизыми щеками, счастливый отец двойняшек чтото говорит. Что – неважно. Главное – Глоссера ему не остановить. И все равно уже, на кого падет подозрение, ведь подозревать никого не придется.

Лев Аркадьевич разом решит все проблемы, преследующие его много лет. Разрубит скальпелем гордиев узел – и уцелеет. Как уцелел там, на Балканах, где он пожертвовал войне пять лет молодости.

Краем глаза он видит, как инженер по медицинскому оборудованию бесшумно снимает со стойки монитор, пока его – хаха, сошедшего с ума главврача – отвлекает научившаяся разговаривать волосатая горилла. Похоже, дурачокинженер рассчитывает использовать казенную электронику в качестве щита. Глоссер ошибается – не как щит, а как булаву. Занеся монитор над головой, инженер кидается к главврачу. Лучше бы этот дурачок, не зная, куда деть руки, дергал себя за ухо или другие части тела. Целее был бы.

Короткий выпад, левую вверх, отводя удар монитором в сторону по касательной, а скальпелем – в сердце нападающему. Лезвие такое острое, что может рассечь кость. Кожа ему – тьфу. Много жировых и чуток мышечных тканей – тьфутьфу. И сразу скальпель на себя, чтобы не застрял в теле, которое еще не осознало, что уже мертво. И тут же шаг в сторону,

уклоняясь от атаки здоровенной бабищи операционной сестры, которая, зачемто растопырив руки, шагнула к Глоссеру. Если она уверена, что сумеет своими молочными железами – пусть даже столь внушительными – остановить Льва Аркадьевича, то она ошибается. За годы практики он, уж поверьте, научился без малейших рефлексий резать по живому. Инженер еще только собирается рухнуть на пол, в лужу собственной крови, а кончик скальпеля уже чиркает по правой сонной, заодно рассекая восходящую артерию шеи старшей операционной сестры и… Глоссеру трудней было увернуться от алого фонтана, брызнувшего из бабищи, чем дать ей шанс выжить.

На нем ни капли. Вот что значит – чистая работа!

Младшая операционная сестра, закатывая васильковые глаза, – дура, блондинка, истеричка! – принимается вопить:

– Лев Аркадьевич, как можно?! Вы же ее убили!!! Вы же!..

Дернувшись было к главврачу, анестезиолог замирает восковой фигурой. Щетина на побледневшем лице выделяется четче. Он выдыхает адреналин, адреналин сочится из всех его пор. Поставьте перед ним «утку» – и адреналином он будет… Впрочем, это уже лишнее.

– Ничего страшного, Реваз Георгиевич. Со всеми бывает. Вам ведь нельзя рисковать, не забывайте. У вас ведь дочери родились. Еще раз мои поздравления, всех благ вашей жене.

Лев Аркадьевич злорадно наблюдает за большим человеком, не знающим что делать. Вроде бы надо геройствовать, но ведь о семье за него никто не подумает. Пусть теперь этот небритый мужлан расскажет о новостях по телевизору, про вино пусть поведает. И даже смахнет на пол свои «микстуры». Ничего уже не изменить. Плевать, что Реваз Георгиевич высок, широк в плечах, а кулаки у него – кувалды. Лева Глоссер в молодости пять лет оттрубил военврачом в Боснии. В аду. В грязи и крови, в бесконечной бойне и пожарищах. Это чтото да и значит.

– Лев Аркадьевич, прекратите! – Блондинка попятилась к выходу из операционной.

Напрасно. Тут главврач решает, кому умереть, а кому отступить с поля боя.

Закинув девушку Татьяну на плечо, он устремляется следом.

На пути у него встают ассистенты. Беспородные щенки!

Таких принято топить в собственной крови.

Глава 8

Ковровая бомбардировка

Чего я ожидал от Лона, которое не роскошь, но средство передвижения?

Как минимум, чегото такого. В крайнем случае – эдакого.

Мириады звезды обязаны были устремиться ко мне, превратившись в серебристые линии без конца и края. Вариант: меня и сына закручивает спиралью, нисходящей как раз туда, куда нам надо.

Все оказалось проще и совсем без спецэффектов: мы ввалились в Лоно с арктического льда, задержав в легких морозный колкий воздух, а через миг оказались в летней жаре, пропахшей бензиновым выхлопом.

Меня оглушило звуковым ударом. Из ушей чуть кровь не потекла. Гигантское яйцо свернулось, вот в чем причина. А еще так бывает, когда кулаком лупят по клаксону, отчаянно умоляя зазевавшегося пешехода убраться с проезжей части. Причем конкретно сейчас так и было.